Рождение волшебницы

– А большего ты не заслужил. Выше конюшего так и не вырос, – сказала Золотинка, наклонив голову к плечу. Чудесные карие глаза ее оставались печальны, и только губы дрогнули… призрачной, неуловимой улыбкой.

Рукосил не ответил резкостью. Недоброе чувство не отразилось в его лице и не испортило утонченной мужественной красоты. Он сказал учтиво, совершенно владея собой:

– Позвольте предложить вам руку!

Мгновение Золотинка колебалась.

– Охотно!

– Что у вас с пальцами? – участливо спросил кавалер, когда они пошли мерным прогулочным шагом. – Не болит?

– О, нет, нисколько, благодарю вас! – ответила она с деланной улыбкой. – Только чувствую, на руке гиря. Знаете, махнешь этой чушкой и что-нибудь тут нечаянно развалишь.

– Попробуйте! – предложил озорной кавалер.

И Золотинка походя огрела золотой пястью колонну. Грохот, полетела каменная сечка, так что оба зажмурились. А в колонне осталась выбоинка.

– Не отшибли пальцы? – обеспокоился кавалер.

– Да, ощущения непривычные, – призналась Золотинка.

– Под горячую руку вам лучше не попадаться! – засмеялся Рукосил уже совсем искренне.

– Ну уж… – смутилась девушка. – Небольшая это радость – чувствовать себя дуболомом.

– Что ты говоришь! – горячо воскликнул Рукосил. Он перехватил другую ее руку, с живыми, гибкими пальцами, не давая им убежать и спрятаться. – Золотинка! – молвил он звучным вибрирующим голосом и с юношеским проворством опустился на колени. – Клянусь, я никого никогда не любил! И если кого любил, то тебя!

Надо думать, он остался бы безупречно правдив, если бы ограничился этим ловко скроенным признанием. Но Рукосил на нем не остановился, почувствовав влечение к златовласой красавице с чудесными карими глазами и слабой, никогда как будто бы не исчезающей улыбкой ее по-кукольному ярких и больших губ. Темно-синее платье со шнуровкой на груди рисовало тонкий и стройный стан… – Золотинка! – воскликнул он с дрожью. – Любимая! Любимая моя и единственная!

– А вот это лишнее, – сказала девушка холодно. – Не надо разбойничать словами!

Девушка не отнимала руки, которую он считал приличным удерживать, но не выказывала ни малейшего поощрения.

– Прости! – прошептал он, потупившись. – Прости… я мог бы тебя полюбить… Я был так близко… И на тебе я споткнулся… а с этим так трудно примириться.

– Прости и ты, – просто сказала она. – Ты, видно, не знал, что Юлий жив и на свободе. А ты не выйдешь из дворца. Ни ты не выйдешь, ни я. Прости.

– Юлий жив? – настороженно переспросил Рукосил, и Золотинка, чутко вслушиваясь, не уловила неправды. Если слованский государь не знал, что Юлий мертв, то, значит, жив. Сердце ее радостно вздрогнуло. А Рукосилу потребовалось усилие, чтобы сказать два коротеньких слова:

– Я рад.

Она отняла свою руку: нельзя было произносить горькое и дорогое слово «Юлий», когда ладонь ее оставалась в чужой руке. И сказала:

– Да был ли Юлий вообще? Что говорить… это уж ничего не меняет. Отсюда вдвоем мы не выйдем. Прости.

Рукосил не откликнулся и не вставал с колен в тяжком раздумье. А когда поднялся, лицо его было бледно, а искусанные губы пылали. Некоторое время он оглядывался, словно не мог уразуметь, где очутился и на кой ляд эти мраморные изваяния, зачем эти резные каменные карнизы, эта лестница в ущелье розовых стен, которая поднималась неукоснительно вверх и вверх к свету?

Темные чувства мутили душу, дыхание его стеснилось, а взор ускользнул, скрывая нечто… Раскатистый, под землей прокатившийся гул, ропот тяжко пошевелившейся земли заставил Рукосила опомниться. Откуда-то сверху, с затерянного на головокружительной высоте потолка посыпался каменный мусор и куски лепных украшений. Рукосил поднялся с колен и окинул пронзительным взглядом девушку. В лице ее не было страха, а лишь томительное, в сузившихся глазах ожидание.

Верно, то было последнее искушение и последняя слабость Рукосила – ему достаточно было намека.

– Пойдемте, принцесса! – молвил он в совершеннейшем самообладании, принимая спутницу под руку. – Вы поможете мне искать сундук?

– Пожалуй, да, – вздохнула Золотинка, безрадостно кивая сама себе. – Я думаю, его и искать особенно не придется.

– А что, принцесса, как получилось, что вы на свободе и гуляете по Словании? – мягко спросил Рукосил, когда они ступили на длинный пологий подъем. – Я достаточно осведомлен обо всем, что происходит в Республике. Пигалики осудили вас всенародным голосованием, на смертную казнь по статье «Невежество с особо тяжкими последствиями». Насколько я знаю, ни один человек еще не ускользнул из цепких лап пигаликов, если попался.

– Значит, я первая, – усмехнулась Золотинка. И в ответ на недоверчивый взгляд спутника добавила: – Они сами устроили мне побег. В большой тайне, но при всенародном сочувствии, я полагаю.

Цепкому уму Рукосила понадобилось несколько мгновений, чтобы оценить сообщение. Он присвистнул.

– А знаешь, эта дура Зимка Чепчугова тотчас тебя раскусила. Распознала тебя в обличье пигалика еще в корчме Шеробора. Натурально, я отнес это на счет воспаленного воображения взбалмошной, бестолковой бабенки. Видно, уж точно, кого бог хочет наказать, то первым делом отнимает разум! Дурак дураком. Старый дурак.

– Не убивайтесь, Рукосил, – грустно сказала Золотинка. – Удивительно ведь не то, что вам придется рухнуть, забравшись так высоко, а то, что вы вообще туда забрались.

– На вершину я еще не забрался!

– И слава богу!

Он промолчал, и это было достаточно суровое возражение по обстоятельствам их мирной беседы.

– И не зовите меня принцессой, – сказала она, чтобы переменить разговор. – Я когда-то легко купилась на принцессу.

– Но… – хмыкнул Рукосил, – эта выдумка доставила вам немало приятных часов. И вам, и мне. Знаете, пожалуй, это была одна из самых, я бы сказал, добродушных подлостей, которые я когда-либо в жизни сделал.

– А было письмо? Хоть какое-нибудь? – спросила вдруг Золотинка тихо, как если бы что-то не до конца еще для себя разрешила.

– Бог с вами, милая! – веселился Рукосил. – Сундук был. Но письма не было. Честью клянусь, не было.

– Жаль. Хотелось знать… – коротко обронила Золотинка, не поднимая глаз. И переменилась: – А что с Поплевой? Он в Колобжеге, мне говорили? – она глянула вверх, прикидывая, сколько осталось лестницы для мирного разговора.

– В Колобжеге Поплева, дома. Занимается незаконным волхвованием, лечит людей. Жив и здоров, я его не тронул. Все ж таки тесть – через Зимку Чепчугову, можно сказать, породнились! В Колобжеге тебя осуждают – не пригрела названого отца.

– А первый раз, осенью шестьдесят восьмого года, как он попался? Когда провожал Миху Луня?

– Это просто. У Михи началось западение. Он попался прямо на заставе, а Поплеву загребли заодно. Между нами, Миха был неважный волшебник, так, трудолюбивая посредственность.

– Где он сейчас?

– А ты держала его в своих руках.

– Жемчужины?

– Разумеется. Одна из них был Миха. Другая – Анюта. И еще кое-кто. Хорошее собрание редкостных душ.

– Господи боже мой! – прошептала Золотинка. – Пигалики нашли только две штуки. В Каменецких развалинах. Они нашли там Поплеву. А значит, эти четыре, что в Параконе…