Рождение волшебницы

– Не придуривайся! – грубо, но все равно негромко, не давая себе воли, отозвалась Золотинкиным голосом Зимка. И ничего к этому не прибавила.

– Как вам сказать… Золотинка приговорена к смертной казни с отсрочкой приговора на два года. Она в строгом заключении, никаких свиданий.

– Значит, все-таки правда… – задумчиво проговорила тень под пологом, и Золотинка поняла, что великая государыня Зимка вопреки слишком известным ей обстоятельствам таила безумную надежду, что слухи о вновь объявившейся у пигаликов Золотинке все ж таки – спаси, господи! – неосновательны. Зимка нуждалась не в правде, а в утешении.

– Ты сам ее видел? – глухо, неприязненно и все равно, вопреки всему, с ожиданием чудесного избавления спросила государыня.

– Я присутствовал на суде.

– Как она выглядит?

– Осунулась. Под глазами тени и всё… Недаром считается, что удача, успех поднимают человека, делают его краше и даже, вероятно, прибавляют ума – ровно столько, сколько его изначально недоставало. А поражение… что ж, понятно, неудачник не уважает и самого себя. Печальное зрелище, государыня.

Что-то шевельнулось под пологом.

– Вы все-таки хотите ее казнить? – спросила Зимка, насилуя голос, чтобы не выдать никаких чувств. – Вам… не жалко? Разве вина ее… совсем непростительна? Я знала эту девушку. И уважала ее. У нее много достоинств.

– Народный приговор нельзя отменить, государыня, – строго отвечала Золотинка. – Республика и примеров таких не знает. Нет сомнения, что и в этом… весьма тяжелом случае приговор не будет отменен. Ни под каким видом, государыня.

– А что у вас в Республике говорят обо мне? – после долгого промежутка спросила Зимка много спокойнее.

– Ничего особенного. Вообще ничего, – нахально отвечала Золотинка. Но Зимка словно не слышала вызова.

– Но какой предмет для пересудов, а?! Разве не любопытно: оборотень на престоле?!

– Обычное дело, государыня, – пожала плечами Золотинка. – В Республике хорошо знают историю.

Зимка обескураженно смолкла.

– Однако мы давно не видели пигаликов, – заметила она немного погодя. – У нас верные сведения обо всем, что происходит в Республике. Мы знаем, что Совет восьми уже почти год, как запретил гражданам посещать Слованию.

Золотинка была готова к этому и не запнулась.

– У меня на родине неприятности.

– Вот как?.. Ты кого-нибудь убил? Ограбил? Плюнул в колодец? Неуважительно отозвался о старшине вашего околотка?

– Я поэт, то есть пишу стихи. Печатался в сборниках, – промямлила Золотинка, искусно подражая Омановым ухваткам в пору самоедства. – Бывает, что поэту тесно в родном краю.

– Здесь ему будет еще теснее, – язвительно пообещала тень за пологом.

И тут… не то чтобы хладнокровие изменило Золотинке – совсем наоборот, ничего еще не решив, она повела себя именно так, как должна была вести, если бы сказала Буяну «да». Она дала себе волю, соединяя в одном душевном движении и расчет, и чувство:

– Наверное, я пришел сюда не за милостыней, – сказала она вдруг с тем несносным, нечаянно прорвавшимся самодовольством, которое неизменно пробуждает в людях отпор, необъяснимую, казалось бы, ненависть к своим маленьким собратьям пигаликам. – Понятно, здесь даром ничего не дают.

– А ты, значит, чего-то с собой прихватил? На продажу. Из вашей благословенной Республики, где все даром, – заметила под покровом Зимка с намеренным пренебрежением.

– А если и прихватил? – заносчиво отвечал пигалик.

– Ну это мы знаем, проходили. Что вы с собой приносите: трудолюбие, усидчивость и ответственность. – Зимка проговорила это особенно ядовито, так, словно бы слова трудолюбие, усидчивость и нельзя было произнести иначе как с издевкой. – Половина придворных мастеров – пигалики. Ты рассчитываешь на должность придворного поэта? На стихи у нас сейчас небольшой спрос, время праздников миновало. Опоздал, дружок, и изрядно.

– А если у меня есть что повесомей стихов?

– Давай, – насмешливо отозвалось под покровом.

– А если у меня есть товар, за который кое-кто в Словании не пожалеет и полцарства отдать?

Теперь Зимка-Золотинка не сразу откликнулась.

– Ну? – сказала она не совсем вразумительно, как бы приглашая пигалика к откровенности и не особенно в то же время на откровенности настаивая.

– А если я где-то кое-что слышал об одном из незыблемых законов волшебства, который на поверку оказался не столь уж незыблемым?

– Что ты имеешь в виду?

– То самое, – нагло отвечал пигалик, и великая слованская государыня, как ни странно, смолчала.

Молчала она долго и, что уж совсем поразительно, не решилась переспросить, а позвала вместо того девушку, которая тотчас и явилась, как будто стояла за дверью в ожидании.

– Скажи Взметеню, чтобы приготовил для господина пигалика хороший ночлег. Хоро-оший ночлег, – повторила она несколько уже с перебором.

Золотинка поднялась, но несколько пустых, словно из вежливости вопросов, предназначенных сгладить резко оборванный разговор, вынудили ее к таким же пустым, примирительным ответам.

Дело, может статься, близилось уже и к полуночи. На кухне засыпанный душистыми травами пол застелили полотном и тут устраивали себе постели полураздетые женщины. Измотанные и усталые, они безразлично проводили глазами круглолицего пигалика, который, потупившись, пробирался по закраинам к выходу. В душной горнице было еще темнее, единственная свеча бросала неверный свет на разлегшихся по столам и на полу дворян – седла под головами, босые ноги. Пахло потом, притупленными желаниями самцов, удовлетворенным брюхом и еще черт знает чем! – не было желания разбираться. Кто-то ворочался и сопел, слышался сонный разговор.

Осторожно переступая тела, руки и ноги, Золотинка миновала помещение и перед дверью остановилась: там, за дощатой преградой, она почуяла опасность.

Не злобу, нет… что-то другое… Холодное терпение охотника. Вот так. И, сколько можно было различить оттенки охотничьего задора, на крыльце притаились несколько человек. Не меньше двух, во всяком случае.

Золотинка лихорадочно соображала. Кого ж эти люди ожидали?.. По всему выходило, пигалика они и стерегли. Четыре окна на дальней стене и то, что у Золотинки под боком, закрыты ставнями и заперты – так по всему дому. Двери, по правую руку от входа, вели, очевидно, в маленькие комнатки для постояльцев, одну из них занимала сейчас княжна Лебедь… Но был, может статься, черный ход через кухню, через кладовую… Должен быть.