Рукопашная с купидоном

— Лаймочка, почему ты так на меня смотришь?

Волнуясь, Агашкин всегда употреблял слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Сейчас он чертовски волновался. Шутка ли — он решил жениться.

— Лаймочка! Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Короче, предлагаю тебе руку и сердце. — И Агашкин пал перед ее рабочим столом на колени. Голова его оказалась как раз на уровне столешницы, и он положил подбородок на самый ее край. — Лаймочка, я люблю тебя безмерно!

— Ах, молодой человек, — откликнулся вместо нее взволнованный Шепотков. — Вы налетели просто как ураган. Даже я опомниться не могу, а уж девушка и подавно.

Комната продолжала качаться перед Лаймой, и, чтобы унять эту качку, она схватилась пальцами за край стола. Агашкина ей только не хватало! Сейчас придет связной, а тут у нее настоящий цирк. Дышать стало нечем, и она вяло обмахнулась ладошкой.

— Смотрите, молодой человек, как она взволнована! — продолжал наседать Шепотков. — Виданное ли дело: налетать, как смерч?

Для Агашкина сравнение со стихийным бедствием не являлось чем-то необычным. Нелепый и смешной, он имел кучу прозвищ, и все, как одно, были связаны с какими-нибудь катастрофами. Человек-авария, разрушитель, мастер-ломастер и так далее. Он уже давно перестал на это болезненно реагировать.

— Ох, Роберт, — простонала Лайма.

— Лаймочка, так ты согласна? — вкрадчиво спросил Агашкин, выудив из кармана коробочку с выпуклой крышкой, в которой, конечно же, лежало кольцо.

Не такое простенькое и славное, как у нее на пальце, а серьезное, исполненное достоинства кольцо с желтым бриллиантом. Когда коробочку открыли, бриллиант уставил свой холодный глаз в потолок, ожидая, когда им начнут восхищаться.

В этот самый момент обостренным слухом Лайма уловила, что по коридору к двери кабинета снова кто-то приближается. Шаги, кстати, были совсем иными, чем у Агашкина — более стремительными. Шепотков тоже их услышал и немедленно вскочил на ноги.

— Я задержу его, кто бы это ни был, — заверил он. — Такой момент нельзя повторить!

Лайма попыталась остановить услужливого директора, но из ее горла вырвался лишь невразумительный хрип, который Агашкин немедленно попытался истолковать в свою пользу.

— Это значит — «да»? — с агрессивной надеждой в голосе уточнил он.

Поскольку голова его так и стояла на столешнице, нижняя челюсть несколько раз клацнула о лакированную поверхность.

— Боже мой, — просипела Лайма, продолжая обмахиваться рукой. — Мне нечем дышать…

— Я тоже взволнован, — признался Агашкин, вскакивая на ноги. — Только, Лайма, ты должна сказать «да» более определенно. Я мечтаю услышать громкий и внятный ответ. Так — да? Лайма, скажи — да?

В этот момент в дверь всунулся Шепотков и крикнул:

— Тут ваш, значит, Лайма, друг пришел. — Подумал и добавил:

— Еще один. Впустить?

— Да! — воскликнула Лайма.

— Какое счастье! — завопил Агашкин и тут же принялся скакать по кабинету в припадке буйной радости. — Я могу назначить день свадьбы?

— Пожалуйста, поскорее! — попросила Лайма, вытирай пот со лба.

Обращалась она, естественно, к Шепоткову. Если она правильно поняла, приехал Болотов. Но как не вовремя! Почему он примчался в такую рань? Что ему тут надо? Никогда прежде он не являлся к ней на работу, а если заезжал, то всегда ждал ее снаружи, в машине. Потому-то директор центра даже не знает его в лицо.

В ней поднялась тяжелая волна раздражения против Алексея. Он не имеет права вмешиваться в ее жизнь! Она же не ездит к нему на фирму и даже никогда не звонит — только в самом крайнем случае. Лайма попыталась вспомнить, когда в последний раз произошел такой случай — и не смогла. То есть она вообще не звонила ему среди дня. Не дергала по пустякам, не отвлекала от важных клиентов. А он! Он почему-то посчитал возможным приехать без предупреждения и подняться прямо сюда. С какой стати?

Болотов вошел в кабинет такой гневный, что у Лаймы при взгляде на него еще сильнее испортилось настроение. Она ненавидела его гневного. В таком состоянии он был не способен вести конструктивный диалог, а только брюзжал и зудел. Вероятно, Шепотков сказал ему, почему нужно подождать за дверью, и он рассвирепел. Отлично. Просто здорово. Сейчас явится связной, а у нее тут скандал с двумя претендентами на руку и сердце.

— Что здесь происходит? — воскликнул Болотов, и сразу же стало ясно, что одним брюзжанием дело не ограничится. — Что вы тут делаете? Кто это такой?

— Это наш директор, — ответила Лайма, хотя Болотов, конечно, имел в виду не коротенького и пожилого Николая Ефимовича, а молодого и здорового Агашкина.

Агашкин отлично знал, что у Лаймы с Болотовым роман, но всегда делал вид, что не придает ему значения и рассчитывает просто переждать эту ее блажь, как бурную, но короткую летнюю грозу. Болотов, в свою очередь, тоже знал о существовании Агашкина, но никогда его не видел. Можно сказать, что Лайма его прятала. Прежде Болотов верил, что тот не заслуживает внимания. Но теперь…

— Здрасьте, — пробормотал Шепотков, раз уж его представили. — Я директор, но центр временно закрывается. Вернее, переезжает. Но пока неизвестно куда.

— Отлично, — пробормотал Болотов, по-прежнему не сводя глаз с Агашкина. И повторил, обращаясь непосредственно к нему:

— Так кто вы такой?

— Агашкин я, Роберт. Мы с Лаймой решили пожениться!

Его прозрачные уши из розовых стали малиновыми и теперь удивительно смахивали на кружочки малинового желе, которое Лайма подавала по воскресеньям к завтраку со взбитыми сливками.

— Удивительно, — ядовитым, не подходящим ему тоном откликнулся Болотов. — Мы с ней решили то же самое.

— Наше решение созрело позже, чем ваше, — парировал Агашкин, выставив вперед ногу с торчащими веером из сандалий пальцами. — Оно-то и вступает в силу.

— Ха-ха-ха! — затрясся восхищенный Николай Ефимович. — Чего только люди не придумают! Это вам, милый друг, не завещание, а чувства, материя тонкая. За них можно и по морде схлопотать.

Болотов, который ни с кем никогда не дрался, даже в детстве, предпочитая или переговоры, или бег по пересеченной местности, неожиданно подхватил его мысль:

— Хотите по морде, как вас там?

— Это Роберт, — слабым голосом сказала со своего места Лайма. — Я тебе про него рассказывала. На него можно не обращать внимания. Пожалуйста, сейчас не до этого.

— Лаймочка, но ты только что сказала мне «да»! — закричал оскорбленный Агашкин.

— Я сказала «да» не тебе, а Николаю Ефимовичу! — живо возразила Лайма.

— Я тут ни при чем! — испугался Шепотков, когда оба кандидата в женихи уставились на него с нехорошим изумлением. — Это просто неудачная формулировка. У меня жена, детки… Я чист, как этот.., как его…