Розыгрыш или реальность

Осмотр прошел без неожиданностей. К психически нездоровым людям меня не причислили. Выспросив всё о режиме и условиях работы, отношениях в семье, с Денисом, врач оставил запись в карточке «острая реакция на стресс», дал свои рекомендации и удалился.

Лежа на кровати, перед сном я постаралась разложить по полочкам всё, что помню. «Сон» не забывался, не стирался из памяти, как это обычно бывает. Воспоминания — вот, как я могла охарактеризовать то, что крутилось в голове, переплетая все события. Несколько моментов я так и не могла прояснить — почему на мне нет эларов, хотя они интегрированы с моей молекулярной структурой и снять их невозможно (да и не помню я когда я успела сделать на запястьях татуировки, если все-таки эларов не было), куда делось время (на Земле прошло три дня, а я провела в обществе инопланетян больше двух месяцев) и почему я не погибла во время взрыва транспортника (если он был)?

Покрутившись, встала и выглянула в коридор. На посту сидела медсестра и заполняла листы назначения. Рядом с ней лежал планшет, которым я попросила воспользоваться. Мне нужно было убедиться, что я на Земле, а не на Терре.

Полистав новости на медийных сайтах, убедилась, что да, я на Земле.

Следующий утром меня перевели в неврологическое отделение, и через пять дней я настояла на выписке, не выдержав окружения четырехместной палаты.ъ

Глава 39 Я схожу с ума

Из-за рождественских каникул выходить на работу не нужно было ещё целую неделю. Это время было для меня как никогда кстати. Сомневаюсь, что я смогла бы включиться в рабочий процесс.

У меня не было желания кого-либо видеть и с кем-либо общаться. Было одно-единственное желание — забиться в угол, и снова и снова переживать события, хранившиеся в моей памяти, отрешившись от окружающей реальности. Меня поглотила апатия. Насколько я всегда была деятельной, настолько сейчас стала инертной.

После выписки родители настояли, чтобы я пожила у них, но эта идея оказалась неудачной. Я всеми фибрами души стремилась к одиночеству, чтобы без внешних раздражителей, в виде бесконечной заботы мамы, которая старалась меня растормошить и привлечь к какой-нибудь деятельности, будь то приготовление обеда или уборка, разложить всё по полочкам. Для меня всё также открытым оставался вопрос: вымысел или реальность всё то, что не отпускает меня. Вопросы без ответов. Мозг не отдыхал ни днём, ни ночью. Мыслей было столько много, что я начинала ими захлёбываться, и вот тогда подрывалась с постели, выпутавшись из-под одеяла, и металась из угла в угол.

Мои то ли сны, то ли воспоминания, всё больше обрастали деталями. Все чётче мысленно представлялись события. Чтобы как-то справиться с объёмами информации, я стала делать в блокноте короткие пометки, как вехи для памяти. Старалась зарисовывать лица, хотя ни разу не художница. Каждый такой листок был покорёжен от моих высохших на страницах слёз, капавших, размывая чернила, пока я рисовала или записывала. А самое главное, будоражащее сознание, — это чувства к каждому из мужчин, и мои эмоции на те или иные события. Неужели во сне можно пережить такую гамму чувств, а проснувшись, так чётко помнить? Это сводило с ума.

Я перестала есть и плохо спала, сверкая с утра красными белками глаз с потерянным видом. И только большим усилием воли заставляла приводить себя внешне в порядок, чтобы не расстраивать родителей. Но мне это удавалось плохо. Несколько раз, когда мне удавалось уснуть, просыпалась от того, что меня тормошили, мама или папа.

В таком режиме прошла практически неделя. Первой не выдержала мама:

— Карина, что происходит? Ты сама не своя. С какими иностранцами ты связалась? — обеспокоенно и напористо спросила она меня за завтраком в воскресенье, когда я нехотя ковыряла гречневую кашу в своей тарелке.

— Какие иностранцы? — искренне не поняла я, о чём она говорит.

— Херон, Берк, Эол, Шиан, если правильно запомнила. Кто они? — имена, произнесенные вслух кем-то другим, плетью хлестнули по натянутым до предела нервам. Словно от того, что я услышала имена любимых от другого человека, мои мужья перестали быть бестелесными фантомами. Вдруг ожили в этой реальности, налились силой и приобрели физическую оболочку.

Губы задрожали. Голос предал меня, и я испуганно просипела:

— Откуда ты знаешь о них?

В разговор вмешался отец, хмуро наблюдавший за нами поверх газеты, которую любил читать во время завтрака в выходной день. Сколько себя помнила, всегда так было.

— Ты по ночам зовешь их, будишь нас своими криками. Карина, чего мы не знаем? Дочка, расскажи, ты же знаешь, мы с матерью поддержим тебя во всём, — голос твердый, а взгляд мягкий, жалеющий свое дитя.

— Простите, что мешаю отдыхать. Я не знаю, что вам сказать. Не понимаю, о чём речь. Это ведь только сон. Когда просыпаюсь, то уже не помню, кто это.

Признаться родителям в чём? В том, что считаю, что вышла замуж за четверых друзей-инопланетян? Когда и где — во сне или в параллельной реальности? Меня тут же сочтут за сумасшедшую. Для этой реальности инопланетяне это сказка, вымысел фантастов.

— А почему Дениса гонишь? Что он натворил? — продолжила свой допрос мама.

На этот вопрос у меня был однозначный ответ.

— Я его не люблю. Он мне не нужен, — выдержала внимательный взгляд мамы. На дне ее глаз появилось одобрение.

— Ну, раз не люб, то да, нечего голову морочить парню, — милостиво одобрила мама моё решение. — Карина, а насчёт иностранцев не темни. Ты их боишься, они что-то тебе сделали? — перешла родительница в новое наступление. Видит меня насквозь, не поверила в мое забытье. — Ты не молчи, мы с отцом защитим тебя и поддержим — всегда.

— Я действительно не знаю, что сказать. Это же сон. Наутро не помню, — как можно безразличнее пожала я плечами и поднялась заварить кофе. Стоя возле плиты, задумчиво следила за поднимающимся пышной пеной ароматным напитком. Этот разговор вытянул из меня все силы и заставил искать пути отступления. Я не готова делиться тем сокровенным, о чем постоянно думаю, даже со своими дорогими родителями, которых безмерно люблю. Они не поверят. Я сама не знаю, что это — бред воспаленного разума, посттравматические галлюцинации, шизофрения или другая реальность.

— Мам, я хочу съездить на квартиру, — как можно спокойнее сказала я, чтобы не подогревать беспокойство родных. — Цветы, наверное, завяли все. Посмотрю, что можно спасти.

— Я с тобой! — всполошилась она.

— Не нужно. Я еще хочу встретиться с подругой с работы, в кафе сходить, — это было действенная отмазка — показать, что я вышла из анабиоза и меня что-то интересует в этой жизни, кроме постели с одеялом. По факту, никакой подруге, конечно, я звонить не собиралась. Но бдительность нужно было усыпить. — По магазинам прошвырнемся, завтра на работу выходить, хочу купить что-нибудь свеженькое из одежды.