Розовый Дождь

Как и всегда, в этот день в школе было не протолкнуться. Ведь здание совета было рассчитано только на 300 человек, а здесь без малого было больше пятиста. И это была только первая смена, которая занималась с 8 часов утра до двенадцати дня. Это были мальчики и юноши. Потом, во вторую смену приходили ещё пятьсот - женщины и девушки, которые занимались до четырех вечера. Затем - третья смена - мужчины - до 18 часов. Потом четвертая - оставшиеся мужчины и женщины - до 22 часов. Сначала у них было занятие письмом, потом чтением, потом давались азы истории и географии, биологии и государствоведения, где проходили основы государственного и правового устройства Содружества и Сообщества, принципы Опеки, Порядка и Процветания.

Все лавки были заняты, все хоры тоже - яблоку негде было упасть. Но при этом тишина была идеальная - ещё бы! у столичного учителя ведь были розги...

Лавки были наскоро переделаны в парты, такие же парты были установлены на хорах. Каждому ученику выдали бесплатно набор тетрадей, чернил, перьев, песочниц, учебников - в общем, всего необходимого для учебы.

Сейчас, в первую смену за партами сидели мальчики от 7 до 21 года - года совершеннолетия, который у благородных называется годом "опоясывания мечом". У всех были раскрыты учебники по грамматике, тетради, открыты чернильницы и по белоснежно-белой бумаге скрипели перья. И семилетние юнцы, и двадцатилетние парни, старательно высунув языки, выводили феиными буквами на языке Содружества предложение "Его Величество Гастон Авалонский, король милостью Создателя".

А по возвышенности ходил туда сюда учитель и зорко смотрел на пишущих. Это был высокий человек в длинном черном плаще почти до щиколоток, прямоугольной шляпе с кисточкой и круглыми очками на носу и длинной острой бородкой клинышком. Лицо его было не старым, но оно почему-то всегда имело какое-то кислое выражение, как будто бы его постоянно поили виноградным уксусом или лимонным соком - он был постоянно чем-то недоволен. А огромная толстая линейка в его правой руке, которой он постоянно угрожающе бил по левой - делала его вид особенно ненавистным для всех учеников импровизированной школы. Пожалуй, ненависть к учителю была единственным, что объединяло между собой всех этих совершенно разных ребят - и по возрасту, и по происхождению, ибо рядом сидели и простые крестьяне в желтых курточках, и довольно большой выводок соседского сквайра в красных рубашечках, и детки владельца всех деревенских магазинчиков в оранжевых одеждах... И все с одинаковой ненавистью выводили уже раз пятый одну и ту же надпись "Его Величество, Гастон Авалонский, король милостью Создателя". В самом деле, вместо беззаботных прогулок по лесу, плескания в речке приходится сидеть в душной, битком набитой комнате часами и писать и писать всю эту совершенно ненужную для жизни ахинею...

– Итак, ученики, кто из вас закончил писать диктант?
– наконец, остановился Магистр и строго посмотрел на сидящих учеников и учениц поверх своих круглых очков.

Молчание.

– Я не слышу?

Молчание.

– Хорошо, я буду вызывать по списку.

Магистр взял толстый журнал и наугад ткнул пальцем в имя ученика под номером 275.

– Корвин, сын Айсмута, к доске. Напиши на доске то, что написал у себя в тетради.

Из заднего ряда встал тучный круглолицый и круглощекий крестьянский сын в желтой курточке лет пятнадцати, с лицом, совершенно не обремененным потоком мыслей, но зато вдоль и поперек измазанного чернилами. Он испуганно моргал своими большими рыжими ресницами и не знал, что сказать. По рядам прокатился сдавленный смешок.

– Так, кто смеялся?
– взвизгнул Магистр.
– Кто смеялся, я спрашиваю?
– Ответом было гробовое молчание...
– Ну, смелей, Корвин, выходи к доске и продемонстрируй свое искусство письма, освоенное на сегодняшнем уроке. Быстро!

Корвин, тяжело вздохнув и обреченно покачав головой, собрался с духом и пошел.

– И тетрадь свою захвати! Я посмотрю, что ты написал...

Корвин захватил тетрадь и нарочито медленным шагом, как приговоренный - к эшафоту, пошел к доске...

– Итак, Корвин. Возьми мел и напиши то, что ты написал в тетради. Ну? Что ты стоишь столбом? А?

– Многоуважаемый Магистр, я... я...
– Корвин всхлипнул и понурил голову, густо покраснев.

– Что "я"? А ну-ка, дай-ка мне свою тетрадь...

Но Корвин вдруг отпрянул от учителя, как от змеи и крепко прижал свою тетрадь к груди, как будто бы это был мешок с золотом, а перед ним стоял не учитель, а грабитель какой-то...

Лицо учителя побелело как тетрадная бумага и губы сжались в одну ниточку, он угрожающе стал бить толстой линейкой по своей левой руке...

– Так, так, Корвин, неужели тебе не удалось выполнить такое простое задание, а?

Лоб Корвина покрылся потом, а пальцы его судорожно вцепились в розовую обложку тетрадки, как будто бы от того, что тетрадь останется в его руках зависела сама его жизнь.

Весь класс, не отрываясь, смотрел на учителя и ученика, затаив дыхание.

– Так, Корвин, ну долго будем в "молчанку" играть? Отдай мне тетрадь, я жду. Я жду-у-у!

Корвин дрожащими руками протянул тетрадку в руки учителя и закрыл лицо руками. Учитель раскрыл тетрадь и на странице, подписанной сегодняшним числом, увидел две большие жирные кляксы, а между ними - улыбающуюся рожицу козла с длинными рогами и бородкой...

У учителя перехватило от гнева дыхание, он дрожащими руками поправил на носу свои круглые очки и непослушными губами скорее прошипел, чем сказал:

– Эт... эт... это я-то... к... к.. козел?
– указывая на картинку в тетрадке.

– Нет, нет, что вы, многоуважаемый магистр, это козел из моего дома, его зовут...

Как его зовут, учитель уже не услышал, поскольку весь класс сотрясся от такого бурного смеха, как будто бы в зале разорвалась бомба, из тех, которыми карлики взрывают горные породы в поисках золота.

– И ты думаешь, маленький негодяй, что я тебе поверю? А? Мало того что ты ничего не сделал и даже не потрудился ничего сделать, ты ещё оскорбляешь учителя, поставленного самим королем, а, значит, и самого короля!
– истерически завизжал учитель, который уже давно слышал, как его украдкой, за глаза, называли шепотом то "козлом", то "крысой", то другими нехорошими словами и теперь, наконец, у него появился повод отомстить...

– А Гастон-чернокнижник нам не король!
– вдруг раздался чей-то басовитый голос откуда-то из дальних хоров. И тут же воцарилась напряженная тишина.

– Ка-а-а-а-ак не король!!!???
– закричал учитель и взмахнул в воздухе линейкой, прям как воин мечом - перед атакой.
– Это кто ж такой там выискался, а? А ну, выходи сюда, к доске, покажись! Или ты смельчак только за чужими спинами выкрикивать, а?

Но в ответ учителю было только молчание.

– Ну уж нет, я этого так не оставлю! Это уже не просто оскорбление, это преступление!
– с пафосом воскликнул учитель.
– Если ты не выйдешь сюда, то за твое хулиганство ответит вот этот, ты понял?
– взвизгнул учитель и линейкой указал на несчастного Корвина.
– Тем более, что он оскорбил учителя!

С этими словами учитель схватил Корвина за ухо, подвел его к доске, сорвал с него рубаху и взял из стоявшей у учительского стола большой белой вазы с соляным раствором длинную розгу. Но стоило ему только поднять розгу, чтобы нанести удар...

... как с пронзительным свистом, откуда-то с дальних хоров, в учителя полетела стеклянная чернильница и упала, не долетев всего пары шагов, у его ног, звонко разлетевшись на куски, как разрывной снаряд и обрызгав учителя с ног до головы чернилами.