Рождение Европы
Шрифт:
Европеец Филипп де Коммин
И все-таки Европа, которая выстраивалась под воздействием объединяющей христианской идеологии и уточнявшихся национальных реалий, все настойчивей представлялась своим интеллектуалам, историкам и политикам как единое целое. Филипп де Коммин, знаменитый европейский историк того времени, дав краткий обзор состояния христианского мира в свою эпоху, заключал: «Я говорил лишь о Европе, поскольку мало знаю о двух других континентах: Азии и Африке». Он лишь замечает, что этим материкам, насколько ему известно, тоже присуща одна из главных прискорбных особенностей Европы: «войны и разобщенность». Коммин добавляет, что у Африки есть и еще одна беда: одни ее жители продают других христианам, а португальцы сделали торговлю черными рабами обыденным занятием. Вырисовывается новый этап развития Европы: это Европа, которая открывает для себя Африку и вот-вот откроет Америку, Европа, которая начинает зарабатывать себе постыдную славу, снабжая Новый Свет рабами, вывезенными с африканского континента.
Европа и мир за ее пределами
С точки зрения глубинного исторического анализа суть эволюционных процессов в Европе в конце XV века состояла в том, что она простирает, усиливая, свою экспансию за пределы собственной территории. Хотя Мишель Молла и посвятил замечательную книгу средневековым
Если не считать недолговечных латинских государств в Палестине, единственным результатом средневековой европейской экспансии было создание торговой империи — обладавшей иногда и собственными территориями — внутри Византийской империи и на Ближнем Востоке. Это был результат активности крупных итальянских торговых портов, в особенности Генуи и Венеции. В восточном Средиземноморье европейцев среди множества разнообразных товаров в первую очередь привлекали пряности. Согласно трактату флорентийца Пеголотти «Практика торговли» («La Pratica della mercatura»), к 1340 году было известно 286 видов пряностей — на самом деле 193, поскольку в тексте не обошлось без повторов. Эти пряности использовались, прежде всего, в средневековой фармакопее, кроме того — в красильном деле и в парфюмерии и, наконец, для приготовления пищи. Судя по всему, люди Средневековья были весьма неравнодушны к острым блюдам. К пряностям в Средние века относили цитрусовые и тростниковый сахар. Больше четверти этих продуктов привозилось из Индии, Китая и с Дальнего Востока. Они ценились очень дорого, арабы покупали их у индийцев, а европейцы-христиане — уже у арабов, приезжая для этого в регион торговых контактов, которым являлся Ближний Восток. Главными портами, где продавали эти пряности и грузили их на корабли, были Акра, Бейрут и в особенности Александрия, которые являлись одновременно и конечными пунктами древнего Шелкового пути.
Активнее всех в Европе в конце Средневековья торговали пряностями венецианцы, которые ежегодно вкладывали в эту торговлю около 400 000 дукатов и отправляли за пряностями от трех до пяти галер в год — совсем немало, если учесть, что при весьма высокой цене пряности занимают довольно мало места. Вторыми по активности после венецианцев были купцы из Генуи, Каталонии и Анконы — они привозили по одной-две галере в год.
В конце XV века в Европе коммерсанты и богатые заказчики поставили себе цель найти новые источники пряностей и сахара, к которым, чтобы удовлетворить их финансовые запросы, должны были еще добавиться золото и другие драгоценные металлы.
Притязания на Атлантику и Африку
Интерес европейцев к средиземноморским перспективам несколько ослаб, когда в этом районе стало неспокойно из-за турецкого нашествия. Европа конца XV века все пристальней смотрит в сторону Атлантики. Сначала этот интерес к Атлантике был направлен в основном на западную Африку. Представления об Африке в глазах европейских христиан с античных времен были не слишком лестными, а Средние века еще усилили их негативную составляющую. Африканцы, которых часто называли «эфиопами», считались образцом уродства из-за своего цвета кожи, а сама Африка представлялась населенной змеями и прочими ужасными тварями, в то время как Восток таил в себе кроме чудовищ еще и многочисленные чудеса. В 1245 году Госсуэн из Меца в своем труде «Картина мира» определяет «Эфиопию», то есть Африку, как страну, где живут люди «чернее смоли», где стоит такая жара, что «кажется, земля горит под ногами», и вся она, если не считать узкой полоски на севере, покрыта одними пустынями, где кишат «насекомые и дикие звери». Единственной областью плодотворного взаимодействия с Африкой, в котором, впрочем, было задействовано лишь небольшое количество специализирующихся в этой сфере торговцев, были поставки суданского золота, в частности из Сиджильмассы, где оно приобреталось путем меновой торговли.
В XIV веке представления европейцев об Африке заметно изменились. Африка становится предметом притязаний. Попытки внедрения в Африку, предпринимавшиеся ранее, результатов не дали. В 1291 году братья Уголино и Ванино Вивальди, генуэзские купцы, прошли Гибралтарским проливом, повернули на юг и исчезли навсегда. Экспедиция Джайме Феррера 1346 года тоже окончилась неудачей. В начале XV века Канарские острова, которые исследовал нормандец Жан де Бетанкур (1402–1406), были постепенно колонизированы кастильцами. Этот процесс ускорился, когда в него включились португальцы: 20 августа 1415 года они захватили порт Сеуту, который обеспечивал контроль над Гибралтарским проливом и был главным перевалочным пунктом для сахарского золота. Это стало началом португальской экспансии. Некоторые конфликты того периода предвещали более поздние споры времен великой европейской колонизации; в самой Португалии одни стояли за то, чтобы закрепиться в Марокко и воспользоваться богатствами этой территории, другие же хотели продвинуться как можно дальше на юг вдоль западного побережья Африки и попутно исследовать близлежащие острова. У захватнической и исследовательской деятельности португальцев был дирижер, который планировал и направлял ее из своих португальских резиденций, в частности из Сагреша в Алгарве. Этим дирижером был португальский инфант Генрих Мореплаватель (1394–1460), сын короля Жуана I. В период с 1418 по 1433 год португальцы обосновались на Мадейре и на Азорских островах. Жил Эаннеш в 1435 году обошел мыс Бохадор. Диниш Диаш в 1444 году добрался до Зеленого мыса и вошел в устье реки Сенегал, открытой Нуну Тристаном. В 1461 году Диогу Афонсу исследует архипелаг Зеленого мыса. Жуан де Сантарен и Педро Эскобар в 1471 году достигли экватора. Бартоломео Диаш в 1487 году обошел мыс Бурь; Васко да Гама тоже обойдет его в 1497–1498 годах, направляясь в Индию, и переименует в мыс Доброй Надежды. Тем временем Кастилия в 1479–1483 годах завершила завоевание Канарских островов. Король Португалии Альфонс V выбрал из двух описанных выше политических программ первую: объектом его интересов было Марокко — в 1471 году он захватил Танжер, а также противоборство с кастильцами, которое закончилось неудачей.
Эту испанскую и особенно португальскую экспансию на побережье Африки следует поместить в более широкий контекст перемещения европейских интересов в XV веке со Средиземноморья на Атлантику. На первый план
европейской сцены выходят Португалия и западная Андалусия — в силу своей экономической активности и проектов, в которых экономические притязания сплетались с миссионерскими идеями и страстью к приключениям. Лиссабон и Севилья становятся оживленными торговыми центрами, ориентированными не только на Атлантику, но и на Европу.Прогресс и архаика в кораблестроении и мореплавании
Этот интерес к атлантическому фасаду Европы и к тому, что находится за этим фасадом, смог удовлетвориться благодаря прогрессу в мореплавании, и прежде всего — в кораблестроении. Значительный скачок происходит в XIII веке: боковой руль заменяется кормовым, и в результате корабли становятся более управляемыми и более устойчивыми. Важное значение имел и переход на прямые паруса, крепившиеся на реях: площадь таких парусов можно было увеличить или уменьшить при помощи специальных канатов (их называли лисель-фал и сезень). Но широкое использование этих достижений начинается только с XIV века, а повсеместное — даже с XV. В Европе началась гонка за наибольшей эффективностью морских перевозок. Как показал Жан-Клод Оке (Hocquet), в то время каждые тридцать или сорок лет происходило изменение конструкции кораблей и организации флота, что повышало мореходные качества и эффективность перевозок. Принципиальное достижение состояло в том, что на мачтах корабля располагались по соседству прямые и косые (латинские) паруса — это позволяло плыть при любом ветре и избежать зимнего простоя. Выдающийся корабль, который получился в результате этих изобретений и остался в коллективном европейском сознании как легендарный образ, — это каравелла. У каравеллы было три мачты вместо одной, и обшивка бортов делалась из досок, подогнанных друг к другу встык, а не внахлест. Водоизмещение каравеллы составляло от сорока до шестидесяти тонн. Ее главным достоинством была быстроходность. Из трех кораблей, на которых Христофор Колумб плыл к землям, оказавшимся потом Америкой, два были каравеллами: «Нинья» и «Пинта». Появление мировых держав, способных переключиться со Средиземноморья на Атлантику — Испании и Португалии, — было отмечено папской властью. Папа Александр VI Борджиа в 1493 году провозгласил в папской булле «Среди прочего» («Inter caetera»), что земли, которые пока не принадлежат никому из европейских христианских правителей, получат Испания и Португалия — сооветственно, к западу и к востоку от линии, проведенной на карте по западной стороне Азорских островов. В следующем, 1494, году по договору между Испанией и Португалией, заключенному в Тордесильясе, эта линия разграничения была смещена к западу. Так начался раздел мира европейцами, который можно рассматривать как конец Средневековья и начало Нового времени. Однако не следует забывать, что представления, которые определяли ход завоевания мира европейцами, были насквозь пропитаны средневековыми предрассудками и невежеством. Как считалось, на краю Атлантики и на самой оконечности Африки находятся не новые земли, а, напротив, очень древние: они представляли собой плод средневековых фантазий. За мысом Доброй Надежды простиралось царство пресвитера Иоанна, удивительного персонажа, государя страны чудес. За Атлантикой располагался Древний Восток, Китай, на поиски которого предполагалось отправиться. И в эпоху, когда, несмотря на некоторые сдвиги, картография в Европе остается крайне неточной и опутанной мифами и легендами, эти земли, ставшие целью исследований и открытий, воспринимаются как не слишком отдаленные. Христофор Колумб в своих примечаниях к «Зерцалу мира» («Imago mundi»), очень неточному тексту Пьера д’Айли начала XV века, пишет: «Оконечность Испании и начало Индии не слишком отдалены друг от друга, — наоборот, они близки; несомненно, это море можно переплыть при попутном ветре за несколько дней».
Христофор Колумб являет нам наглядный пример таких представлений, замешанных на средневековых фантазиях, и заблуждений, которые, возможно, явились серьезным стимулом для новых открытий. Колумб считал, что расстояние от Канарских островов до Китая не превышает 5000 морских миль, а на самом деле оно равняется 11 766 милям. Европа эпохи атлантических походов и великих открытий была еще глубоко средневековой Европой.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
При взгляде из XXI столетия видно, что в конце XV века над Европой нависли новые тучи (кстати, не будем забывать, что понятие «век», которое мы тут используем, было придумано лишь в конце XVI в.). С одной стороны, в Европе назревали серьезные внутренние потрясения — итальянские войны, Крестьянская война в Германии, реформы Лютера и Кальвина; с другой стороны, перед Европой миражами замаячили далекие горизонты, за которыми открывались многообещающие перспективы: в Африке, в Индийском океане и в той части света, которая через несколько лет получит название Америка. Происходило ли в это время достаточно новых событий и глобальных перемен, чтобы мы получили право сказать, что один долгий период в истории человечества сменился другим и что Средневековье закончилось?
При взгляде с определенной исторической дистанции XV век действительно можно считать началом другого длительного периода, который называют Новым временем. Но прежде чем дать ответ на вопрос «Действительно ли Европа родилась в Средние века?»[48], стоит спросить себя, был ли этот момент концом Средневековья и можем ли мы соотнести между собой Средние века и формирование Европы. В свое время я высказал предположение, что историческую реальность более точно описывает понятие «долгого Средневековья». По меткому выражению знаменитого польского историка Витольда Кули (Kula), каждый период представляет собой «сосуществование асинхронизмов»; к тому же я стараюсь как можно реже использовать термин «кризис», который часто маскирует нежелание анализировать изменения в обществе. Я предпочитаю говорить о переменах и переломных моментах. Имело ли место в конце XV века первое или второе? Вот тут в дело вмешивается неудачный, на мой взгляд, термин, предложенный швейцарским историком Буркхардтом (Burckhardt) в конце XIX века и ставший невероятно популярным, — Возрождение (или Ренессанс). Напомним для начала, что мы можем — и мы так и делали — квалифицировать как возрождение и другие периоды внутри Средневековья, например каролингскую эпоху или XII век.
Посмотрим теперь, чем характеризуется время, которое обычно называют Возрождением. Прежде всего, его характерные особенности выделяют в областях искусства и философии. Но не стало ли, по крайней мере в Италии, искусство «возрожденческим» уже с XIII века, а гуманизм, который считают характерным признаком Возрождения, разве не появился уже в XIV веке?
Присмотримся, не перекрывают ли важнейшие явления, которые характеризуют ключевые аспекты в истории европейского общества и культуры, конец XV века? Чума, появившаяся в Европе около 1347–1348 годов, будет опустошать ее до 1720-го. Марк Блок изучал один ритуал, связанный со средневековой королевской властью, — целительное прикосновение «королей-чудотворцев». Обычай этот известен во Франции с XI века, в Англии — с XII, и просуществовал в Англии до начала XVIII века, а во Франции — до 1825 года, хотя большинство людей тогда уже воспринимали его как анахронизм.