Роза для навигатора

— Тех, кто приезжает часто, видно сразу.

— У них не настолько обалделые лица? — спросила я, примерно представляя, как со стороны выгляжу.

— Точно, — коротко посмеялся он.

Я внимательно посмотрела на него. Видела еще вчера, когда встречал нас в аэропорту Нальчика, объяснял правила, рассказывал о том, куда и когда пойдём. Но то было вчера, а сейчас мы говорили один на один, остальные разбрелись кто куда, ребята затеяли швыряться снежками, как маленькие, девчонки визжали, мстили снежками в ответ…

Всё это внезапно отдалилось куда-то на край мира, и сгинуло в пропасти. Я смотрела в серые глаза Олега, тогда еще Валерьевича для меня, и понимала, что падаю спиной вниз в океан и погружаюсь на дно, неотвратимо и безоглядно.

Он потом говорил, что чувствовал то же самое.

Я долго не могла поверить, всё-таки любовь с первого взгляда, да ещё взаимная, — это про фильмы и книги, но чтобы в жизни случалось такое: просто цепляетесь взглядами, глаза в глаза, и всё, обратной дороги уже нет… Никогда, так не бывает. Я считала себя умной девочкой, которая не верит в сладкие сказки. И потому старалась близко к Олегу не подходить, и уж тем более, не оставаться с ним наедине, как на станции «Мир». Мне девятнадцать, жизнь только начинается, зачем бросаться в какие-то невнятные отношения, так я тогда по наивности своей рассуждала. Я уеду, он останется. Ничего с этим сделаешь.

Я уеду… и буду знать всю оставшуюся жизнь, что где-то в горах водит туристов по тропам такой человек. Темноволосый, с серыми глазами…

Единственный.

Он, как мне казалось, ничем не выделял меня из остальной группы. Но иногда наши взгляды пересекались. Я не могла не посматривать на него украдкой, слишком открыто глядеть не решалась, вдруг еще подумает, будто я пялюсь. Стыда же не оберёшься потом!

Но каждый раз, когда я бросала взгляд, я натыкалась на ответный. Затылком чуял, что ли? Вот же досада, даже рассмотреть человека как следует незаметно не получается!

Он сам ко мне подошёл вечером.

Вечера в горах стремительны и безжалостны. Едва солнце падает за склон — на ущелье обрушивается мрак. И лишь свет фонарей туристической базы тебе в помощь…Удивительно после долгих белых ночей Петербурга видеть густую звёздную ночь после двадцати…

Но если спуститься вниз, на смотровую площадку, карнизом нависшую над ущельем, то в узком, стиснутом близкими скалами небе, можно увидеть звёзды. Крупные, яркие, — воздух в горах намного чище напоенного смогом воздуха мегаполиса. На звёзды можно смотреть бесконечно! Млечный Путь, созвездие Кассиопеи буквой W, Медведицы… на этом мои скудные познания в астрономии заканчивались. Но всё равно красиво. Даже если не знаешь, как это называется…

Олег подошёл, встал рядом. Не убегать же от него… Я почти ждала банальщины вроде: «девушка, что вы делаете сегодня вечером». Ошиблась. Он жестом фокусника вынул из-за спины руку и протянул мне розу. Один цветок, в оранжевом свете фонаря он казался чёрным.

— Спа-сибо, — на выдохе сказала я, принимая подарок.

Стебель кололся, но я не чувствовала шипов. Смотрела на Олега, а он смотрел на меня, и наши взгляды сшивали в единое целое две разных Вечности.

А потом мы целовались, яростно, как в последний раз, и где была голова разумной девочки, не верящей в любовь с первого взгляда? Нигде, понятное дело. И какие могут быть рациональные мысли в момент, когда тебя глушит громадным, сверкающим, взаимным чувством?

Когда я почти умерла на пике шторма, Олег отстранил меня — на полладони, и только тогда я поняла, что забыла дышать, и задышала — как пойманная в сети рыбка. Засмеялась от пришедшего на ум сравнения: вот ведь, как в тему. Поймали меня, и именно в сети. Сейчас поджарят на ужин…

А потом мы говорили. Говорили и говорили, и целовались, и снова говорили, и Олег назвал мне все звёзды на небе, я всё равно ни одну не запомнила, смотрела на звёзды в его глазах. Он рассказал о завтрашнем треке к водопаду Терскол; он любил горы, любил водить по туристическим тропам новичков и рассказывать им о красотах горного края. А я… что я могла о себе-то сказать? Как в том древнем фильме из прошлого века: студентка, комсомолка…

Он посмеялся.

— Ты забыла добавить — красавица.

— Я обычная, — возразила я.

— Я вижу, — мягкая полуулыбка, сияющий взгляд.

И уже не забыть. Тёмные волнистые волосы по плечам, потрясающая, солнечная улыбка. Человек с такой улыбкой просто не может быть злым, по определению. А рука… горячая, невыносимо родная… вот правда что встретились две половинки, кому сказать, не поверят. Я сама не поверила бы еще день назад.

Что, прямо с первого взгляда? Да ну.

А назавтра путь к водопаду оборвался, толком не начавшись. Я подвернула ногу и, падая, ударилась головой о камень. Вывих и сотряс, получи и распишись, невезучая ты дурочка.

Олег вызвал спасателей, вернул на базу всю группу, не отходил от меня ни на шаг. Сквозь волны муторного забытья я чувствовала его ладонь у себя на запястье, а когда окончательно пришла в себя в медпункте турбазы, то увидела его рядом.

В белом халате на широких плечах, он сидел рядом на колченогом табурете. Увидел, что я очнулась, снова взял за руку. И снова искры, будто всё тело прокололо иголочками. Я смотрела в лицо, ставшее родным вечность назад (а по сути, смех выговорить, позавчера) и не находила слов.

Было больно, досадно, обидно. Нормальный отдых для меня закончился, очевидно. Госпитализация на равнину не требовалась. Но — покой, это без вариантов. Никаких тебе водопадов, обсерваторий, ледников. Лежи и жди, когда разрешат подняться…

Все эти дни Олег навещал меня так часто, как только мог. Урывал время от экскурсий, выкраивал драгоценные минуты из собственного сна. Поцелуи поцелуями, но когда мужчина вот так заботится о девушке, с которой даже ещё и не спал, это говорит о многом.

Держал… за руку… жаркий след от его ладони до сих пор, шесть лет спустя, горел там же…

* * *

Код серо-синий, стационар Службы Спасения двенадцать и шесть, наше время

Я смотрела в светлый, приглушённый, потолок и не понимала, где я, кто я, что вокруг творится. Творился тип в клеточку, которого я, похоже, хорошо знала и не любила. На краю моей… постели? — сидел еще один тип, с прозрачными, как слеза, волосами, и его ладонь прожигала мне запястье насквозь. В том же самом месте! Там, где должна была быть ладонь Олега!

Я выдернулась из чужих пальцев и зашипела:

— Не смей ко мне прикасаться!

Тип отдёрнулся назад, от него хлестнуло обидой. Сложная мешанина образов переводилась короткой фразой: вот она, благодарность человеческая. Спасай сколько хочешь, слова доброго не дождёшься.

А может быть, эти слова произнёс вслух клетчатый. Я толком не поняла.

— Маршав, — назвали меня по имени, и из памяти всплыло подтверждение: да, моё имя.

Странновато звучит, почему не Маргарита Александровна, и не просто Маргарита, и даже не Рита. Но это моё имя, я узнала его.