Ровесники. Герой асфальта (редактор, составитель, художник Ellen79)
Шрифт:
– Ничего не понимаю…- Бормотала пожилая, краснолицая женщина в поношенном синем халате, наблюдая, как мы с Виталиком одеваемся. – А я думаю, что это за вещи? Раздетые, что ли, вчера домой ушли по морозу? Или вы не уходили никуда?
– Не уходили. – Откровенно созналась Ленка. – Их вчера случайно в классе закрыли.
– На всю ночь, что ли?! – В ужасе всплеснула руками уборщица и посмотрела на нас с Виталиком с глубочайшим состраданием. – Это как же?...А я… Что ж это я не увидела? Как же родители-то ваши?.. С ума там, поди, сошли уже…
Да уж… Я представляла состояние моих родителей. И то, что меня ждало дома, даже трудно было вообразить. Лучше не думать.
Мишка и Ленка топтались у входа в раздевалку вместе с уборщицей. Они, казалось,
– Ну простите нас, ребята…
– Ничего же страшного не случилось, правда?
Правда… То, что случилось – совсем не страшно. И в какой-то степени круто. А главное, очень важно для дальнейших отношений. Интересно, догадывались ли Ленка с Мишкой о чём-нибудь?
– Ты домой сейчас?
Услышав рядом тихий вопрос Виталика, я, не оборачиваясь, пожала плечами:
– Не знаю. Страшно туда идти. А надо.
– Гулять будешь днём?
– Не знаю, Виталь. Если мамка не убьет, то выйду, скорее всего.
– Я за тобой зайду. Можно?
– Можно. Заходи.
Разговаривали мы вполголоса, и друг на друга всё это время не смотрели, однако наши освободители успели сделать для себя радостный вывод: примирение состоялось. Я заметила, как они переглянулись между собой многозначительно и сразу вдруг начали прощаться.
– Ну ладно. Раз с вами всё в порядке, мы тогда пойдём.
– Да, пошли, Миша. Дорогу домой они, думаю, найдут.
– Пока, давайте!
Они уходили, весело болтая и держась за руки, а мне почему-то было грустно. И на Виталика по-прежнему смотреть не хотелось. Я даже не знала, что ему сказать, а ведь верила всерьёз – стоит нам помириться, и я с ума сойду от счастья, и вечности мне не хватит, чтобы с Виталиком наговориться. Так что же происходит? Теперь мы вместе. По-настоящему. Но где же оно, это ликование? И почему сердце молчит как контуженное?
Из школы мы вышли молча. Утро только вступало в свои права – оно уже сейчас обещало перерасти в устойчиво-погожий денёк. Под ногами приятно похрустывал чистый снег, щёки пощипывал лёгкий морозец. Проходя через внутренний двор, я не удержалась – бросила прощальный взгляд на тёмные окна мастерской. Теперь, пожалуй, я буду долго о ней вспоминать.
На спортивной площадке, перед школой, оказывается, сидела вся наша компания. Это было полной неожиданностью для нас с Виталиком – он сразу же сбавил шаг, и я машинально последовала его примеру. В другое время я бы, безусловно, рванула к своим, не задумываясь. Тем более понимая, что именно ребят я обязана благодарить за Виталика. Но сам Виталик явно избегал недавних друзей. К тому же, в центре тусовки как всегда сидел Канарейка. Его легко было сразу узнать по неизменному «пилоту» и вечному отсутствию шапки на голове.
Никаких следов вчерашнего веселья в пьяном виде! Лицо свежо как белеющий рядом снег. Тёмные волосы небрежно рассыпаны и падают на чистый лоб. Вадим сидел с ногами на ледяной скамейке и, по своему обыкновению, курил, стряхивая пепел в ближайший сугроб. Юный король Людовик Четырнадцатый в окружении своей свиты… Он заметил нас ещё издалека, но даже вида об этом не подал, только взглянул один раз быстро и внимательно. Я тоже, в свою очередь, успела посмотреть Канарейке в глаза, и всё мгновенно поняла. Вот он, способ, который изобрёл Вадим, о котором и говорил мне тогда! Он же обещал помирить нас с Виталиком, не принимая в этой затее непосредственного участия! И почему мне сразу не пришло в голову, КТО руководил действиями ребят? Оставаясь в стороне, Канарейка, подобно режиссёру в театре, координировал игру своих актёров. Сперва с помощью Чернова и Раскопина заманил в мастерскую Виталика, затем отправил Ленку с Маринкой за мной, и те таким же обманным путем завлекли меня в кабинет труда. И никто не забыл нас оттуда освободить – так с самого начала было задумано! Мы должны были провести вместе целую ночь. Только такой долгий срок заточения мог наверняка заставить нас сблизиться. Душевно или физически – не важно. А я-то думала, что Вадиму
вчера было не до нас! Когда же я, в конце концов, научусь понимать этого парня?! Когда смогу постигнуть его удивительную натуру? Что на самом деле прячется за этими, постоянно насмешливыми глазами?Он и сейчас провожал нас ироничным, снисходительным взглядом. Я не видела его усмешки, но инстинктивно ощущала её неизменное присутствие. Потому что даже добрые дела Вадим Канаренко совершал именно с таким вот оттенком усталого пренебрежения. Так короли отдают указ о помиловании мелкого воришки – стоит ли, мол, тратить время и нервы на подобную ерунду, когда есть масса более серьёзных дел? Что ж, как бы там ни было, мысленно я всё-таки поблагодарила Вадима за помощь. Лично подойти и выразить ему свою признательность я, естественно, не рискнула. Виталик прошел мимо компании как мимо стены, глядя себе под ноги, и мне пришлось идти за ним. Никто не окликнул нас, не попытался остановить – и встретили, и проводили нас с Виталиком гробовой тишиной. Даже Ленка с Мишкой, которые до этого, перебивая друг друга, рассказывали ребятам о чём-то (вероятно – о нас), на время умолкли. Они всё понимали. Недаром же столько времени следили за нашими отношениями. И сейчас они, наверное, совсем забыли и о Шумляеве, и о том, что Виталик – предатель. Всё еще могло утрястись. Особенно теперь, когда мы помирились. Теперь я могла поговорить с Виталиком, оказать на него благотворное влияние и, дай бог, вытянуть его из неблагоприятной среды общения. Кстати, не эту ли цель в конечном итоге преследовал Вадим, взявшись нас помирить?
– Ты это надолго?
– Что – надолго?
– Ты понял, о чём я говорю. Долго будешь обижаться?
Мы уже вышли за ворота школы. Компания осталась далеко позади, и я тут же попыталась оправдать доверие ребят. Не так-то легко это оказалось – Виталик насупился, низко склонил поднявшуюся, было, голову.
– Чего ты молчишь? – Снова атаковала я его безжалостно. – Скажи, что ты теперь собираешься делать?
– Ксюш, я ещё об этом не думал. Но с Канарейкой я не помирюсь, это однозначно.
– По-моему, ты все слишком близко к сердцу принимаешь. А ведь если бы не он, мы бы по-прежнему друг друга избегали.
– Давай начнем с того, что если бы не он, мы бы вообще никогда друг друга не избегали.
Иногда Виталик умел проявлять просто дикое упрямство, спор с ним в таких ситуациях вызывал в моей душе одно сплошное раздражение, особенно когда себя я считала правой.
– Значит, остаёшься в банде Шумляева? Ну здорово… И мне прикажешь туда вступить? Придумаем себе эмблемы на одежде. Свастику, например, или голый череп со скрещенными костями. Всё лучше, чем дружить с Канарейкой! Почему, кстати, не с Вадькой? Кажется, раньше ты его только так называл.
Виталик шёл, внимательно изучая носки своих ботинок.
– Раньше всё было по-другому.
– Ну конечно! Раньше не было меня и некого было к нему ревновать. Ты до сих пор боишься, что я уйду к Вадиму? Даже сейчас, после того, что между нами было?
– Н-нет…- Виталик поморщился, словно я дёрнула его за какой-то невидимый внутренний нерв.
– Тогда в чём дело?
– Я не могу его простить.
– Вот оно что… Меня можешь, а его – нет? Почему, объясни? – Я требовательно потянула парня за рукав куртки, заставила повернуться ко мне.
– Я не знаю, Ксюш. Не могу объяснить.
– Ну ладно, так чего же ты тогда за него переживаешь так сильно? Если уж считаешь Канарейку виноватым во всех смертных грехах, накажи его, как тебя Шумляев учит! Вымани к забору, пусть твои новоявленные друзья его покалечат!
– Ксюш… - Виталик принял слабую попытку возразить, но я не дала ему такой возможности.
– Чего – Ксюш?! Разве он этого не заслужил? Да его, скотину, убить – и то мало! Чего же ты играешь в благородство? У тебя теперь своя компания, в которой все законы – волчьи! Ты об этом знал, когда в неё вступал, так что теперь будь добр вести себя так же как они!