Роза пустыни
Шрифт:
— Да, наверное, так.
Джек скрестил руки на груди и прислонился спиной к мраморной колонне.
— Вы не собираетесь сказать мне, что именно это было?
— Что? — спокойно спросила она.
— Что нужно было вору.
— Я не знаю. — Элизабет судорожно сглотнула, чувствуя, как у нее горят щеки. — Точно не знаю.
— Но подозреваете.
Она понизила голос почти до шепота:
— Подозреваю.
Джек раздосадованно вздохнул.
— Бог свидетель, у большинства людей есть свои секреты. Есть и у меня. Вы, дорогая, тоже имеете право на тайну.
Она облизнула пересохшие губы.
— Спасибо
— За что?
Секунду помедлив, Элизабет ответила:
— За то, что вы не заставили меня ответить.
Его лицо потемнело.
— Я никогда в жизни не заставлял женщину делать что-то против ее воли.
Это была правда, однако оба понимали, что Джек обладает немалым талантом убеждать и что он вполне мог обратить свой талант против нее.
Джек с ленивой грацией выпрямился.
— Пора пожелать вам приятных сновидений, миледи. Не думаю, чтобы этой ночью вас снова побеспокоили, однако помните, что я нахожусь по соседству — на всякий случай.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Джек.
Он остановился, взявшись за дверную ручку.
— Да?
— Мне хотелось бы, чтобы ты остался.
— Сейчас уже глубокая ночь, Элизабет.
Ей трудно было дышать.
— Я знаю.
— Тебе страшно остаться одной?
— Нет.
Он замер. В полумраке Элизабет не могла разглядеть его лица.
— Тебе только семнадцать, Элизабет. Ты не понимаешь, что говоришь.
— Мне почти восемнадцать, и я все понимаю.
Джек шагнул обратно в комнату и закрыл за собой дверь.
— И чего же ты хочешь?
«Тебя, — хотелось ей ответить. — Я хочу тебя».
Она смотрела ему прямо в лицо.
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Казалось, он был чуть заинтригован:
— Поцеловал?
— Да! — выдохнула она, чувствуя, как ее снова охватывает страх. Однако этот страх был совсем иным — страх перед неизвестным, страх неискушенной женщины наедине с многоопытным мужчиной.
Джек медленно двинулся к ней, и каждый мускул, каждое движение его тела выражали чувственность. Он двигался неторопливо, размеренно.
— При этом освещении волосы у тебя даже темнее, чем мне представлялось.
Джек ухватился за ее неосторожную оговорку:
— Ты представляла себе, как я приду в твою спальню?
Она поспешно ответила:
— Нет!
Он бросил на нее недоверчивый взгляд.
— Тогда, в пирамиде Хеопса, мы дали слово не играть друг с другом. Помнишь?
— Да.
— Мы договорились, что всегда будем…
— …говорить правду, — докончила она за него.
— Тогда не хитри, Элизабет.
Она немного помедлила, а потом сказала Джеку то, что ему хотелось услышать:
— Я представляла себе, как ты придешь ко мне в спальню.
— А я представлял себе, как ты лежишь в моей постели. Ты желанна мне так, как не была желанна ни одна женщина. — Джек остановился прямо перед ней, поднял руку и приложил ладонь к ее щеке. — Я ночи из-за тебя не спал, великолепная леди. Скажи-ка, а я тревожу твои сны, как ты — мои?
У Элизабет отнялся язык. Она не могла говорить — только кивнула.
— Тебе снятся мои поцелуи, мои ласки, нежная английская розочка?
Ей хотелось ответить, «нет», отрицать все — но она не могла. Господь да смилуется над ней, это выше ее сил. Ведь это правда. Истинная правда.
Он
обольщал ее своими сладострастными речами.— Видно, нам с тобой суждено встречаться ночами, когда весь мир спит.
Ее руки умоляюще протянулись к нему.
— Я не могу спать.
— И я тоже. — Он потер потемневший от щетины подбородок. — Мы ведь, кажется, так и не закончили урок любовного искусства?
Она затаила дыхание:
— Так и не закончили.
— Тогда, в пирамиде Хеопса, было не время и не место, — сказал Джек, беря ее за руку.
— Действительно, там было холодно и темно.
— И нам мешала наша одежда.
— Это так.
Он крепче сжал ее пальцы, привлек к себе.
— Но сейчас не будет мешать.
— Да. — Она медленно выдохнула. — Не будет.
— На тебе лишь тонкая рубашка.
Элизабет физически ощущала на себе его взгляд. Сердце у нее забилось быстрее.
— Да.
— Ткань прилипает к телу. Мне хорошо видны очертания твоих грудей и их темные вершинки. Они напоминают мне бутоны роз, на которых дрожат капельки росы.
Подняв руку, Джек провел пальцами сначала по одному ее соску, а потом по второму. Он повторил свою ласку, но на этот раз прикасался к ее телу золотым кольцом, надетым на средний палец. Сквозь тонкую ткань Элизабет остро почувствовала прохладу гладкого металла. От этого у нее внутри возникло какое-то странное, но дивное чувство. Сердце в груди трепетало. Все тело горело. Она снова испытывала это — множество самых разнообразных ощущений, которые будил в ее теле Джек.
— Между мужчиной и женщиной всегда бывает так? — спросила она, чувствуя, как тело начинает дрожать от переполнявших ее ощущений.
Его голос странно сел:
— Что бывает так?
— То, что происходит между нами. Твоя плоть становится огромной и твердой. Твоя кожа покрывается капельками пота. Твое дыхание меняется, становится быстрым. У меня кружится голова. Кожа горит. Груди мои наливаются от одной мысли о твоих ласках. И…
— И?..
— И между ног у меня выступает теплая влага.
Джек не пытался скрыть, какое наслаждение доставили ему признания Элизабет. Он со стоном пробормотал:
— Редко бывает, чтобы такое чудо случалось одновременно с мужчиной и женщиной.
— Значит, это бывает не всегда?
— Далеко не всегда.
— Но у большинства мужчин и женщин?
— Нет, только у немногих счастливцев.
— Значит, это действительно редкость и чудо.
— Да, — еще раз подтвердил он.
— И что же это значит?
— Это значит, что мы идеально подходим друг другу, моя прекрасная Элизабет, — проговорил Джек чуть хрипловатым голосом. — Это значит, что мы друг друга притягиваем, возбуждаем, зажигаем страстью. И что мы хотим заниматься друг с другом любовью.
Она не спросила его, значит ли это, что они любят друг друга. Ей казалось, что она немного обезумела.
— Испытывать такую сильную страсть нехорошо?
Джек явно решил, что с него разговоров достаточно.
— Тише, моя милая. То, что так приятно, не может быть плохим.
Луна спряталась за облако. Ночные тени сомкнулись вокруг них, но они этого не заметили.
Джек обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей прямо в глаза.
— Не продолжить ли нам урок? С того места, на котором мы остановились?