Руфь
Шрифт:
От мрачных мыслей ее отвлекло появление матери.
— Джемайма, отец ждет тебя в столовой. Он хочет поговорить с тобой.
— О чем? — спросила девушка.
— Он беспокоится о том, что мистер Фарквар сказал мне и что я передала ему. Я думаю, в этом нет ничего дурного. Твой отец требует от меня всегда передавать ему все, что говорится в его отсутствие.
С тяжестью на сердце Джемайма направилась к отцу.
Мистер Брэдшоу прохаживался по комнате и не сразу заметил ее.
— Это ты, Джемайма? Сказала тебе мать, о чем я хочу с тобой поговорить?
— Нет, — ответила Джемайма, — она сказала не все.
— Она рассказала мне, что ты весьма серьезно
— Нет! — ответила Джемайма, чувствуя, как бьется ее сердце, а затем выпалила: — Он не имеет права ничего говорить обо мне!
Ею владело отчаяние — иначе она никогда не решилась бы сказать такое отцу.
— Не имеет права? Что ты хочешь сказать, Джемайма? — спросил мистер Брэдшоу, резко разворачиваясь к ней. — Разумеется, ты знаешь, что я надеюсь увидеть его однажды твоим мужем. Это может произойти, если ты сумеешь проявить то исключительное воспитание, которое я тебе дал. Не думаю, что мистер Фарквар возьмет в жены невоспитанную девицу.
Джемайма крепко держалась за спинку стула, у которого стояла. Она молчала, и ее отец был доволен ее молчанием — он любил, когда его слова принимались таким образом.
— Да, ты не можешь рассчитывать, — продолжал он, — что мистер Фарквар позволит себе жениться на тебе…
— Позволит себе жениться на мне? — тихо повторила Джемайма.
В ней постепенно поднималось негодование. Могла она отдать свое любящее сердце человеку, всего лишь позволяющему себе на ней жениться? Она ждала гораздо большего.
— …если ты будешь поддаваться порывам, которые ты, правда, никогда не смела выказывать при мне, но которые, как мне известно, тебе свойственны, хотя я и надеялся, что сумею привить тебе привычку наблюдать за собой и она вылечит тебя от них. Было время, когда из вас двоих Ричард казался мне более своевольным, однако теперь я бы хотел, чтобы ты брала с него пример. Да! — продолжал он, снова обращаясь к прежней мысли. — Мистер Фарквар был бы для тебя самой лучшей партией во всех отношениях. Ты бы осталась у меня на глазах, и я помог бы тебе завершить образование твоего характера. Это очень важно, чтобы я был неподалеку, стараясь укрепить твои принципы. Кроме того, отношение мистера Фарквара к нашей фирме весьма удобно и соответствует некоторым моим интересам. Он…
Мистер Брэдшоу принялся было перечислять те выгоды, которые получил бы от этого брака он сам, а также и Джемайма, но тут дочь его заговорила — так тихо, что он не сразу расслышал ее, поскольку прохаживался в скрипучих сапогах взад и вперед по комнате. Мистер Брэдшоу остановился и услышал вопрос:
— Говорил ли мистер Фарквар когда-нибудь с вами о браке?
Щеки Джемаймы вспыхнули, когда она спрашивала это. Ей хотелось, чтобы мистер Фарквар обратился сначала к ней, а не к отцу.
— Нет, не говорил, — ответил мистер Брэдшоу. — Но это подразумевалось между нами уже давно. По крайней мере, я был так уверен и неоднократно намекал ему мимоходом, что ваш брак дело возможное. Ему трудно было не понять намеков. Он должен был видеть, что я понимаю его намерения и одобряю их, — закончил мистер Брэдшоу.
Однако тон его уже не был столь уверенным. Он припомнил, как мало в действительности сказано между ними такого, что могло бы иметь отношение к этой теме и подготовило бы его партнера к пониманию подобных намеков. А вдруг мистер Фарквар и в самом деле не думал о браке? Но это бы означало, что он, мистер Брэдшоу, заблуждался: вещь, разумеется, не невозможная, но выходящая
далеко за пределы вероятного.Он решил успокоить и себя, и дочь и сказал:
— Эта партия вполне естественна, и выгоды, происходящие от нее, совершенно очевидны. Ну и кроме того, по многим оговоркам мистера Фарквара я могу судить о том, что он обдумывает возможность брака в недалеком будущем. Он редко покидает Эклстон, почти не бывает ни в каких семействах, кроме нашего. Конечно, ни одно из них не сравнится с нами в преимуществах нравственного и религиозного воспитания.
Но тут мистер Брэдшоу вынужден был остановить поток самовосхвалений, и только он сам мог это сделать, раз уж их начал. Он подумал, что не следует придавать Джемайме излишней самоуверенности, постоянно напоминая, чья она дочь. Поэтому он сказал:
— Но знай, Джемайма: ты делаешь мало чести воспитанию, которое я дал тебе, если производишь такое впечатление, что мистер Фарквар говорит про тебя то, о чем он сказал сегодня.
— Что же он сказал? — спросила Джемайма глухим голосом, еле сдерживая гнев.
— По словам твоей матери, он заметил: как жаль, что Джемайма не может придерживаться своих убеждений, не превращая их в страсти. И как жаль, что убеждения ее таковы, что скорее поддерживают, чем обуздывают ее порывы грубости и гнева.
— Он это сказал? — проговорила Джемайма совсем тихо, не спрашивая отца, а словно бы обращаясь к самой себе.
— Несомненно, именно так и сказал, — важно ответил отец. — Твоя мать обычно точно передает мне все, что делается в мое отсутствие. А кроме того, слова эти явно не ее. Она повторила, не исказив ни одного слова, в этом нет сомнений. Я воспитал в ней привычку к точности, очень редкую в женщине.
В другое время Джемайма, наверное, возмутилась бы против этой системы постоянного шпионажа в пользу высшего начальства, которая всегда была для нее непреодолимым препятствием к свободному разговору с матерью. Но теперь отцовский способ приобретения сведений казался ей неважным по сравнению с содержанием сведений, которые он ей сообщил. Она стояла совершенно спокойно, держась за спинку стула и ожидая с нетерпением, когда ее отпустят.
— Надеюсь, я сказал достаточно, чтобы ты вела себя с мистером Фаркваром как следует. Если же твой нрав столь неукротим, что ты не можешь его сдерживать, то, по крайней мере, ты должна слушаться моих предписаний и стараться обуздывать себя при мистере Фаркваре.
— Я могу идти? — спросила Джемайма, раздраженная донельзя.
— Ступай! — разрешил отец.
Когда Джемайма вышла из комнаты, мистер Фарквар с довольным видом потер руки, вполне удовлетворенный произведенным эффектом. Единственное, что его удивляло, — это то, каким образом столь благовоспитанная девушка, как его дочь, могла сказать или сделать нечто, способное вызвать у мистера Фарквара его замечание.
«Когда с ней говорят как следует, нет никого, кто может быть милее и покорнее ее. Надо намекнуть на это Фарквару», — подумал мистер Брэдшоу.
Джемайма взбежала по лестнице и заперлась у себя. Сперва она не плакала и только шагала туда-сюда по комнате, но потом вдруг остановилась и разрыдалась.
— Значит, я должна правильно себя вести не потому, что это мой долг, а чтобы понравиться мистеру Фарквару! Эх, мистер Фарквар! — воскликнула она, и в ее голосе послышался укор. — Я думала о вас лучше еще час тому назад. Я не знала, что вы просто хладнокровно выбираете себе жену, хотя вы и признавались, что всегда поступаете по правилам. Так, значит, вы хотите жениться на мне, потому что вам тут все подходит, и не желаете тратить время на ухаживания?