Розалинд
Шрифт:
стеклу, словно слезы, теряющие надежду. В голове у него кружились мысли о том, как могла бы выглядеть жизнь, если бы миссис Майер в тот роковой день смогла
спасти Розалинд. Воспоминания о той страшной ночи, когда осень скрывала от
глаз все, что происходило в темноте, не давали ему покоя.
Каждая деталь казалась ему важной: крик Розалинд, который так и не долетел до
него, или лицо похитителя, которое так и осталось загадкой. Он представлял, как
миссис Майер, обладая несгибаемой волей, устремилась бы в сгущающуюся
мглу.
"Что,
Розалинд и вернуть ее домой, и все изменилось бы: улыбки и смех вернулись бы в
их мир. Но вместо этого в их жизни пришла тьма, и Томас чувствовал, как
одиночество обвивает его, словно тугая веревка. Он закрыл глаза и пытался
представить, как все могло бы быть.
В комнату к Томасу зашла миссис Норрингтон с тревожным выражением на лице.
Она всегда была для него олицетворением спокойствия, но сейчас в её голосе
звучала серьёзность.
– Томас, – произнесла она, – тебя ждет офицер Эванс.
Томас сболтнул что-то невнятное и поспешил вниз по лестнице, его сердце
стучало в унисон с шагами. Офицер Эванс стоял у двери, сжимая в руках шляпу, взгляд его был полон смятения.
– Томас, – начал он, – недалеко от детского дома нашли тело девочки.
Эти слова обожгли Томаса, как горячее железо. Он почувствовал, как мир вокруг
замер, оставив лишь холодный страх.
– Как она выглядит? – спросил Томас, голос его дрожал.
– Я пока не знаю. Моя команда обнаружила её во время обхода территории.
Мысленно он вернулся в детский дом, где каждый ребенок был частью его жизни.
Томас и офицер Эванс осматривали место преступления, затянутое утренним
туманом. На земле лежало безжизненное тело девочки – Люси Смит, одна из
пропавших, девочку задушили. Ее светлые волосы были раскинуты вокруг, а
нежное лицо, казалось, навсегда обрело мир. Приступив к осмотру тела, Томас
заметил в руках у Люси лепесток бледно-розового цвета. Сердце его
заколебалось – это была английская роза «Розалинд». В воздухе повисла
зловещая тишина. Он рухнул на землю, осознав, что убийца оставил ему
послание. Этот лепесток был знаком, связующим звеном между мирами —
погибшей девочки и его собственным кошмаром. Воспоминания о Розалинд, о
том, как она смеялась и танцевала, нахлынули на него. Крики Томаса раздавались
по всему месту преступления, пронзая тишину: "Это не может быть правдой!"
Схватившись за голову, он ощутил, как реальность начинает распадаться на
фрагменты – звуки, запахи и образы сливались в хаос. В последний момент, когда
знакомая бездна уже накрыла его, он почувствовал, как земля уходит из-под ног.
Томас медленно возвращался в реальность, его сознание, затуманенное
сильными успокоительными, напоминало неясные сны. В сухом, белом свете
больничной палаты он
слышал шорохи, но не мог различить, что происходит. Всевокруг казалось далеким, как сон, и лишь один образ был четким – Розалинд.
Она появлялась в его видениях, словно мимолетный призрак. Он видел ее
улыбающееся лицо, волосы, колышущиеся на ветру, и её смех, который
резонировал в его душе. Иногда она протягивала ему руку, но убегала прочь, стоило ему сделать шаг. Его мысли о Розалинд были единственной нитью, связывающей его с жизнью. Он осознавал, что пробуждение – это не только
возвращение к реальности, но и необходимость разобраться в том, что
произошло. Тревога в его сердце разгоралась.
Томас медленно открыл глаза, чувствуя, как мир вокруг него начинает обретать
формы. Свет пробивался сквозь занавески, и он осознал, что находится в
больнице. Рядом сидела миссис Норрингтон, ее выражение лица выдавало
глубокую тревогу.
Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила она, не отрывая взгляда от его глаз.
Он попытался ответить, но слова застряли в горле. Воспоминания о недавнем
событии прокатились в его сознании, подобно буре, которая оставила после себя
опустошение.
Я… – наконец, произнес он, – что случилось?
Ее рука нежно легла на его, и он почувствовал тепло, которого так не хватало.
Ты был на грани, Томас. Мы все волновались. Ты нуждаешься в помощи – сказала
миссис Норрингтон, ее голос дрожал от эмоций.
Томас закрыл глаза, погружаясь в собственные мысли. Эванс медленно вошёл в
палату, стараясь не шокировать Томаса своими вестями. Слабый свет лампы
освещал бледное лицо друга, отчаяние, словно тень, окутывало его.
– Как ты? – спросил Эванс, присаживаясь на край кровати.
Томас поднял глаза, полные боли, и слабо пожал плечами.
– Знаешь, – продолжал Эванс, стараясь подвести к сути, – родители Люси уже
знают о её гибели.
Томас замер. Сердце его сжалось от тяжести слов. Ему стало невыносимо тяжело, когда он представил, как мать Люси, хрупкая и добрая женщина, узнала эту
ужасную новость.
– Она… в больнице, – добавил Эванс, глядя в пол. – У неё сердечный приступ.
Кровь ударила в голову Томаса, он был её последней надеждой, а она… теперь её
родители.
– Я виноват, – выдохнул он, почувствовав, как слёзы заливают грудь. Не зная, как
дальше жить с этим грузом, он смотрел на Эванса, будто надеясь на спасение.
Томас смотрел в пустоту, его сердце сжималось от горя. Он винил себя в смерти
Люси, погружаясь в мрачные размышления о том, что, если бы он не вернулся в
город, она могла бы быть жива.