Розыгрыш с летальным исходом

Ничего, своего часа дождусь. Поймаю момент.

– Ауэ, танэ! Ты в чем пойдешь на праздник Луны?

– В смокинге, как принято.

– Давай твоя ваина из своих джинсов тебе шорты сделает.

Спасибо за подсказку. Я отыскал в наших вещах легкую белую ветровку.

– Янка, сделай из нее безрукавку, а вот здесь, - я показал, где именно, - пришей изнутри карман. Из рукава, попрочнее.

– Ага, - Яна прикусила губу, - размером с кобуру, так? А мне пистолет будет?

– Где я его возьму? Обойдешься пока валенками.

Не думал я, что Янка воспримет мой легкомысленный совет буквально…

А события назревали…

Понизовский, в очередной раз побывав на берегу, передал любезное сообщение от вождя: нам приготовили в самом красивом месте острова две хижины. И даже с запасом фруктов.

– Переезжаем, - сказал он оживленно.
– Я, честно говоря, рад этому. Земноводная жизнь не по мне. Да и надоело туда-сюда мотаться. Собирайте вещички.

Мы с Семенычем переглянулись и возражать не стали. Чем скорее будут развиваться события, тем больше шансов взять управление ими в свои руки. Главное - вовремя это сделать, не опоздать.

Местечко, где для нас соорудили две хижины, и впрямь было удачным. С определенной точки зрения: каждый наш шаг ненавязчиво просматривался со всех сторон света. К тому же и сверху, с вершины горы. Единственное, что нам удалось, - это убедить гостеприимных аборигенов, что белым вождям всем вместе в одной хижине легче колдовать, призывая хорошую погоду и стаи рыб. Явных возражений не последовало, но в одну из этих хижин радостно водворилось Маруськино семейство. Тут уж наше колдовство было бессильно. Хотя мы и поняли - нас взяли под колпак.

ПРАЗДНИК ПОЛНОЙ ЛУНЫ

Накануне праздника мы перебрались в хижину. Она была тоже обставлена с простотой и непритязательностью каннибальских времен. Правда, помост для спанья был не сплошным - для общего отдыха вповалку, а чем-то вроде топчанов, застеленных циновками, по числу обитателей. На двух крайних столбах подвешен гамак, который тут же застолбила Ян-ка. Столик, низенькие скамеечки, половинки орехов доэ-доэ. Они здесь применяются для освещения. Орех внутри заполнен маслянистой жидкостью с довольно приятным запахом; в скорлупе пробивают дырочку и вкладывают внутрь фитилек из какой-то лианы. Горит он довольно ярко, но почему-то с непрерывным треском. Правда, аборигены и здесь сделали шаг в цивилизацию: вместо доэ-доэ заливают в плошки из кокосов керосин или солярку. Когда они есть, конечно.

Мы переправили на берег личные вещи и клетку с Борисычем. Устроились, освоились.

В хижине не было окон - только под самой кровлей узкая щель. Двери в нашем представлении тоже не было - ее заменяла какая-то циновка наподобие шторки. И это было оправданно - даже в самые душные ночи в хижине было свежо и прохладно.

Льва Борисыча мы определили в самый дальний угол и отгородили его клетку Янкиным чемоданом. Кормление этого славного зверька взяла на себя Марутеа. И трепетно исполняла эту семейную обязанность - как же!
– скотина в доме, живность в хозяйстве. Собственность. Садясь на корточки возле клетки, Марутеа дразнила Борисыча пальчиком и ласково приговаривала: «Май лав ите оре», что означало, видимо: «Моя любимая маленькая крыска».

Она приносила любимой крыске жеваные кусочки манго, но Лев Борисыч вегетарианством не страдал и предпочитал плодам мелких ящериц, которые сновали повсюду и по-глупому забегали в его клетку.

Янка осмотрелась и произнесла с тоской:

– Домой хочу. В Пеньки.

Между тем нагрянул очередной праздник. Праздник Белой Полной Луны. С ним, как просветил нас знаток местных обычаев Понизовский, связана одна из самых древних и трепетных легенд. Вариации этой темы в виде пантомимы - главное средоточие праздника.

Ближе к вечеру нам доставили традиционные венки - на голову и на шею. Маруська специально для Нильса принесла юбочку из пальмовых листьев. «Мой будущий танэ, - пояснила она с гордостью, - быть самый красивый». И самый маамаа.

Янка с завистью оглядела юбку и предложила Нильсу меняться.

– На ваши шорты?
– с надеждой спросил он.

– На мою юбку, - категорически ответила Яна.
– Она тоже с разрезами. Ты только плавки под нее надень. А то твоя будущая ваина в обморок упадет.

У Нильса хватило ума и такта не уточнять - почему это его юная Марутеа упадет в обморок, если увидит его без штанов?

Мой же праздничный наряд, по причине отсутствия смокинга, был элегантен и прост - шорты из Янкиных джинсов и ветровка с отпоротыми рукавами. Ну и невидимый постороннему взгляду аксессуар - пистолет в пришитом под мышкой рукаве.

А вот Семеныч нас огорчил. С полудня начал жаловаться на боли в желудке, а перед самым выходом на сцену заявил, что по болезни останется дома.

Мне эта хитрость была полностью ясна - он не хотел оставлять нашу хижину без присмотра - и я изо всех сил поддержал его. Даже вызвался сплавать на яхту, где осталась судовая аптечка.

– Обойдусь, - успокоил нас Семеныч.
– Поваляюсь - все пройдет. Как говаривала моя бабушка: «Хай лихо сном перебуде».

– Не знал, что у тебя бабушка хохлушка.

– Ты еще многого не знаешь, Серый. Поэтому, когда узнаешь, не удивляйся. И рот не разевай - москит ворвется.

Циновка, которой был завешен вход в хижину, откинулась - вошел Понизовский. Сделал комплимент Яне по поводу ее наряда, посетовал на легкое недомогание Семеныча и сказал:

– Пора, друзья мои.

Янка сунула ноги в кроссовки, поморщилась:

– Что делать, Серый? И босиком нельзя, и в обуви больно.

– Валенки надень, - буркнул я, занятый совсем другими мыслями.

Янке совет понравился:

– По крайней мере, на этом балу мне не будет равной. Однако жарко в них, ножки взопреют.

Похоже, они с Семенычем что-то на пару затевают. Но я ошибся - недооценил Янку.

– Серый, ты их обрежь, а? Покороче. Получится такая славная, модная домашняя обувь.

– А зима настанет?

– Так зима ж здесь летом.

Есть логика обычная. Есть женская. А есть еще Янкина…

Я отхватил ножом голенища, оставив что-то вроде войлочных калош. Янка их примерила и пришла в восторг.

– Ауэ!
– взвыла она, оглядывая свои стройные ножки в жалких опорках.
– Да поможет мне Эатуа!

Да, дичает женщина. Ей бы еще кольцо в нос.

– Пошли, пошли, - поторопил нас Понизовский.
– Не болей, Семеныч. А может, тебе врачиху прислать? Тут есть знахарка, Муруроа. Перестарок, правда. Ей уже девятнадцать…