Рождение волшебницы

И Зимка не замедлила ответить, словно только и ждала случая:

– Ну вот, вот! Послушай себя! Что ты говоришь?! Ты ревнуешь, вот что! Опять ты изводишь меня ревностью! – воскликнула она, резко обернувшись.

Пронзительный голос государыни, напоминавший о домашних шлепанцах, грязной посуде, нечесаных космах и опухшем лице хозяйки, пробудил бдительность придворных – они с особой тщательностью соблюдали легкомысленную и праздничную повадку. Голос государыни заставил пигаликов надеть забытые в руках шляпы. Распрямил плечи побледневший Юлий. А на вздымавшейся во вздорном чувстве груди зеленым неживым цветом мерцал вставленный в золотой венок изумруд. Буян приметил камень еще издали и теперь, перестав кланяться, приглядывался к нему пристально. Он покосился на соседа своего Млина, не имея возможности высказать вслух догадку, но, похоже, товарищи посла и так уже сообразили, что видят перед собой великий волшебный камень Сорокон.

– Ты нарочно допекаешь меня! – продолжала вздорить Зимка. – К кому ты ревнуешь?! Ставишь себя на одну доску со случайным человеком. Кто эта мошка, которая посмеет возомнить… я не знаю что!

И вздорные упреки, и грубая лесть больно поражали Юлия в самом его достоинстве, ибо достоинство это включало в себя и уважение к Золотинке. Он дернулся было остановить жену.

– Кто эта мошка?.. Ты, Дивей? – обратила она вдруг блуждающий гнев на молодого щеголя. – Подойди сюда, живо! Это ты дал повод невесть в чем себя заподозрить?!

Окольничий повиновался.

– Вот! – Золотинка хватила юношу по щеке. Дивей отдернулся, высокая шапка на голове его скособочилась. – Вот! Вот! – повторяла она, нахлестывая щеки. Лицо вельможи исказилось, он отступил и едва сдержался.

– Вот тебе урок! Целуй теперь карающую руку! – Она горячечно встряхивала пальцы перед самым лицом Дивея.

Тот нашел в себе достаточно душевной гибкости, чтобы перетолковать случившееся в галантных понятиях:

– Не будет бесчестья в том, чтобы принять наказание божества… – У юноши горели и щеки, и уши, и он склонился, чтобы целовать пальцы, которые Золотинка настойчиво совала к его губам.

– Но это!.. – воскликнул вдруг Юлий и, однако, от непоправимого слова уберегся, не сказал «гнусно!». – А если человек чувствует? А если это все не забава? Если и в самом деле?..

А Зимка смутилась от неожиданного упрека, – ей, кажется, и в голову не приходило, что Юлий может стать на сторону оскорбленного юноши, который послужил разменной монетой совсем других отношений. Запальчивость оставила ее, и она глянула на мужа почти испуганно.

Только Юлий испуга этого уже не видел и оценить не мог. Возмущенный, рванулся было уйти, наткнулся на учтиво поклонившихся пигаликов – и кинулся быстрым шагом в другую сторону, в глубь дубравы.

– Догоните его! – воскликнула Зимка, схватив изумруд на груди, отчего пигалики насторожились, готовые к худшему – к насильственному и недобросовестному волшебству. Они, разумеется, преувеличивали возможности государыни. – Нет, постойте! – передумала она прежде, чем кто-нибудь решился преследовать государя. – Пусть! Мы смотрим представление! – воскликнула она в слезах и сердито топнула: – Принесите же мне стул!

Бегом принесли стул, и тогда государыня позволила себе оглянуться – невзначай обежала глазами окрестности, но Юлия не приметила и, скрывая досаду, обратилась к представлению. Понадобилось ей стоическое усилие, чтобы вникнуть в существо разгулявшихся на суше и на море страстей.

Пигалики, оказавшись рядом, выказали достаточно независимости, чтобы не смущаться чрезмерной близостью к государыне. Некоторое время они с величайшим достоинством наблюдали горестные хороводы вдов и сироток. Прошла известная доля часа, когда Буян, поглядывая на Золотинку, счел нужным нарушить молчание:

– Простите, государыня, что я пользуюсь нынешней, не совсем подходящей возможностью обратиться к вам. Меня оправдывает тут давнее знакомство – нет нужды представляться.

Она вскинула покрасневшие глаза.

– И конечно же, вы догадываетесь, какое дело привело меня в Толпень. – Посол помолчал, заставляя ее ответить. Зимка кивнула. Это позволило пигалику продолжать в уверенности, что слушать его будут. – Свою часть договора мы выполнили.

– А яснее нельзя? – сказала Зимка, возмещая неуверенность грубостью.

Бесстрастный поклон маленького человечка свидетельствовал, что грубость устраивает его в не меньшей степени, чем любые другие проявления порывистой Золотинкиной натуры.

– Мы обещали найти Поплеву, и мы нашли. Там, где вы начинали его искать, пока не поручили это трудное дело нам.

Теперь уж Лжезолотинка слушала и настороженно, и бдительно.

– Рукосил обратил вашего названого отца в жемчужину. Такие блестящие тяжелые шарики, вы знаете. Сжатое до сверхвысокой плотности человеческое естество. Квинтэссенция сущности. Предел возможного, государыня, большое искусство. Расчищая развалины Каменца, мы имели в виду, что Рукосил потерял несколько таких жемчужин, когда раскрыл тайник в перстне. С самого начала мы использовали для поиска голубей – у них необыкновенно острое зрение…

– Когда я увижу названого отца? – с волнительным придыханием в голосе спросила Зимка, сообразив, наконец, что давно уж пора обрадоваться.

Полуобернувшись, Буян протянул руку назад, и кто-то из товарищей без промедления передал раскрытую уже сумку. Осталось только извлечь толстый пакет голубой бумаги за пятью печатями красного сургуча и вручить его по назначению.

– Где мой отец Поплева? – спросила Зимка, принимая бумаги.

– Мы опередили Поплеву по пути в Толпень. Но сегодня его уже видели в столице. Он здесь.

Зимка крепко сжала пакет, и это непроизвольное движение не укрылось от внимательных глаз пигалика. Он видел, что известие о радостном свидании, уже близком, произвело на государыню самое судорожное впечатление.

– Я посоветовал Поплеве остановиться в харчевне «Красавица долины». Скорее всего, он так и сделал, – сказал Буян и после короткой паузы добавил: – Это достаточно приличное заведение и вполне Поплеве по средствам.

Чего-чего, а уж упрека в скупости Зимка как будто не заслужила – она воспрянула, мигом вернув себе уверенность. Она презрительно фыркнула.

– Я сейчас же еду! Полковник Дивей, возьмите сотню вашего полка! Музыку, черт побери! Отец великой государыни – о! Едут все, я сказала.

– Когда мы получим ответ? – успел вставить Буян, указывая на пакет.

– Завтра! – отрезала Зимка, не задумываясь.

Окруженная придворными Золотинка удалилась, обрекая праздник Морских стихий на бесславный конец, чуть-чуть только оттянутый упорством увлекшихся своим делом танцоров.

Когда пигалики остались одни на заметно опустевшем берегу пруда, товарищ посла, худой и щекастый Млин спросил осторожным шепотом: