Роза для навигатора

Мы много бродили тогда по старому городу, взявшись за руки. Я поймала его в кадр на мосту с грифонами — стылый зимний ветер трепал Олегу тёмные волосы, и он натягивал вязаную шапочку, а я дразнила его южным растением, дрожащим на северном ветру, он отшучивался, а потом сгрёб в объятия, и мы целовались, целовались, целовались. На ветру, ага. Губы потом вспухли, я помнила.

Как же мне не хватало любимого. До рези под лопаткой. Снова взять его за руку, ощутить родное тепло, увидеть его улыбку, голос услышать… Но я готова была до конца дней не подходить к нему, если бы только могла знать, что у него всё хорошо. Что он выжил. Там и тогда, в том диком огне — выжил. Несмотря ни на что и вопреки всему!

— Что с вами происходит, Маршав?

Я с трудом отклеилась от драгоценных воспоминаний. Вспомнила, на каком я свете. В прошлом хронопласте, за семьсот с копейками лет от базового. Рядом с носителем разума чуждой во всех отношениях расы насекомых.

— Сейчас вы испытываете сильную боль. И это практически вывело вас из строя: вы утратили стабильность и бдительность.

Я потёрла ладонями лицо. Брас Типаэск прав, прав… а ну как высунется сейчас из заднего ряда проклятый Амбал?! Я мявкнуть не успею же. Несмотря на вбитый Кев условный рефлекс.

— Источник — в памяти вашего устройства? Личные воспоминания?

Я кивнула. Ещё какие личные! Те, что так и не восстановились в полном объёме со сделанного Санпором дампа шестилетней давности.

— Отключите… Посмотрите уже на базе. Когда мы туда доберёмся.

— Если доберёмся, — угрюмо ввернула я.

— Человеческий чёрный юмор, — кивнул Типаэск. — Понимаю. И всё же возьмите себя в руки. Вас убить сейчас — как чихнуть было. Радуйтесь, что живы…

Неприятная правда. Но деваться некуда. Я отключила смартфон и спрятала его в пространственный карман. Не потеряю!

— Поговорите со мной, Маршав, — попросил вдруг Типаэск. — О чём угодно.

— С вами всё в порядке? — забеспокоилась я, отметив повышенную бледность эмоционального фона.

Выражения «кровь бросилась в лицо» или «лицо залила мертвенная бледность» — не про насекомых. У них вместо крови — гемолимфа, желтовато-зелёного цвета. А на щеках вместо кожи — хитин. А вот эмоциональная составляющая эго-образа телепата, который тот транслирует миру, может рассказать о многом. Судя по ней, капитану Типаэску отчётливо было нехорошо…

— Вы, наверное, голодны, — предположила я. — Нам ещё… нам два часа еще лететь.

— Не в голоде дело, — отмахнулся он. — Чивртик… оказался сильнее, чем мы могли предположить. Большой талант… из тех, что приходят раз в сто лет, не чаще. И связался с преступниками, — в голосе крылатого отчётливо сквозила горечь. — Он мог пойти далеко! Сделать совершенно потрясающую карьеру на первом ранге…

— Не захотел, — сказала я. — А можно ли было вернуть его к той точке, где неверно принятое решение перекрывало ему возможность возврата к законопослушной жизни?

— Во времени? Нет. А вот стереть личностные воспоминания до этой точки и воспитать заново — да. Но ему не повезло. Биологическое тело прекратило существование. Технологий переноса сознания из одного тела в другое не существует.

— А в инфосфере…

— В инфосфере эхо активного сознания гаснет после биологической смерти быстро. Хотя попытки сохранить особенно ценный разум неоднократно предпринимались.

— И почему не получилось?

— Душа меняется на душу, разум — на разум, — слабо улыбнулся Типаэск. — Если кто-то после смерти получил шанс на новую жизнь, это означает только одно: кто-то другой умер вместо него. В инфосфере невозможно сохранить действующее сознание целиком. Только — память о нём. Понимаете?

— Честно говоря, не очень, — призналась я. — Но вот Чивртик, он с вами и он — жив? Так?

— Жив пока что… Потому что делит вместе со мной один мозг. Долго это продолжаться не может. Поэтому нам так важно успеть в Башиль до того, как подобное двойственное сосуществование перейдёт точку невозврата.

— А что будет потом?

— Потом меня восстановят с последнего дампа. То есть, все наши приключения от начала операции в посёлке «Северный Версаль» до того момента, как мы переступим шлюзовый порог хронобазы в Башиле, для меня будут потеряны. Говорю сейчас, потому что потом уже не будет времени. Вам нужно знать, с чем вы можете столкнуться, Маршав.

Вот когда как следует пробрало льдом по хребту. Он говорил спокойно и так, словно проделывал нечто подобное уже не раз. Я считала, что слишком много отдала службе, но Типаэск буквально кромсал на части свою душу, и всё во имя чего?!

— Служу Федерации, — бледно улыбнулся он, отвечая на мои мысли.

Какие воспоминания он отдал под тюрьму для Чивртика? Какой частью себя пожертвовал навсегда ради спасения целого? Боюсь, об этом я уже не узнаю. Если спрошу прямо, ведь не ответит.

— Как ваше крыло? — я не нашла ничего лучшего, кроме как спросить о ране…

— Не так плохо, как ожидал. Выйдем из этой жестяной банке, пожалуй, смогу взлететь…

— Ну, на глазах у посторонних всё же не надо…

— В горах посторонних будет мало.

— У вас тоже там в край крыла та дрянь вживлена? — полюбопытствовала я. — Чтоб если по морде врезать, то — морда нафиг?

— Разумеется, — слабо улыбнулся он. — Жизнь такая.

— Послушайте, — меня вдруг озарило, чем можно убить время полёта. — Вы в шахматы играете?

Ну, не романтические же комедии ему показывать! Я шестилетней давности большой была охотницей до несерьёзных и смешных сериалов, несколько серий одного из них как раз лежали на флэшке в моём старом смартфоне. Может, пересмотрю когда-нибудь. Когда захочется устроить себе сеанс мазохизма…

* * *

Аэропорт Нальчика встречал южным теплом, запахами и влагой недавно пролившегося дождя. Типаэск отстал на два шага, вслушиваясь в ментальный фон воздушного вокзала. Я задержалась у киоска с журналами: возникла шальная мысль купить пару номеров Космполитена, показать Кев моду двадцать первого века. Да, в общем, технический журнал «Занимательная механика» тоже хорош… а еще по вооружению целых два номера…

— Девушка, дайте совет, пожалуйста… Если вам не трудно, разумеется.

Я вздрогнула, ещё не поняв ничего, но уже ощутив в полной мере острый укол ужаса. Медленно обернулась.

Передо мной стоял Олег. Вне всяких сомнений. Олег. Его волосы. Его спортивная куртка. Только что смотрела фото, и среди них попалась на глаза одна из тех редких, где мы вместе, — вот эта самая куртка на Олеге и была, с короткими полосками у воротника. Секунду мы смотрели друг другу в глаза. И я почти услышала его изумление: «Мар?! Ты?»

Сердце глухо бухнуло в рёбра, еще сильнее и ведь сломаются кости. Но в знакомом-знакомом, любимом до дрожи сером взгляде не возникало узнавания. Это был другой Олег. Мужчина другой меня. Той, что еще не сгорела шесть лет назад в бешеном огне. Всё у него было ещё впереди. Как и у меня-прежней.