Рукопись Ченселора
Шрифт:
– Значит, она была зеленой. Полицейский сказал, что его фамилия Доннели. Он еще отвез меня в Вашингтон.
– Отвез вас?.. Минутку, сэр.
Щелкнул прерыватель. Ченселор уставился в окно, за которым кружились хлопья снега, и подумал: «А не схожу ли я с ума?»
Сержант Манеро подключился снова:
– Сэр, я просмотрел полицейский журнал. О дорожном происшествии с участием «Шевроле» и «Континенталя» в нем даже не упоминается.
– Это был «Континенталь» серебристого цвета. Доннели сказал, что машину задержали. Водитель – женщина в темных очках. Она потом врезалась в почтовый фургон.
– Повторяю,
– Да есть же, черт возьми! – не сдержавшись, крикнул Питер. На лбу у него выступили капли пота, боль в висках усилилась. Он напряг память:
– Я вспомнил. Он сказал, что она была пьяна, что уже не раз допускала нарушения. Это жена владельца фирмы, торгующей автомобилями модели «Линкольн» в Пайксвилле.
– Минутку, – прервал его дежурный, повысив голос. – Вы шутите? Родители моей жены живут в Пайксвилле. Там нет такого магазина, да и никто не в состоянии купить такую машину. Я повторяю: у нас нет полицейского по фамилии Доннели. Повесьте трубку, вы мешаете нам работать.
Телефон умолк. Ченселор стоял неподвижно. Не веря собственным ушам. Кто-то опять пытался доказать ему, что все случившееся с ним – игра воображения.
Бюро проката автомашин в далласском аэропорту! Он ведь звонил по телефону из отеля «Хей-Адамс» и говорил с управляющим. Тот заверил его, что все будет в порядке и бюро просто пришлет ему счет. Теперь Ченселор решил снова им позвонить.
– Да, конечно. Я помню наш разговор, мистер Ченселор. Мне очень понравилась наша последняя книга.
– Вам вернули машину?
– Да.
– Значит, кто-то нанял буксир, чтобы отвезти ее в Роквилл. Не видел ли этот человек полицейского по фамилии Доннели? Выясните это, пожалуйста, для меня.
– Нет необходимости что-либо выяснять. Машина была доставлена в наш гараж на следующее утро. Вы говорите, что она была повреждена, но никаких повреждений не обнаружено. Я помню, диспетчер даже сказал, что редко возвращают машину такой чистенькой.
Питер попытался взять себя в руки.
– А тот, кто доставил машину в гараж, должен был где-то расписаться?
– Конечно.
– Кто же расписался?
– Подождите минутку, я выясню.
– Подожду. – Питер до боли в предплечье сжал телефонную трубку, в глазах у него потемнело. А за окном по-прежнему падал снег.
– Мистер Ченселор?
– Да.
– Боюсь, что произошла ошибка. В гараже утверждают, что подпись на счете ваша. Очевидно, тут какое-то недоразумение. Поскольку машину брали вы, человек, возвращавший ее, вероятно, думал…
– Никакой ошибки нет, – прервал его рассуждения Питер.
– Прошу прощения…
– Благодарю вас, – сказал Ченселор, вешая трубку.
Вдруг ему все стало ясно, все. Ужасное лицо-маска, серебристый «Континенталь», чистый, отремонтированный «Шевроле» в вашингтонском гараже, вымытый до блеска «Мерседес» перед его домом в Нью-Йорке, записка на двери – все это Лонгворт. Лонгворт! По-клоунски напудренное лицо, длинные темные волосы, темные очки… и напоминание о той страшной штормовой ночи, что была год назад. Лонгворт пытался свести его с ума. Но зачем?
Ченселор вернулся к креслу, сел, ожидая, когда пройдет боль в висках. Его взгляд упал на газету, и
он вдруг понял, что ему нужно делать. Элисон Макэндрю!Глава 16
Он нашел ее фамилию в телефонном справочнике по Нью-Йорку, который хранил у себя. Однако номер оказался отключенным. Значит, она пользовалась телефоном, номер которого не был внесен в справочник.
Тогда он позвонил в фирму «Уэлтон Грин эйдженси». Секретарша ответила ему, что мисс Макэндрю несколько дней не будет на работе. Никаких объяснений она не дала, да он и не просил.
И все же у него был адрес Элисон Макэндрю. Она жила в многоквартирном доме на 54-й улице. Этот дом был ему знаком, он выходил на набережную. Ничего не поделаешь, ему необходимо было повидать эту женщину и поговорить с ней.
Он отнес кое-какую одежду в «Мерседес», потом положил в портфель рукопись, сел в машину и отправился в Нью-Йорк.
Элисон Макэндрю сама открыла дверь. Ее большие карие глаза излучали ум и любопытство. Возможно, к любопытству примешивалась и злость, хотя лицо казалось печальным. Это была высокая женщина, унаследовавшая, очевидно, от отца сдержанность, но внешне очень похожая на мать. У нее были тонкие, словно высеченные резцом скульптора, черты лица. Светло-каштановые волосы она уложила довольно небрежно. На Элисон были бежевые брюки и желтая блузка с вырезом по шее. Под глазами у нее темнели круги – явные следы скорби, которые она старалась скрыть.
– Мистер Ченселор? – спросила она в упор, но руки не подала.
– Да, – ответил он с поклоном. – Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной.
– Вы были очень настойчивы, когда звонили мне из вестибюля. Входите, пожалуйста.
Он вошел в небольшую квартиру. Гостиная была обставлена в современном стиле, отличающемся стремительностью линий, обилием стекла и металла. Это была комната дизайнера, отдававшая бездушием, но благодаря присутствию хозяйки достаточно уютная. Несмотря на всю прямоту и непосредственность, Элисон Макэндрю излучала какое-то непонятное тепло и не могла с этим ничего поделать.
Она жестом указала Питеру на кресло, а сама устроилась на диване напротив.
– Я бы предложила вам выпить, однако не уверена, хочу ли, чтобы вы задержались у меня надолго.
– Понимаю.
– И все же я потрясена, даже немного напугана…
– Но чем же?
– В этом повинен мой отец. Я открыла ваши книги несколько лет назад. Именно тогда у вас появился почитатель, мистер Ченселор.
– Памятуя о благополучии моего издателя, я надеюсь, что у меня найдутся еще два-три почитателя. Однако это не важно. Я здесь вовсе не по этой причине.
– Мой отец тоже был одним из ваших почитателей, – сообщила Элисон. – У него было три ваших книги, и он считал, что все они очень хороши. «Контрудар!» он читал дважды. Он говорил, что в книге рассказывается о страшных вещах, но, возможно, все именно так и было.
Ченселор был удивлен. Генерал не высказывал ему таких чувств, и никакого восхищения Питер в его словах не уловил.
– Я этого не знал. Он мне об этом не говорил.
– Отец не любил делать комплименты.
– Мы разговаривали о других вещах, более важных для него.