Рождение волшебницы

– Они там и остались, – подтвердил Рукосил. – Но совершенно дохлые. Дохлые жемчужины в дохлом Параконе. По правде говоря, я скормил их змею вместе с камнем.

Чародей замялся перед необходимостью посвятить спутницу в мало приглядные подробности принесения в жертву Зимки и собственного пальца, но преодолел себя, полагая, что смерть своей соперницы в зубах змея Золотинка как-нибудь уж переживет.

– Если все вышло как задумано, – говорил Рукосил, заглядывая в лицо девушки, чтобы уловить, как принимает она эту ненужную, может быть, откровенность, – то Паракон уже в утробе змея. А медный истукан схватился с ним не на жизнь, а на смерть. Ты видишь, я ничего не скрываю. Я чист. Я открываю карты. Чтобы мы поняли друг друга. Если схватка уж началась… все может обрушиться в любое мгновение. И тогда некому будет искать имя змея.

Рукосил был бережен, осторожен и ласков. Он выказывал признаки правдивости и, как бы это точнее выразиться… признаки терпеливого раскаяния. Как виноватый любовник, который волею обстоятельств возвратился к обиженной и покинутой красавице.

– Разве нельзя устроить все к общему удовольствию? – говорил Рукосил. – Мы не верим другим, но еще больше не верим себе – от этого все недоразумения, все ссоры и войны. Поверить себе, поверить в будущее, поверить в счастье. И как могло бы все чудно устроиться! Зимку, увы, не воскресишь… Мне жаль эту девочку, в ней… в ней что-то было. Искренность, наверное. Но Юлий жив, и это огромное облегчение для меня.

Золотинка только шмыгала носом, временами отворачиваясь, чтобы утереться золотой культей, потому что здоровой ее рукой владел спутник. Она часто и шумно вздыхала. Собственное волнение, неровное дыхание Золотинки подсказывали Рукосилу, что он на верном пути. Он остановился, придержав девушку.

– Хочешь, – сказал он вдруг в порыве вдохновенного великодушия, – возьми Сорокон. – И полез за ворот. Ищущие пальцы неловко теребили мелкие пуговицы на желтом атласе. Чародей потянул упрятанную под кафтаном плоскую золотую цепь. – Вот Сорокон! – повторил в лихорадке, извлекая изумруд. – Что я могу еще отдать? Чем доказать свое преображение? Дай мне надежду возродиться!

Было ничтожное, но уловимое движение, которое показало Золотинке, что Рукосил не расстался с камнем в мыслях, хотя, насилуя себя, протягивал неверной рукой сокровище. А она, мысленно уцепившись за камень, стояла в бессильном столбняке, уронив руки.

– Бери Сорокон сейчас! Даром! – горячечно повторял Рукосил. – Не знаю, хороша ли плата за милосердие, не мало ли предлагаю за капельку доброты и снисхождения. Но что я могу еще отдать? У меня есть волшебство, власть и жизнь. И я прошу жизнь в обмен на волшебство и власть.

Золотинка стояла молча, неестественно выпрямившись и опустив руки.

– Я не торгуюсь, – наступал Рукосил. – Я чист. И если… – тут он запнулся, чтобы обойти стороной опасную мысль. Но Золотинка ее учуяла.

– …И если придется начать все сначала, что ж, начну все то же сначала, но без волшебства и власти… – тихо промолвила она. – Нет, Рукосил, я не возьму Сорокон.

– Ты отказываешь в милосердии?! – спросил Рукосил с вызовом, почти с угрозой. Неправильная интонация происходила, по видимости, от чрезмерного возбуждения и нетерпеливых надежд. – Отвергаешь милосердие к побежденному?!.. Милость к падшим – закон высшего блага. Это честь витязя. Достоинство благородного человека.

– Ну, значит, я не витязь, – криво, через силу усмехнулась Золотинка, отступая на шажок. – И не принцесса.

Сердце ее больно билось – насилие над собой тоже чего-то стоит.

И Рукосил, совсем было онемевший в противоречии сильных чувств, чуть-чуть только подвинувшись, отер девушке мокрую щеку. Она хмыкнула.

– Спасибо. Не надо. Я не заслужила этого. Я все равно тебя из дворца не выпущу.

– Это в твоих силах? – осторожно спросил Рукосил. И сам себе ответил: – Да, ты причастна к чарам блуждающего дворца. Через хотенчика. Могучая связка.

Потом он закинул цепь на шею и сипло вздохнул.

– Да, кстати, – произнес он, делая усилие, чтобы примириться с разочарованием. А может быть, и для того, чтобы скрыть радость, – Сорокон все ж таки возвратился, он чувствовал его на груди. – Что там было со Спиком? Если начистоту.

– Спик – это кто? – вздохнула Золотинка.

Отворачиваясь от Рукосила, она оглядывалась назад. Подножие лестницы терялось для взгляда – ступени сливались в сплошную рябь и уходили в сумрачный туман, но и в другую сторону, вверх, оставался порядочный путь.

– Спик? – переспросил Рукосил, когда они снова начали подниматься. – Это малоизвестный соратник Милицы. Он исчез после смерти колдуньи, и, честно говоря, никто его особенно не искал. Может статься, именно по этой причине он и явился ко мне с дарами.

– А, это кот! – слабо махнула рукой Золотинка.

– Кот, кот! – подтвердил Рукосил, давая выход подавленному, запрятанному в глубине души раздражению. – Кот, насколько негодяй этого заслуживает.

Нужно ли было понимать последнее замечание так, что Рукосил полагал за честь принадлежность к котовому племени и не прочь был бы отказать Спику в этом преимуществе, нужно ли было искать иные причины для откровенно выказавшего себя недовольства, считал ли Рукосил, к примеру, что кое-кто в ответе за дурной нрав и непредсказуемые выходки опозорившего самое племя котов Спика, – так или иначе Золотинка почувствовала себя виноватой. Она принялась оправдываться, заверяя спутника, что уж что-что, а дурное происшествие в Попелянах не должно омрачать их и без того скверные отношения.

Они замолчали, продолжая подъем. Рукосил хмурился и глядел под ноги, изредка пытая девушку скользящим взглядом. Щека его подергивалась, и кончик уса задиристо взлетал вверх, чтобы своим чередом поникнуть. Неведомые махинации бродили в голове чародея.

На последних ступенях, отдуваясь, спутники поднялись на двойную галерею, которая разворачивалась в обширные сени. Красная ковровая дорожка упиралась в украшенный изваяниями беломраморный портал и двустворчатые двери.

– Нам сюда? – спросил кавалер больше для того, чтобы нарушить молчание.

– Сюда, – пожала плечами Золотинка. – Если сумеем войти.

Тяжелая резная дверь поддалась даже без скрипа, Рукосил шагнул в неведомое первым и застыл перед открывшемся взгляду изображением.

Это была хорошо знакомая Золотинке по Межибожскому дворцу выставка: ломаный коридор, в котором висели по красным стенам, теряясь над головой, картины.

Та, что открылась чародею, повергнув его в столбняк, изображала недавнее событие: «Рукосил предлагает Золотинке волшебный камень Сорокон».

– Что это? – сдержанно спросил он, обводя рукой живописную выставку. – Куда теперь?

Золотинка объяснила, и он с двух слов понял:

– Значит, сюда, – показал он. – Развитие идет налево.

В самом деле, за ближайшим изломом красного ущелья обнаружился конец. Тупик, замкнутый той же самой, знакомой по Межибожу дверью. И Золотинке не нужно было дергать ручку, чтобы понять, как обстоят дела: у самого тупика по правому руку, опередив события, висел известный Золотинке в другом исполнении сюжет: «Золотинка и Рукосил перед закрытой дверью».