Рожденные ползать

После возвращения из отпуска, Юра, как будто случайно, старался лишний раз пройти мимо газовочной площадки. Она располагалась совсем неподалеку от ВПП. Серые бетонные плиты, покрытый ржавыми подтеками газоотбойник, какие-то, валяющиеся на земле металлические тросы, прикрепленные одним концом к залитым в бетон стальным кольцам. Вот оно — место, где исполняются мечты, только мечта должна быть соответственной. Теперь такая мечта у Гусько была.

— Приехали, — голос Панина вывел Юру из задумчивости.

Тягач, скрипнув тормозами, остановился. Техники выбрались из кабины.

Пока устанавливали самолет на площадке, выяснилась одна очень неприятная вещь. Как, оказалось, производить процедуру «газовки» должен был не он, а старший техник. Теперь тщательно выверенный план начал рушиться. Гусько не имел ни малейшего понятия, как уговорить Панина поменяться местами.

Неожиданно, тот не стал долго упираться:

— Хочешь попробовать сам? Ну, черт с тобой, пробуй! — разрешил Панин.

Не помня себя от радости, Юра бросился отсоединять буксировочное водило, и снимать заглушки с двигателя. При установке колодок под широкие колеса основных стоек шасси, он, воровато оглянулся по сторонам, не смотрит ли начальник в его сторону. Старший техник что-то строчил в журнале. Тогда Гусько выдвинул колодки чуть вперед и влево. Теперь если посмотреть со стороны, то казалось, что они надежно блокируют колеса. Однако если резко вывернуть вправо и при этом газануть сильнее, то вполне можно было их объехать.

Увидев, что его манипуляции остались незамеченными, Юра быстро полез по стремянке в кабину и запрыгнул в кресло. Руки его мелко дрожали. Следом неторопливо поднялся Панин и начал объяснять:

— Значит, так. Включай сначала все здесь, потом…. Слушай, ты чего такой бледный? Боишься что ли? Да не бойся, не взорвется. А то давай, я сяду.

Юра отрицательно замотал головой, вскинув руки. Его глаза были полны мольбы.

— Ну ладно, давай сам. Странный ты какой-то.

После тщательного инструктажа, старший техник, вспомнив, что ему нужно еще кое-что подготовить, спустился вниз. Тихо шипя стравливаемым воздухом, опустился фонарь, негромко щелкнули закрываемые замки. Гусько остался один, отделенный прозрачным стеклом от внешнего мира.

— Готов? — короткий щелчок и в наушниках шлемофона ожил голос Панина.

Юра молча кивнул головой.

— Не слышу! Говори громче.

— Да, — поспешно откликнулся Гусько. Голос его предательски дрожал. — Запускаю.

— Давай там полегоньку. Как положено, сначала погоняем на малом газу, потом плавно выводи на повышенные обороты. Ясно? Тогда поехали.

Юра нажал кнопку запуска. Самолет слегка завибрировал, кабина стала наполняться негромким нарастающим гулом. Гусько представил себе, как где-то там, в камере сгорания двигателя ярко вспыхнул огонь форсунок, поджигающих топливную смесь. Все быстрее раскручивается турбина. Жадно всасывает, сжимая морозный воздух, компрессор. Горячая реактивная струя вырывается из сопла двигателя, ударяет в аэродромный газоотбойник и уходит вертикально в небо.

Старший техник молчал. Ограниченный обзор из кабины не позволял Гусько определить его местонахождение. Наверное, осматривает самолет, все ли в порядке, подумал Юра. Надо решаться!

В этот момент в наушниках что-то забулькало и, связь ожила:

— Все нормально. Давай, добавляй кокса. Только потихоньку.

— Понял. Добавляю, — Юра положил левую руку на рычаг управления двигателем.

По его лицу и спине ручьем катился пот. «Сейчас или никогда! Сейчас или никогда!» — билась в голове единственная мысль. Он сдвинул рычаг на себя, увеличивая обороты. «Была, не была!» — Гусько отпустил тормоз и одновременно резко вывернул колеса передней стойки вправо. Самолет дернулся в сторону, но остался на месте. «Наверное, все-таки уперся в колодки!» — подумал Юра.

— Что ты там творишь? Пся крев! Не трогай ничего, если не знаешь! — взвыли наушники.

— Сейчас или никогда! А-а-а-а! — в голос заорал угонщик и снова дернул ручку, добавляя газ.

— Стопори, придурок! Убью!!! — резанул перепонки крик старшего техника.

Самолет приподнял переднюю стойку, на мгновенье встал на дыбы и потом тяжело рухнул вниз. Кажется, объехал колодки! Все внутри у Юры ликовало.

Впереди лежали серые плиты рулежки, ведущей прямо к свободе. Гусько представил, как с хрустом выдергивается из гнезда шнур внутренней связи. Эта последняя ниточка, соединяющая его с Паниным, армией и, вообще, со всей этой ненавистной страной. Вот бежит за самолетом, все больше отставая, его матерящийся начальник. Еще две-три минуты и, вот она, взлетная полоса, вся в черных полосах от многочисленных торможений. Теперь, встать по центру. Выровнять передние колеса. Зажать тормоз. Вывести обороты двигателя на форсажный режим. Отпустить тормоз. Сноп яркого пламени вырывается из сопла, и самолет начинает мощный разбег, вдавливая техника в спинку сиденья. Скорость стремительно нарастает. Быстрее! Еще быстрее! Несколько машин рванулись с ЦЗ наперерез, пытаясь заблокировать взлетную полосу. Поздно! Гусько кричит во весь голос от переполняющей его радости и плавно тянет ручку управления самолетом на себя. МиГ легко задирает нос и отрывается от бетонки. Резко набирая высоту, он оставляет внизу под собой двадцать пять лет серой жизни, несостоявшуюся инвалидность, докторскую колбасу из крахмала и оберточной бумаги и дураков-патриотов, своих друзей-двухгодичников.

Из наушников, тем не менее, продолжают нестись какие-то крики, мешая сосредоточиться. Странно. Кто это пытается с ним связаться, если радиостанция даже не включена? Юрино внимание постепенно фокусируется на голосе, который, кажется до боли знакомым.

— … Козел! Ну что за беда на мою голову. Сбрось обороты! Глуши движок! Сейчас я тебе мозги прочищу!

Угонщик внезапно понял, что совершенно ничего не видит. Все вокруг плыло в каком-то тумане. Сообразив, наконец, что это запотели очки, он протер их пальцами. Через неровные размытые водяные следы на стеклах, прямо по курсу возникла фигура шведа, энергично машущая руками у себя над головой. Лицо скандинава было типично славянским и почему-то сильно похожим на Панина. Гусько стало дурно — знакомая бетонка, грязный снег по краям, газовочная площадка. Значит, не Стокгольм!

Как ни странно, но Юру даже не били (чего он не смог оценить, все еще находясь в состоянии прострации). Едва открылся фонарь, Панин рванул его за ворот куртки, но, увидев мертвецки бледное лицо техника, безумно вращающиеся во все стороны зрачки глаз и оскал желтых зубов, со страхом отдернул руку. Гусько, тяжело, словно куль с добром, упал назад в кресло.

Только через пару минут незадачливый угонщик пришел в себя и смог скорее сползти, чем спуститься вниз по стремянке. Старший техник, не переставая, бубнил, что он офицер, а не врач в дурдоме и не нянька в детсаду. Держась одной рукой за антенну РЭБ, чтобы не упасть, Юра уныло слушал, как продолжает материться Панин:

— Мать твою разтак! Ты зачем ручку дергал, урод?!

— Случайно…. Зацепил…, — едва ворочая распухшим языком, оправдывался двухгодичник.

— А газовал так зачем? Я же тебе кричал. Если тебе жить надоело, так иди на дальнюю стоянку и застрелись. А мне из-за тебя под трибунал неохота. Ты же чуть страховочные тросы не оборвал!

В голове у Гусько что-то щелкнуло, как замок, к которому долго и безуспешно пытались подобрать код и, который, внезапно, от легкого толчка открылся сам. Юра окинул взглядом фюзеляж и с глухим стоном начал оседать на землю. Он увидел, что к основным стойкам шасси прикреплены толстые металлические тросы, а другой их конец залит в бетон. Это были те самые тросы, которые Гусько неоднократно видел, но никогда даже не задумывался об их предназначении.

«Разведчик проваливается из-за мелочей», — всплыла в памяти фраза из какого-то шпионского романа.

Вокруг него бегал встревоженный Панин, повторяя:

— Ладно, не переживай так. Не бойся, я докладывать никому не буду. Самолет в порядке, да и живы все, слава богу…

Глава 3 Служу Советскому Союзу?

Нам солнца не надо — нам Партия светит! Нам хлеба не надо — работы давай! (Народное творчество периода развитого социализма)

Я критически осмотрел подошву своих валенок. Она стала такой тонкой, что казалось, был виден носок. Еще неделя, от силы — две, и — придется выбрасывать. Вот же беда с технической обувью в авиации. Летние технические тапочки имели резиновую подошву, которая очень быстро стиралась об бетонку, а вездесущие пятна керосина и масла довершали дело. Уже через один сезон подошва отлетала. А так как одна пара обуви полагалась на два года, почти половина техсостава, как какие-то босяки, бегала в тапках, с прикрученными контровочной проволокой подошвами. Та же ситуация и с валенками. Какой же это идиотизм — выдавать их техсоставу без галош! Бетонка, как наждак, и обыкновенную то обувь быстро добивает, а уж валенки…. В чем ходить дальше? Может попросить помочь Панина? У него есть знакомый прапор — специалист по обуви. Я с завистью вспомнил валенки старшего техника. Они были аккуратно подшиты куском автомобильной резины. Отлично, и протектор, чтобы не скользить и не протираются. Только Панину, это сейчас безразлично. Он в отпуске — счастливчик! Укатил с семьей на родину, в родной Свердловск. Сидит там сейчас в тепле, да холодную водку с горячими уральскими пельменями трескает. А я — тут сопли морожу.