Ровесники. Герой асфальта (редактор, составитель, художник Ellen79)

Ноги мои уже успели онеметь второй раз за последние несколько часов, когда Виталик, судорожно дёрнувшись, замер вдруг и медленно опустился мне на грудь. Стало ещё жарче. Крупные капли пота скатывались с его мокрых волос. Я погладила их, взлохматила обеими руками:

– Всё нормально?

– Со мной?.. Да…А ты как?

– В порядке.

Разумеется, я врала. Редкая девушка будет в порядке, теряя невинность при таких обстоятельствах. Но, в принципе, наверное, бывает гораздо хуже. Потом мы ещё долго сидели на том же верстаке, крепко прижимаясь друг к другу. Виталик гладил мои спутавшиеся волосы, пытаясь расчесать их своими пальцами как гребешком, и беспрерывно чмокал меня в лицо. Какое-то время оба мы опустошённо молчали. Первые признаки жизни подал Виталик.

– Что же мы наделали, Ксюш? – В голосе его я услышала натуральное отчаяние. – Не надо было так… Вдруг ты… Мы же ничем не предохранялись…

– Опомнился. – Это непрекращающееся нытьё и сплошные страхи меня уже начали всерьёз раздражать – Ты же за меня отвечаешь, правда? Или я ошибаюсь?

– Нет, ты что?.. Я всегда буду с тобой, ты же знаешь…Но если вдруг… Что мы будем тогда делать?

– А что обычно делают в таких случаях? Аборт, конечно.

– Что?! – Виталик даже отпрянул от меня, будто я внезапно стала раскалённой на плите сковородкой. В лунном свете глаза его горели от ужаса.

– А что ты предлагаешь? Пожениться, родить ребенка и жить одной семьёй? Хороша перспектива в пятнадцать лет!

– Нам уже почти шестнадцать.

– Велика разница! Ты со своей нынешней семьёй сперва разберись. С папой и мамой. А о своей судьбе я сама хочу заботиться.

Говорила я почему-то грубо и резко. Этот мой тон расстроил Виталика окончательно, и он опять надолго умолк. На самом же деле никакого аборта я делать не собиралась. Я вообще так легко решилась на близость именно потому, что как раз в этот день залететь не могла. По-крайней мере, об этом свидетельствовал мой природный цикл. Хотя некоторая доля риска всё же существовала, и это необъяснимо меня злило. Не из-за того, что я боялась, нет. Просто неприятно было понимать, что Виталик сокрушался о возможных последствиях только теперь, когда ничего уже нельзя исправить. Вряд ли такие же мысли приходили ему в голову в процессе дела. Тогда ему было просто хорошо. Не знаю, на кого я обижалась? Сама же спровоцировала Виталика на близость, можно сказать, заставила его лишить меня невинности, а ведь он живой человек. Подросток в самом расцвете полового созревания, к тому же по уши влюблённый. И всё-таки слишком легко он сдался. Не проявил достаточной твёрдости, хотя ему-то, в отличие от меня, ничего не известно о каких-то там мудрёных менструальных фазах в женском организме. Какой-то язвительный гнус внутри моего сознания очень хотел напугать Виталика, чтобы особо не расслаблялся после того, что произошло. Пусть помучается угрызениями совести. Пусть понервничает за меня, а заодно уж и за себя. Не всё в жизни даётся просто так, на халяву.

– Ксюша…Ксюш…

Я изумленно подняла лицо. Виталик плакал…Даже в темноте я видела слёзы, заполонившие его глаза – крупные и совершенно неожиданные.

– Ты что? – Все злые мысли забылись в один миг, сердце охватила небывалая нежность и, уже не помня себя, я обняла Виталика за шею. – Ты что, дурачок ты мой? Ну что ты? Всё же хорошо…Мы же вместе…Чего ты?

– Вместе…- И он судорожно прижал меня к себе, словно я могла куда-то деться. – Вместе… Навсегда, правда?.. Мы ведь никогда больше не поссоримся? Я не могу без тебя, котёнок… Зайчик мой…Прости меня за все… Я должен был себя контролировать…Прости, пожалуйста…Мы все проблемы решим вместе…Я умру за тебя…

– Что ты, глупенький? Что ты…Ни в чём ты не виноват. Ничего не случится. Я знаю…Успокойся…Это ты меня прости. За всё… И за Канарейку…Я не хотела…

– Я знаю, я знаю, Ксюш…Ты не уйдёшь к нему? Ты не бросишь меня? Я ведь не такой…Он все умеет, а я…Я такой дурак…

– Ты умница Ты лучше всех. Правда. Зачем мне Канарейка? Ему бы и в голову не пришло так переживать о последствиях. Он же только о себе думает. Никогда, ты слышишь, никогда не смей меня к нему ревновать. Я сделала свой выбор. Ты же убедился…Ты же веришь? Никому другому я бы не позволила. Только тебе одному…

– Я верю…Я знаю.. Я так тебя люблю…

Выбор свой я действительно сейчас сделала – отдаваясь Виталику, я страховалась от возможных будущих преград в наших отношениях, одним махом отсекая любую вероятность потерять Виталика. Теперь я была твёрдо уверена – он не посмеет меня бросить никогда в жизни, даже если снова приревнует к кому бы то ни было. И что бы ни случилось, отныне Виталик целиком и полностью принадлежал мне. Расчётливо и ловко я привязала его к себе намертво, и с этих пор могла не бояться трудностей. Он был мой. Только мой…

А время шло… Никто не собирался за нами приходить. О нас, казалось, совсем позабыли. Но думать об этом почему-то не хотелось. Уже не рассчитывая обрести свободу в ближайшем будущем, мы устроились на полу, да так и заснули под дверью, обнимая друг друга. Спалось мне на диво хорошо – всю оставшуюся ночь до утра меня согревали тёплые и надёжные руки Виталика, и, доверчиво утыкаясь в его мягкий свитер, я чувствовала удивительный покой и бескрайнюю радость. Наконец-то всё в моей жизни было хорошо…

37

Ключ в замке повернулся, когда мы ещё спали, я даже не услышала этого осторожного звука. Разбудил меня только вспыхнувший внезапно свет и громкие голоса.

– Ну вот, я же говорил, что они здесь!

– Конечно, куда они могли отсюда деться!

– Живые-здоровые, спят как суслики!

– Эй, сонные тетери, вставайте!

Свет резал глаза, и я никак не могла их открыть, однако с пола попыталась встать сразу же. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь над нами смеялся. Виталик опомнился быстрее – подскочил, опережая меня. На пороге стояли Ленка и Мишка. Сладкая парочка, весёлая и беззаботная, от них пахло изумительной свежестью и морозом.

– Это так сейчас модно прикалываться? – Беззлобно поинтересовался Виталик, стараясь, впрочем, придать своему голосу максимальную строгость. Надо думать, что «шутники» нисколько не смутились от этого замечания. Раскопин, дурачась, приложил руки к груди:

– Ну извините, извините, так получилось. Случайно. Хотели на часик вас запереть, а потом забыли совсем. Сами понимаете – веселье, танцы-шманцы. Как вы тут? Голодные, наверное?

Только сейчас я с удивлением вспомнила, что в последний раз ела вчера днем.

– Да нет, что вы. – Всё так же саркастически возразил Виталик. – Мы могли бы тут ещё недельку-другую посидеть. Совести у вас нету. Робинзон Крузо на необитаемом острове хоть чем-то мог питаться. А нам тут разве что столы можно было погрызть.

– Ой, да ладно тебе брюзжать! – Хихикнула Ленка, оглядывая меня с нехорошим любопытством. – Ты всю ночь с любимой девушкой провёл, как тут можно о еде думать?

Честно говоря, об этом я тоже подумала. Выходит, не настолько уж сильно Виталик потерял голову, раз даже со мной наедине ощущал муки голода. Выходит, и не случилось между нами ничего особенного. Примитивная случка – вроде тех, что любит устраивать Канарейка в физкультурной раздевалке.

Радостное настроение, с которым я вчера засыпала, исчезло без следа. Теперь, с приходом нового дня, я испытывала только жгучий стыд и досаду из-за того, что, пожалуй, слишком поспешила стать женщиной. Виталик держался скованно и, стоя вблизи, не решался посмотреть мне в глаза. Видно, и его голова к утру совершенно прояснилась. Впрочем, если разобраться, он ничего и не хотел.

Когда мы все вчетвером покидали злополучную мастерскую, было восемь часов. Школьные коридоры пустовали – как-никак, четверть уже закончилась, а, значит, начались новогодние каникулы. Однако жизнь здесь ещё шла своим, размеренным чередом. Педагоги заканчивали какие-то важные дела, уборщица мыла полы после вчерашней дискотеки. Она открыла нам дверь в раздевалку, и мы с Виталиком забрали оттуда свои куртки, одиноко болтающиеся на двух разных вешалках.