Рождение Зверя

Почти сразу же, Сергей вспомнил и другую странность — это полную безэмоциональность священника, словно он вышел на прогулку цветочков понюхать, послушать пение лесных пташек. Ни упрека, ни сарказма, ни тем более мата — ничего этого не было! Отец Анатолий шел так, как будто это был и не он вовсе, а совершенно другой человек или машина, незнающая усталости.

Сергей и так и эдак пытался составить все кусочки этой мозаики в ясную картину, да выходила какая-то несуразица. Священник-супермен, ну никак не вписывался в его понимание всего здесь происходящего. Он, являясь здесь совершенно инородным элементом по воспитанию, более того, состоянию духа, стал своим среди сельчан, стал для них знаменем, ориентиром в современном жестоком и непростом мире. Такое положение много стоит; достичь его может, действительно, только незаурядный человек, который своими личными качествами выделяется из основной массы людей. Отец Анатолий, похоже, также считал себя именно таким человеком. Об этом говорили все его поступки: и масштабный «крестовый поход» против пьянства (и ведь удался! — прим. автора), и инициатива в строительстве столь невероятного спортивного городка, и лечение сельчан травами и мазями… Словом, все происходящее было похоже на формирование нового центра силы в районе, центра притяжения для людей, которым надоела неустроенность и бардак в головах и на улицах. «А такого народу, — с усмешкой подумалось Сергею, — только в его родном городке и его пригороде легко можно насчитать несколько тысяч. Да, что тут говорить, уверен, что каждый второй с радостью бы поменял свою сегодняшнее существование желудком и гениталиями на жизнь с, действительно, стоящей целью — целью-мечтой».

В конце концов, итогом размышлений явился скромный план дальнейших действий, первым пунктом в котором стояло окончательное выздоравливание. Во-вторых, ему надо поговорить с бабулей, у которой он квартируется, в третьих — обстоятельный разговор со священником. На закуску он оставил близкое знакомство с внуками отца Анатолия (у Сергея до сих пор из головы не шел их «трудовой подвиг» на огороде).

Глава 3

Новый, уже четвертый по счету, проведенный здесь день начался очень умиротворяюще: легкие и озорные солнечные лучи, проникая через оконное стекло, так и норовили попасть Сергею в глаза. Наконец, он устал от них отмахиваться и, со вкусом потянувшись, решил вставать. Не торопясь оделся, он осторожно, немного припадая при этом на правую ногу, пошел на улицу умываться. У двери он, случайно задев ведро, чуть не загремел с крыльца. Услышав шум, из кухни выглянула бабуля и, улыбаясь, заявила:

— Проснулся уже? Как ноженька то? Болит по — меньше?

Сергею, в действительности, за ночь сильно полегчало, о чем он и сообщил.

— Ну вот и хорошо… Я сейчас чайку свежего поставлю, с малиновым вареньем попьем…

Ради малины Сергей готов был и сам чаю поставить; малину и варенье из неё он просто обожал, за уши не оттащить.

Вода из умывальника была что-то уж очень холодной и, проскользнув змейкой между лопаток, вызвала дрожь. Растерев до обжигающей красноты спину и грудь, Сергей натянул футболку и помчался на кухню.

За столом его уже дожидался немного закопченный чайник, из — под крышки которого ароматно пахло смородиной. Он намазал на хлеб огромный слой малинового варенья и с наслаждением откусил от этого бутерброда-мутанта. Бабуля все это время сидела напротив и тихонько прихлебывала чай из блюдца.

Как только в плошке с вареньем показалось донышко, Сергей решил перейти к расспросам бабули о его предках.

— Бабуль (он уже с первого дня решил так называть свою хозяйку)! — с вопросительной интонацией обратился он к ней. — А отец ваш с матерью здесь жили?

Она чуть помедлила с ответом, видимо, не ожидая такого вопроса, искренне удивилась:

— Здесь жили, а где же им еще жить то! У меня, почитай, в этом селе и ишо и прапрабабка со своим дедом жили. Мы тут первые были. Вон там, у колодца, их домик стоял.

Сергей обрадовано заерзал, понимая, что она может многое ему порассказать не только о своих родителях, но и о том, кто были первые поселенце здесь и откуда они здесь появились.

Вдруг бабка поднялась со стула и сказала:

— Так ведь у меня целый короб фотокарточек есть. Сейчас вытащу их и покажу их всех…

С этими словами она открыла стоявший у стены здоровенный наверное 60-х гг. сервант; он не смотря на свой возраст так и не потерял свой первоначальный лакированно-торжественный вид. С нижней полки бабка вытащила довольно большой ящик, с верхом набитый фотографиями.

Убрав со стола следы завтрака, она начала медленно, даже с некоторым почтением, выкладывать фотографии с обязательным комментарием к каждой. Более часа Сергей слушал её рассказы о близких: и о непутевом сыне, что никак не может устроиться на одном месте, и мыкается уже который год по разным предприятиям, и о младшей дочке, которая работает в Горьком оператором банка, и, наконец, о старшей, жизнь которой, в изложении бабули, вообще, была похоже на дамский роман. Они перебрали практически все фотографии, которые находились в ящике, но так и не добрались до главного — до патриархов рода, основателей села.

Сергей уже почти потерял надежду, когда и недр короба появилась не то фотография, не то литография. Старческие руки бережно держали пожелтевший, обтрепанный на краях листок, с которого на них смотрел бравый солдат с двумя георгиевскими крестами на груди.

— Вот это Порфирий Силантьевич! — с гордостью произнесла бабуля. — Он как раз и первым здесь первым и построил дом… Тут он в Севастополе с хранцузами воевал (речь несомненна шла о Крымской войне — прим. автора). До унтер-офицера дослужился из рядовых, два георгия получил за храбрость — говорят жутко храбрый был. Ни бога, ни черта не боялся!

В лице солдата, действительно, было что-то бесшабашное. Казалось, вот-вот сорвется он с места и, схватив оружие, ворвется во вражеские окопы… Пожалуй от точно легко мог стать здешним отцом-основателем, который держал бы в кулаке всю округу.

Словно в подтверждение бабуля, продолжая свой рассказ, сообщила:

— Рассказывали, старостой он стал, как только дворов здесь побольше стало… Люди со всей округи стекались сюда. Земли много, лес кругом — места глухие: ни то, что конному, пешему то нелегко было к нам добраться. Да земли эти спорные были — за них аж три помещика судились. Почитай полвека тяжба длилась, да так до революции и не смогли договорится…

Рассказывая, бабуля вынула последнюю фотографию (скорее всего, это была литография, и описываемые события следует датировать примерно концом 50-х — началом 60-х гг. XIX в. — прим. автора) и положила на середину стола. На снимке была изображена небольшая часовня на фоне леса. Показывая на изображение, бабуля продолжила:

— Совсем запамятовала ведь старая дура… Когда Порфирий Силантьевич начал избу рубить для себя и молодой жены, тут уж часовенка вот эта стояла. Монах её построил, а сам рядом в землянке жил… (тут бабуля перекрестилась, глядя на образа). Так вот, монах этот родственником дальним приходится нашему батюшке. Хороший, говорят, был: дети так и льнули к нему, а скотина, так с ним как ручная…

Полученная информация Сергея сильно удивила, так как в его поисках открылись совершенно новые обстоятельства, которые полностью дезориентировали его. «Оказывается, отец Анатолий не только из этого села, но и имеет самое прямое отношение к старожилам этих мест… Более того, чувствуется, что практически весь его род состоял из одних священников. А это означает, что отец Анатолий владеет информацией обо всем, что здесь творилось и твориться… И поди, попробуй, заставь его ею поделиться…», — рассуждал Сергей.

Бабуля тем временем продолжала свой рассказ:

— Бабка моя (очевидно, в семье была очень сильно семейная память, если сохранились сведения о предках через столько лет — прим. автора) рассказывала, что уважал Порфирий Силантьевич очень батюшку… И даже немного побаивался, хоть сам то ох как крут бывал…

«Вот те на! — аж вздрогнул Сергей. — Только показалась, что разгреб весь этот хлам, снова непонятка! Бесшабашный и буйный солдат, прошедший севастопольскую мясорубку, немного побаивался какого-то священника. Даже делая скидку на тогдашнюю религиозность, в такую картину не верилось. Да после пары чарок, Порфирий, похоже строил там все село, как хотел…».