Роза пустыни

Элизабет смутилась и попыталась понять, в чем дело. У нее растрепались волосы? Или платье не в порядке? У нее на кончике носа сажа?

Такое случалось с ней не раз — дома, в Йоркшире, когда она не выдерживала соблазна и работала в саду. Мать утверждала, что садоводство (она презрительно называла его «копанием в грязи, подходящим только для судомоек») — это унизительное занятие для молодой девушки с положением в обществе.

Но она уже сыта нравоучениями. И этим своим положением в обществе. Садоводство — прекрасное времяпрепровождение! Так приятно трогать руками теплую землю. Сажать нежные стебли и наблюдать за тем, как они растут. И, наконец, видеть результаты своих трудов. А садовник Траут говорил, что более талантливого садовода не встречал, — а ему уже немало лет, их садовнику.

Элизабет достала носовой платочек со своей монограммой и вытерла кончик носа — быть может, на нем действительно оказалась грязь.

При этом она подумала: «А, пустое!» — и, сунув платочек обратно в ридикюль, решительно выпрямилась. По крайней мере к ее осанке придраться нельзя.

Высокий красивый мужчина продолжал подниматься по сходням. В паре шагов от того места, где стояли они с Колетт, он на секунду остановился. Губы шевельнулись, будто он хотел ей что-то сказать.

Джентльмен не должен заговаривать с женщиной, если их никто не представил друг другу. Остановившийся рядом красавец не может этого не знать. Так подумала Элизабет.

Едва заметно кивнув головой в знак приветствия, незнакомец прошел мимо. Он приблизился к офицерам корабля, и они поздоровались со своим новым пассажиром.

Элизабет услышала, как капитан приветствовал его:

— Добро пожаловать на борт «Звезды Египта», милорд.

После чего капитан добавил что-то по-арабски, и пассажир ответил ему на том же языке.

Ее почему-то не удивило, что англичанин свободно говорит на языке чужой страны. Но было чему изумиться через несколько мгновений.

Как по мановению волшебной палочки из-за облаков выглянуло солнце и залило палубу своим ярким светом. Поднимая зонтик, чтобы защититься от ярких лучей, Элизабет заметила: у незнакомца что-то блеснуло.

Золото.

Червонное золото.

У Элизабет перехватило дыхание. На среднем пальце англичанина было золотое кольцо. Кольцо в форме анка, древнеегипетского символа жизни. Она готова была поклясться, что точно такое же видела на пальце своего таинственного спасителя.

Черный Джек разговаривал с капитаном «Звезды Египта», а в мыслях осыпал себя проклятиями. Яма, которую он себе выкопал, стала гораздо глубже.

При виде леди Элизабет, стоявшей у фальшборта, Черный Джек испытал сильное потрясение. Да ведь она еще, в сущности, девочка. Настоящий ребенок!

Он открыто воззрился на нее, как не позволял себе смотреть ни на одну прекрасную женщину. Он тут же мысленно поправился: прекрасную девочку. Сегодня, при свете дня, он увидел ее иной — с нелепой корзинкой фруктов вместо шляпки, с шелковым зонтиком, которым она прикрывала милое личико. Казалось, ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет.

Но хуже было другое… В первое же мгновение он ощутил, что его плоть загорается желанием. Это чувство продолжало тревожить его и сейчас.

У него оставалось только одно утешение: леди Элизабет его не узнала. В этом он был совершенно уверен.

Позавчерашнее происшествие едва не закончилось катастрофой. Он совершил сразу несколько ошибок, хотя не относил себя к числу тех, кто ошибается. Как он негодовал в душе, когда случайно произнес ее имя. Очень непрофессионально. Непростительно для военного, который в былое время считался одним из лучших разведчиков.

Да вот еще и золотое кольцо, символ его клятвенной преданности принцу. Насколько хорошо она смогла его рассмотреть? Вспомнит ли она его, если снова увидит? А если эта опасность существует, то почему же ему так не хочется снять его со своего пальца?

Дьявольщина! Можно подумать, ему хочется, чтобы эта малышка его узнала…

Черный Джек не терял самообладания и спокойно разговаривал с капитаном и стюардом, которые проводили его в каюту. Пока Карим играл роль его камердинера, распаковывая вещи и раскладывая их по местам, он налил себе щедрую порцию портвейна, хотя еще не было и пяти.

— Черт возьми! — проворчал он себе под нос, выпив темного ароматного вина.

Черный Джек получил о леди Элизабет Гест самые подробные сведения и знал, что ей почти восемнадцать. Но чертов осведомитель не предупредил его о том, насколько она свежа и наивна. Ом надеялся — нет, он ожидал увидеть женщину. А встретил это юное прелестное создание.

Джек снова налил вина и начал с рюмкой в руке расхаживать по каюте.

А какого цвета у нее глаза?

Не карие. Не зеленые. И конечно, не желтые. Но — невероятное сочетание всех этих цветов. И она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела мужчины. Было неловко. Было тревожно. И довольно лестно.

Его губы изогнулись в ироничной улыбке. Поосторожнее, Джек.

Ему не следует забывать, что именно поставлено на карту. Честь принца Рамсеса и людей, которые когда-то спасли ему жизнь. Тогда-то он и понял, что жизнь имеет какой-то смысл.

Черный Джек устремил взгляд в иллюминатор, забыв про зажатую в руке рюмку. Он вспомнил день, когда впервые встретился с принцем Рамсесом, — в тот самый день он получил свое прозвище.

Им обоим едва исполнилось шестнадцать, и они, новоиспеченные студенты Кембриджа, только-только устроились в своих комнатах. Он, Джонатан Малькольм Чарльз Уик, второй сын и, следовательно, не наследник герцога Дорана, хвастливо заявил принцу, что родственники считают его паршивой овцой, человеком с черной душой — чернее просто не бывает.

Это немалое достижение, пояснил он совершенно серьезно, со свойственной юности заносчивостью, поскольку в нортумберлендском семействе Уиков каждое поколение имело свою паршивую овцу — обязательно с голубыми глазами, чем отличались от остальных «Отчаянные Уики».

Принц Рамсес весело расхохотался, с почтением пожал ему руку и тут же окрестил его Черным Джеком.

Только спустя несколько месяцев Джек понял, каким птенцом, наверное, показался он принцу в день их знакомства. Ведь у Рами, к примеру, уже тогда была жена. Он женился на Майе в нежном возрасте — десятилетним мальчишкой. И кстати, утром, после брачной ночи, он без всякой жалости отдал приказ казнить дюжину человек, попытавшихся захватить источник, принадлежавший его племени.

Таковы были обычаи пустыни.

«А я-то тогда хотел выглядеть в его глазах самостоятельным, волевым, непреклонным», — думал Черный Джек, отпивая из рюмки портвейн.

Тем не менее прозвище, данное принцем, у него осталось. А их с Рами дружба выдержала испытание временем. Они — друзья. И даже больше, чем друзья.

Он обязан сдержать слово, которое дал своему принцу и его людям. Все очень просто. Он не испытывает никакой личной неприязни ни к лорду Стенхоупу, ни к его дочери.

Пусть леди Элизабет юна, невинна и прекрасна. Пусть он испытывает к ней такое влечение, какого не вызывала в нем еще ни одна женщина. Однако то, что должно быть сделано, исполнится.