Рожденные в СССР. Часть Первая. Пришествие
Шрифт:
— Очень хороший коньяк. Дорого стоит?
— Лучше бы его с лимончиком, — Полынин ответил не сразу, выкладывая салат из банки на тарелку. — Но маем то, шо имеемо. Закусывайте, чувствую, ужин мы сегодня с вами пропустим.
— Так можно попросить хотя бы котлет нам принести. Вам ведь не откажут!
— Наглый вы, однако, молодой человек. Но мысль интересная, — куратор картинно поднял палец. — По коньяку. Двадцать шесть рублей бутылка этого конкретного «Двин» оценивается в госторговле, для нас это, знаете, деньги существенные. Конкретно эту бутылку привезли товарищи с юга.
— «Гость
Полынин на минуту завис, а потом рассмеялся.
— Это ваша киношная переделка романа Стругацких «Понедельник начинается в субботу»? Читал, понравилось, но фильм, как я понял, совсем другой. С таким несколько извращенным юмором.
— Фильм «Чародеи» все-таки именно ваш, снят в восемьдесят втором. Юмор нормальный, да и песни там хорошие, стали на десятилетия новогодними хитами. Слушайте, а ведь в следующем декабре, под Новый год покажут «Иронию судьбы»! Вот вам повезло! Такой хороший фильм да на свежую голову. Я его долго не понимал, постоянно показывали в такие моменты, когда тебе некогда. Потом как-то в записи не спеша пересмотрел и проникся.
— Оливье еще жив?
— Живее всех живых! Только рецептур прибавилось. Это у вас, то есть в здешнем времени все по бедности кондовой простецки. Я же делал его с тремя сортами мяса — говядина, свинина, филе курицы. Огурцы обязательно соленые, а не маринованные. Еще любил добавить в конце зеленое яблоко для свежести.
— Фантастика!
— Это еще ерунда. Главное — выбрать из тридцати сортов майонеза самый подходящий.
Полынин шумно выдохнул, слезно поглядывая на остатки батона и колбасы.
— Зажрались вы там совсем, товарищи.
— Что есть, то есть. Но сколько всего из продуктов импортное! К двадцатому году, правда, ситуация несколько выправилась. Вовремя помогли санкции. Но вот в начале нулевых было настоящее засилье импорта. Даже залежалые окорочка из Америки к нам везли, да химию всякую. Помню такой сухой напиток — «Просто добавь воды!». Вкус отвратительный, но пили ведь и жрали зарубежную просрочку в три горла. Наивные совковые хомячки! То-то затем онкология в стране так выросла, что статистику по ней попросту засекретили. Так что кушайте на здоровье советские натуральные продукты. Колбаса, кстати, очень вкусная!
— Все-таки котлеты я закажу, — куратор повернулся к телефону. — В конце концов, почти никогда еще не использовал собственное служебное положение.
— Лиха беда начало!
— Ну и подколки у вас, Степан!
— Какие уж есть. Вы все тут такие правильные, что так и хочется вас немного помурыжить
— То есть вы точно желаете уехать вместе?
Бутылка армянского ополовинилась, а на столе прибавилось несколько тарелок. Котлеты с картофельным пюре, пирожки и нарезанные крупно куски черного хлеба. Но Холмогорцев был доволен и таким простодушным великолепием. Надо ценить простую пищу, тогда и деликатесы будут казаться намного вкусней.
— Судьба!
— Интересно, — Полынин стрельнул по собеседнику глазами, — такое нечасто случается. Вообще, вы, товарищи из капиталистического будущего особой моральной устойчивостью не отличаетесь.
— Так и у вас сексуальная революция только началась.
Кирилл закашлялся. Его было
не так сложно поддеть циничными выражениями из будущего.— Вот как можно быть таким серьезным и дурашливым одновременно? Вот скажите мне, пожалуйста?
— Вы еще не поняли? — с улыбкой начал объяснять Степан. — Это банальная защита от мрачной действительности. С юмором и циничным отношением к реальности легче выжить.
— К черту выживание! — неожиданно громко высказал Полынин. — Не будет такого! Это я тебе обещаю!
Холмогорцев ничего не ответил, с прищуром поглядывая на собеседника, потянулся за налитой рюмкой и спросил:
— Что все-таки по нам с Надей? Дадут ей работать по основной специальности.
— Ничего тебе пока обещать не могу. Тут решают товарищи намного выше меня чином. Да и сам, понимаешь, не совсем наша территория. Внешняя торговля и экономика та еще клоака. Да и происхождение у Ягужинской малость подкачало.
— Не понял?
— Из польских дворян она. Разве не говорила?
— Как-то упоминала, но… — глаза у Степана загорелись. — Неужели у вас вся эта лабуда с происхождением еще в силе? Вы там совсем сбрендили, что ли, с классовой борьбой?
— Я бы попросил…
— Ладно-ладно! — примирительно поднял руки Холмогорцев. — У всех свои тараканы в голове.
— Степа, — доверительно нагнулся к подопечному гэбист. — Ты в следующий раз язык все-таки за зубами держи. Твой вопрос об учебе и так непрост, так и не усугубляй. Я бы вам обоим посоветовал еще в Центре вступить в комсомол, да и о партии подумать.
— Нет уж, увольте! Совершенно бессмысленные в будущей действительности организации.
— Думаешь, мы не понимаем? Как там у вас словечко интересное сие действо характеризует? Вспомнил — «Дресс-код»!
— Ну…если только так.
— Только так и не иначе. Тогда и двери института перед тобой распахнутся и на заочное устроим без особых проблем. Ты точно хочешь археологией заняться?
— Было моим хобби, как и древнерусская история. Думаю, нынешних ученых я сильно со временем удивлю.
— Ага, — загадочно посмотрел на него Полынин. — Тоже хочешь науку перевернуть?
— Кто еще?
— Твоя приятельница, очень близко анатомически знакомая Валентина.
— Сука, кто вкинул? — Холмогорцев буквально вскипел. Чертовы органы, везде сунут свой нос!
— Не гоношись, Степа. Я никого не вербую, сами приходят.
— Все равно суки!
— Люди разные. Кто-то таким способом хочет в доверие войти. Думаешь, среди ваших откровенных врагов нет?
— Есть, конечно, — в этот раз пришел черед ехидно лыбиться Степану. — Помяни мое слово, вы еще со многими наплачетесь!
— Спасибо, друг, успокоил!
— Ого, хохмить научился?
— С вами граждане и не такого наберешься. Слушай, — Полынин снова нагнулся поближе. — Как так у тебя получается сходиться сразу со многими? У тебя же есть красивейшая до умопомрачения женщина, а ты все равно на сторону поглядываешь? Да и далеко не одинок в таком аморальном подходе.
— Тебе зачем знать? — Холмогорцев выразительно посмотрел по сторонам.
— Сейчас нас никто не пишет, — успокоил его Полынин. — Я тоже имею право на отдых и задушевный разговор.