Рубеж веков-2
Шрифт:
Местные! А где местные, то там наверняка есть хлеб, мясо, сыры (пусть даже брынза, которая Теодору не слишком пришлась по вкусу), молоко, творог...
Лемк успел увидеть, как всадники привязали коней и громко постучали в дверь. Им никто не открыл, а огонек дрогнул, будто рядом с ним кто-то прошёл.
Снова раздался стук в дверь, уже чем-то железным, кто-то из мужчин крикнул гневно, залаяла собака. Спустя какое-то время вышел худой мужчина, что-то невнятно говоря в свое оправдание и кланяясь до земли. Ну это точно был болгарин.
Теодор уже подобрался достаточно близко, чтобы рассмотреть всадников внимательнее. В восточной одежде они конечно выглядели
Когда они все вместе вошли внутрь, то Лемк, оглядевшись и не обнаружив ни других людей, ни других строений (кроме нескольких явных сараюшек), Теодор, пригибаясь, осторожно отправился к строению по дуге, обходя лошадей. Он уже был научен, что они бывают более чуткими чем псы и могут предупредить своих хозяев. А Теодору хотелось первым делом, не заявляя о себе, взглянуть на них поближе. Или хотя бы послушать.
Обойдя коновязь, Теодор осторожно заглянул в оставшуюся открытой дверь.
В первую очередь в свете светильника он рассмотрел убранство здания, которое оказалось мельницей. Местный, соответственно -мельник, оказался довольно рослым мужиком, просто, когда он гнул поклоны этого было не рассмотреть. Его лицо было мертвенно бледным, а лицо блестело от пота.
– Чего не открывал так долго, мельник? — спросил безбородый. Говорил он на вполне понятной смеси местных языков.
Мельник что-то несвязно отвечал, и был, на взгляд Теодора, немного нервным.
— Наверняка кого-то прячешь… - не унимался безбородый.
– Никого нет!
– слишком поспешно ответил болгарин.
– Признавайся, свинья! Прячешь шакальих выродков удравших с Вите?
А в это время из темноты вышел ещё один из прибывших, держа за руку молодую босую девушку в грубом сукмане. Совсем молоденькая, она смотрелась под одним углом освещения сущим ребенком, а под другим - девицей на выданье. Простое платье не могло скрыть красоту девушки и Теодору было понятно, почему мельник её прятал. Белая кожа как мрамор светилась в темноте, отчего все турки с непередаваемым видом уставились на неё. Мельник же от этого зрелища задрожал.
Безбородый вдруг улыбнулся:
– Видим, что тут никого больше нет…
– Это дочка…
– А не найдётся ли у тебя выпить? В горле совсем пересохло.
– К сожалению…
– Тогда прогуляйся и купи нам водки.
– Но ведь ваша вера…
– Сейчас ночь, и бог не увидит небольшого отступления от фикха…
– Уважаемый ага, все трактиры и харчевни на дороге и в деревнях закрыты.
– Мельнику явно не хотелось оставлять дочь с этими тремя.
– Давай иди уже!
– улыбался безбородый, посматривая на девочку.
– Пройдись по домам. У вас у кого-нибудь обязательно найдется выпить. Посидим, выпьем вместе. Знаешь же закон - те, кто преломляет хлеб вместе не будут врагами. Ты ведь не хочешь, чтобы мы стали врагами, э?
Тон был явно издевательский, и все это прекрасно понимали.
– Ну чего стоишь? Почему не идёшь? Не доверяешь?!
Безбородый указал на девушку и продолжал, улыбаясь:
– Пока тебя не будет, дочь накроет стол. Смотри, какая она у тебя большая! Замуж, наверное, давно пора! Тринадцать лет есть? Что ты там шепчешь? Четырнадцать почти? Какая красавица! Иди и не переживай - мы присмотрим за тем, чтобы никто не разворовал твоё добро!
Будто
в подтверждение этих слов двое подручных безбородого положили руки на рукояти ятаганов, специфические рукояти которых было видно издалека. Посматривая на мельника, они кивали, улыбались и что-то неразборчиво говорили друг другу на своём языке, отчего ещё больше смеялись, посматривая на болгар и в частности, осматривая девушку как свою добычу.Мельник смотрел на сарацин, явно прескверно себя ощущая - один против троих воинов… Как тут сопротивляться? И он попытался сделать то, что мог, а именно попытавшись вновь уговорами отвести угрозу:
– Добрые люди, не шутите так надо мной… Я вдовец, и дочь - Бильяна, это самое дорогое что у меня есть. Я болен, тяжелая работа давно оставила отпечаток на мне… Не позорьте нас. Позвольте нам лишь лечь спать - мы никоим образом вас не побеспокоим.
Только исмаилиты явно уже приготовились к развлечениям, потому слова мельника не дошли до них.
– Ты слишком много говоришь для старого и больного человека, которым хочешь казаться! Ты явно забыл, какое положение занимаешь! Я тебе сказал - неси выпить, а значит - пошёл отсюда, и чтобы духу твоего не было!
И мельника стали выталкивать к дверям.
– Слишком позднее время… Я не пойду… Никто меня там не ждёт… Это мой дом…
Тут уже всякие приличия покинули прибывших:
– Шакалья душонка! Продавшийся ромеям!
– заорал безбородый и выхватил свой ятаган.
– Ага, я не могу оставить ребёнка!
– Прочь, помойное отродье! Только из-за твоей дочери не будем марать о тебя наши клинки!
Сарацины накинулись на мужчину, который попытался ухватить одного, но двое других ударами кулаков повалили его и стали пинать ногами.
Хрипя, мужчина успевал умолять:
– Стойте! Мы уйдем! Мы просто уйдем! Забирайте всё что у нас есть, оставьте только нас в покое!
Удары продолжали сыпаться на него градом.
Однако мельник оказался довольно ловок. Он сумел ужом выкрутиться у них из-под ног и стремительно бросился к входу, где прятался обалдевший от происходящего Теодор.
– Спасите!
– Несите веревки и вяжите его, пока сюда вся округа не сбежалась!
Мельник подхватил у входа вилы, выскочил во двор и резко повернувшись, пропорол ими бок одного из врагов. К сожалению, не смертельно.
– Ах ты, вшивый гяур! Мы хотели с тобой по-доброму! Но теперь ты увидишь тут веселое представление! Сожжем мельницу, и приласкаем дочку. Это тебе будет расплата за твоё гостеприимство!
– Спасите! Люди добрые! Кто-нибудь! Спасите!
– надрывался мельник, у которого один газ стремительно опухал, а борода вся залита кровью из разбитого носа.
Крик Бильяны разрывал ночь сильнее хрипов её отца и яростных воплей сарацин.
– Стой, дура! А лучше давай, раздевайся пока - мы будем делать твоего отца дедушкой. Нашли, кому сопротивляться… На днях я лично срубил двум семьям с их детьми, за непочтительность и за то, что те поддержали этих западный гяуров.
Теодор, не ожидавший всего увиденного, и первоначально просто пытавшийся узнать, что происходит, решил, что надо бы вмешаться и ему. На его месте Жан Бусико бы начал действовать уже давно, бросив прямой вызов этому отребью. Теодору далеко было до этого героя прошлого, и он не был уверен, что сможет их победить лицом к лицу. И хоть ноги его устали, в груди стало тесно, а по телу пробегала дрожь - явный признак будущей драки.