Роза песков
Шрифт:
– - Потуши огонь, Хуш. Я хочу спать.
Благодарить служанку Наталье Леонидовне даже не пришло в голову. Предистерическое состояние, которое накрыло ее при виде двух лун, перешло в резкую злость на этот нелепый, дурацкий мир, на эту уродскую вонючую юрту и почти всех окружающих людей, которым совершенно невозможно было объяснить, что ей, Наталье Леонидовне Шахновской нафиг не сдались брак с богатым стариком, сытная еда и смерть от ранних родов.
Повернувшись спиной к Хуш и всему миру, Наталья хладнокровно обдумывала, что именно из золота нужно взять с собой при побеге,
То, что она сбежит от мужа не вызывало у Натальи даже тени сомнения.
Глава 5
Глава 5
Дни тянулись чудовищно долго. Заняться было нечем. Наталья бесилась.
Еду теперь приносили совершенно другую – очень жирное, слабо прожаренное мясо, безвкусный творог и кисловатый жирный сыр, и странное на вкус молоко, к которому она постепенно привыкала. Больше не давали воды и травяных отваров, зато каждый день приносили истошно-сладкое медовое питье.
С утра приходила служанка Ай-Жамы, приносила в глиняной плошке скисшее молоко, смачивала тряпку, и слегка отжав, накладывала на лицо Натальи Леонидовны своеобразную маску, а на обе руки до локтя делала такое же обертывание.
Лежать приходилось смирно. Однажды, еще в самом начале Наталья Леонидовна нахамила служанке и пообещала пожаловаться отцу, но та, часто и вроде бы испуганно кланяясь, уговорила ее лечь, пригрозив пригласить в шатер старшую жену. А потом ляпнула ей на лицо плохо отжатую тряпку, и, бесясь и психуя, Наталья вынуждена была вскочить, потому что ручейки вонючего, прокисшего молока побежали по шее, затекли в уши и в волосы.
На крики в шатер зашла Ай-Жама и холодно пригрозила позвать отца – пришлось смириться. Однако, лежать с мерзко пахнущей тряпкой на лице было не самым сложным. Гораздо сложнее было целый день сидеть и ничего не делать – это совершенно высасывало из Натальи силы и сушило ей мозги. Лучшим временем за весь день были походы в туалет. Но даже в это время Хуш несла над ней что-то вроде плетеного балдахина, не давая коснуться ее лица ни одному солнечному лучу.
Кроме Хуш, её в туалет сопровождали еще и рабы – два молчаливых мужика, целыми днями сидящие у входа в юрту.
Первое время Наталья Леонидовна думала, что молчаливость – это врожденное свойство их характера, пока однажды, вовремя выслав Хуш за едой, не попыталась задать тому, что постарше, какой-то незначительный вопрос. Он долго тряс головой, что-то невразумительно мычал, а когда Наталья Леонидовна повысила голос, требуя ответа, просто открыл рот и показал чудовищный обрубок языка.
После этого Наталья притихла – поняла, что в этом новом мире нужно быть очень аккуратной. Не дерзить, прикидываться овечкой, выглядеть покорной.
Дошло до того, что просто, чтобы занять руки она взялась перебирать, чинить и ремонтировать свою одежду. Особых огрехов не было – Хуш следила за добром своей хозяйки, но в сундуке с вещами нашелся мешочек ниток, несколько довольно толстых игл, и Наталья Леонидовна
взялась расшивать ворот одного из халатов – хоть какое-то занятие.Надо сказать, что приноровилась она не сразу – и нитки были грубоваты и иглы не слишком ровные. Первую вышитую ветку пришлось просто спороть – такой кривой она получилась.
Отец заходил редко, и почти всегда в сопровождении Ай-Жамы. Внимательно осматривал дочь, одобрительно кивал головой, задавал пару вопросов жене, так и не перемолвившись с «любимой дочерью» ни словом.
Однако, когда, заявившись в очередной раз, застал Нариз сидящей в распахнутых дверях шатра и что-то шьющей, он слегка нахмурился и выговорил Ай-Жаме:
– - Почему моя дочь штопает одежду? У меня что, нет золотых ниток, нет шелковых ниток для вышивки? Она не пастушка, она дочь айнура!
– - Мой муж, дочь твоя никогда не проявляла интереса к вышивкам. Конечно, у тебя всего в достатке, мой повелитель! Если ты прикажешь, ей сегодня же все принесут, но, дорогой, я давно хотела тебе напомнить, не худо бы и пополнить твои запасы…
Барджан айнур немного посопел, глянул на покорно молчащую Нариз, на кивающую головой и согласную с любым его действием жену, и вынес решение:
– - Скоро приедут купцы, пусть она выберет все, что ей захочется.
Ай-Жама покорно закивала головой. Она раздражала Наталью Леонидовну -- не баба, а китайский болванчик.
Визит купцов оказался целым событием для жителей стойбища.
В один из дней после обеда, когда Наталья почти привычно дремала на своем ложе, понимая, что раз солнце светит в дверь, то больше ее вышивать не пустят, снаружи раздался дикий визг, перепугавший ее чуть не до смерти, тем более, что Хуш, которая до этого мирно сидела на своем тюфячке, штопая какое-то тряпье, всплеснула руками и стрелой вылетела из юрты. Вернулась она буквально через минуту, непривычно радостная, говорливая:
– - Купцы приехали, моя сунехи! Целых восемь телег добра! Завтра торги откроют, все-все себе купишь – отец разрешил!
Нос из юрты Наталье удалось высунуть буквально на мгновение – оба раба вскочили и с поклоном стали задергивать плотные шторы. Она только и успела заметить, что прибыло не только восемь телег, но и довольно большое количество людей, их сопровождающих.
Вечером на стойбище был большой пир. Наталья с любопытством поглядывала из юрты -- к гуляющим ее не выпустили. Забежавшая после приезда купцов радостно-возбужденная Ай-Жама на робкую просьбу резко ответила:
– - Не позорь отца, Нариз! Не пристало невесте показываться на пиру, если нет жениха!
Потом сжалилась и добавила:
– - От юрты посмотришь. Только аккуратнее, внимание не привлекай.
Смотреть, надо сказать, было особо не на что. Вначале пира к торжественно восседающему на подушках Барджану айнуру подходили мужчины, кланялись и протягивали ему дары. Далеко не все Наталья успела рассмотреть, но кажется, там были куски тканей, меха и какая-то сабля.
Отец важно кивал головой и приглашал гостя садиться рядом, рабы тут же кидали на землю очередную подушку. Таким образом появилось что-то вроде полукольца из мужчин.