Рубеж

— Да нет у меня никакой неприятности, все нормально.

— Неправда. Я вижу.

— Наташа-а-а! — остановил ее Мельников. — У тебя в самом деле есть серьезная новость?

— Да. Полчаса назад позвонила из Москвы наша Людмила. Сегодня утром она встретилась с человеком, который только что вернулся из Вьетнама.

— И видел Володю?! — обрадованно воскликнул Мельников.

— Конечно! Оказывается, они вместе устраивали медпункт в каком-то разбитом американской авиацией селении. И Володя прямо на носилках делал операции раненым детям и женщинам. Он оперировал и даже ночью, при свете коптилок.

— Молодец! — сказал с восхищением Мельников.

— Но это ужасно — оперировать почти в темноте, — сказала Наталья Мироновна. — Неужели у них нет походных электростанций?

— Странно ты рассуждаешь. Разве не могли машины завязнуть где-нибудь в болоте? Наконец, американские летчики могли разбомбить госпитальное имущество. Ты же представляешь, какая там сейчас обстановка. Эти вандалы не уступают бывшим гитлеровским молодчикам.

Наталья Мироновна горестно поджала губы.

— Значит, и Володя наш в опасности?.. Значит, и он может оказаться под бомбежкой?..

— Ну зачем так сгущать краски, ты же знаешь, что госпитали располагаются в местах, укрытых от авиации. Тем более Володин госпиталь не военный, а от Красного Креста. Его задача — помогать населению.

— Все я знаю, Сережа, — возразила Наталья Мироновна. — Но, согласись, война есть война. Снаряды и бомбы не разбирают, где военные люди, а где гражданские...

Она молча сходила в кабинет и вернулась с газетой.

— Вот послушай, я только что прочла интервью американского летчика, вернувшегося из Вьетнама: «Я убивал чужих детей, чтобы заработать деньги. Мне хорошо платили. Теперь у меня есть деньги. Их достаточно на хорошую виллу с садом. Мои дети будут жить счастливо». Какой ужас! Какой цинизм! — Наталья Мироновна обеими руками стиснула голову. — Специально охотиться за мирным населением, особенно за детьми. И даже хвалиться этим, как спортивными успехами!

Мельников взял ее за локоть и проводил в другую комнату, усадил на тахту.

— Знаешь что, дорогая, наш сын сейчас занят святым делом: он спасает вьетнамских детей. Ты только представь себе, с какой надеждой смотрят на него те несчастные, измученные войной матери, чьих ребятишек Володя вырывает из лап смерти. Ты слышишь, Наташа?

— Прости меня, Сережа, — сказала она, тяжело вздохнув. — Но мне Володенька все время почему-то представляется в тех синих коротеньких штанишках, которые когда-то мы с тобой купили ему в большом Мосторге на Петровке. Ты, наверно, позабыл, а я все, все помню. Он тогда весь вечер маршировал в обновке по квартире, как на параде, и приговаривал: «Иду на фронт! Иду на фронт!» А ты смеялся и говорил ему: «Опоздал, сынок...»

— Потом эти штаны, кажется, сгорели под утюгом, — улыбнулся Мельников.

— Верно. Мама оставила на них раскаленный утюг.

— А Вовка закатил нам концерт по этому поводу.

— Верно, Сережа, верно. Ну, я рада, что вести от Володи есть и что он жив, жив...

Она сильно сморщила лицо, чтобы удержать слезы, но не удержала, закрыла глаза ладонями.

— Наташа-а-а! — ласково сказал Мельников. — Перестань!

— Все, все, не буду больше, — справившись с собой, пообещала Наталья Мироновна. Она встала с тахты и, подойдя к зеркалу, вытерла платком щеки, слегка припудрила под глазами. Повернувшись, сказала с чуть приметной улыбкой: — Вот видишь, я держусь молодцом?

— Вижу, — ответил Мельников подбадривающе. — А у меня есть к тебе просьба. Не знаю, как ты отнесешься к ней. Но мне хотелось бы...

— Ох и дипломат ты, Сережа. Не мучай, говори.

Но Мельников не торопился. Он был рад, что жена повеселела, и теперь всячески старался отвлечь ее от тяжелого разговора.

— Она ведь необычная, моя просьба. В разведку хочу послать тебя. Пойдешь?

Наталья Мироновна лукаво скосила глаза:

— Была бы помоложе, пошла. А теперь какая из меня разведчица!

— Ничего, с моим заданием ты справишься... С женой подполковника Авдеева надо познакомиться. Понимаешь, приехала и сидит дома, скучает, а нам вроде и дела нет до нее.

— Почему же нет? — возразила Наталья Мироновна. — Мы с Ольгой уже толковали об этом. Сходим.

— Правильно, может, помочь человеку нужно с устройством на работу. Она ведь молодая. И ребенка оставила у своих родителей не случайно.

— А это модно теперь, — саркастически скривила губы Наталья Мироновна.

Глава десятая

1

Прошло две недели с тех пор, как Марина Авдеева приехала в Степной гарнизон к мужу. Хмурые, дождливые дни перемежались с тихими, сухими, хотя солнце пробивалось из-за плотных осенних туч все реже и реже. Подобно погоде менялось и настроение Марины. Когда шел дождь, а Иван был на полевых занятиях, она подолгу сидела, поджав ноги, на диване и перечитывала свои стихи, написанные в разное время. Кое-что ей по-прежнему нравилось, большинство же вещей раздражали, потому что казались беспомощными.

В сухую погоду она выходила из домика и одна, в легком нейлоновом плащике, бродила по крутояру над лесистой приречной поймой, спускалась вниз, прислушивалась к шороху облетавшей листвы. Иногда у нее вспыхивало желание побежать в домик, сесть за стол и писать, писать. Но оно быстро затухало, и снова душу заполняла грусть, от которой, казалось, невозможно было избавиться.

Ходить в Дом офицеров, где три раза в неделю показывали кинофильмы, ей одной не хотелось. А у Ивана при тех напряженных полевых занятиях и стрельбах, что проводились в эти дни, на кино уже просто не хватало времени. Он приходил поздно, очень усталый. Марина уже не раз говорила ему с гневом:

— И выбрал ты местечко! Не служба — одно наслаждение.

Авдеев всячески старался успокоить жену, объяснял ей, что трудная обстановка вызвана особой ситуацией в дивизии, что дело это временное и нужно немного потерпеть. Но Марина не хотела слушать его, раздраженно отмахивалась:

— Хватит, Ваня. Молодость не вечна, разбрасывать ее по лесам и степям по меньшей мере глупо.

— Зачем же разбрасывать? — Он недоуменно пожимал плечами. — Привыкай быстрей. Еще так полюбишь эти места...

— Ой нет! — Марина печально вздыхала. — Не привыкну я, наверно, к твоему городку. Никогда мне не привыкнуть к тому, что всюду одна, одна, будто сирота какая.

Готовить домашние обеды Марине не хотелось. Да и к чему? Пообедать вместе с Иваном им почти не удавалось. Сколько раз — поджидает, поджидает его да так и не дождется. А вечером, вернувшись с занятий, он устало говорил:

— Извини, пообедал с солдатами в поле.

Теперь она тоже приноровилась ходить в столовую. Здесь всякий раз, как только она появлялась, навстречу выходила полнотелая приветливая официантка Татьяна Степановна и приглашала Марину к длинному столу, покрытому новой белой скатертью. Вначале Марина от такого особого внимания испытывала неловкость. Потом привыкла.