Руководство по системной поведенченской психотерапии

В-пятых (что также вытекает из третьего), в качестве «опыта прошлого» для целей формирования «прогноза» могут быть приняты факты, которые имели место в опыте других людей (в других ситуациях), о чем стало известно данному лицу, или в принципе возможны, то есть допускаются конструкцией «картины» «прогнозирующего человека». Иными словами, при наличии тех или иных «драйвов» «схемы» в «картине» человека (по механизмам «обобщения», «абстракции», «переноса» и др.) [390] ⁷⁸³ могут формироваться совершенно нелепые «прогнозы». [391]

390

Эту специфическую роль речевого поведения особенно отмечал И.П. Павлов. Он пишет о «сигналах сигналов» (речь): «Они представляют собой отвлечение от действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специальночеловеческое, высшеемышление».

391

Например, смерть пожилого человека от инфаркта может стать «материалом» для «прогноза» молодого и совершенно здорового лица. Не замеченная врачами на ранних стадиях заболевания опухоль у кого-то из знакомых данного лица может приводить у него к «прогнозированию» онкологического заболевания, а результаты медицинских исследований, отрицающие наличие такового, могут толковаться им как «медицинская ошибка».

Наконец, в-шестых (что вытекает из всех предыдущих пунктов), «прогноз», возникающий у человека, учитывает только несколько субъективно значимых фактов, зачастую ложных или имевших место в прошлом (то есть в других обстоятельствах) и по сути своей всегда ошибочен. Последнее объясняется еще и тем, что «прогноз» не учитывает и не может учесть тех новых, действительно будущих событий, которые окажут свое влияние на будущую ситуацию. В этом смысле «прогноз» всегда ложен и может быть назван «фантазией, принятой человеком за реальность».

Однако поскольку «прогноз» есть естественный и в некотором смысле необходимый механизм предполагания будущего, то очевидно, что критики к этой своей «фантазии» у создателя «прогноза» нет. Учитывая же все представленные выше нюансы (в первую очередь, чрезвычайную усложненность этого процесса у человека) и, главное, как выразился Л.М. Веккер, дополненность содержания «прогноза» «соответствующим эмоциональным сопровождением, которое в итоговом составе психических регуляторов действия может нести как целеобразующую, так и мотивационную нагрузку»⁷⁸⁴, избежать «прогноза» невозможно, последний же оказывается руководством к действию [392] ⁷⁸⁵; таким образом, появившаяся здесь неадекватность приводит к дезадаптации [393] ⁷⁸⁶. Именно в связи с этим задачей психотерапевтической работы является не устранение самой функции предполагания, но приведение ее в соответствие с фактической данностью. Иными словами, для качества жизни человека важно не то, что человек предполагает будущие события, но то, как он это делает. Феномен «планирования» в противовес «прогнозу» решает эту задачу.

392

А. Бандура указывал, что человек, думая о последствиях своих действий на основании прошлого опыта, создает правила и прогнозы, которыми он будет руководствоваться в будущем.

393

Не случайно А. Адлер считал, что «сущностью невроза» (его «единственным отличием от нормы») являются «ставшие действенными воспоминания, тенденциозно выбранные усиленной фиксацией, короче говоря: невротическая перспектива». «Невротик, – добавляет А. Адлер, – не страдает реминисценцией, а делает ее».

А. Психический механизм

«Прогноз», если оставить в стороне все «естественные» его оправдания, представляется ошибочным уже потому, что он представляет собой то, какими будут события будущего, то есть предполагается некая законченная форма реальности, которая никак не может быть таковой [394] ⁷⁸⁷. Причем «прогноз» воспринимается человеком именно как фактическая реальность, только «еще не свершившаяся», но в остальном именно как реальность. В этом смысле «прогноз» абсолютно противоестественен, поскольку представить себе то как именно будут происходить события (что зависит от других событий, которые также будут иметь место в будущем), невозможно.

394

По меткому выражению М. Павича: «У будущего есть одно большое достоинство: оно всегда выглядит в реальности не так, как себе его представляешь».

С определенной долей уверенности можно было бы сказать не о собственно событиях будущего, но о том, как будет поступать человек (принимающий те или иные решения) в тех или иных обстоятельствах («штатных» и «нештатных ситуациях»). Однако и здесь возможны самые разнообразные «накладки», поскольку, если даже человек и примет для себя решение действовать каким-то определенным образом в предполагаемой ситуации, это не означает того, что он может, во-первых, предусмотреть все возможные ситуации, где от него потребуется соответствующее поведение, а во-вторых, это не гарантирует того, что он окажется способен вести себя именно так, а не иначе в ситуации, которая будет иметь место в будущем.

Таким образом, «планирование», которое в СПП противопоставляется «прогнозу», есть не просто «план» (то есть то, как будет поступать человек когда-нибудь), но «план» того, что человек будет делать сейчас, поскольку, во-первых, сейчас более или менее точно ясна данная ситуация, а во-вторых, именно от того, как сейчас будет вести себя человек, и зависит то, как будут складываться будущие события (не полностью, конечно, но хотя бы отчасти).

Здесь нужно иметь в виду, что по прихоти тенденции выживания человек обычно предполагает негативные события [395] (или очень позитивные [396] ). Если же в его «схеме» имеются соответствующие «участки напряжения» («драйвы», некие «образы» и т. п.), то эмоциональная насыщенность прогноза многократно усиливается, что ведет к «катастрофическим ожиданиям», которые Ф. Пёрлз даже называл «трансом катастрофических ожиданий»⁷⁸⁸. Впрочем, необходимо понимать, что данные «участки напряжения» могут и не соответствовать «прогнозу» по содержанию. Ими могут стать и какие-то содержательно иные «силы», но таким образом выражающиеся (представленные) в «картине». [397] В этом случае подобные «девиантные» или «супрессивные» отношения «картины» и «схемы» приводят к тому, что «речевой разработке» подвергается не собственно тот «участок напряжения», который спровоцировал данную работу «картины», а какой-то другой.

395

Покидая квартиру и множество раз перепроверяя, выключил ли он свет, газовую плиту, воду и т. п., человек предполагает соответственно короткое замыкание, пожар, затопление, а вовсе не то, что будет «без толку» гореть свет, растрачиваться газ или вода.

396

Предполагая будущее сексуальное удовольствие, человек предполагает «очень хорошее» сексуальное удовольствие, а не какое-нибудь; в противном случае он просто не будет предпринимать соответствующих действий, если, конечно, не «прогнозирует», что отсутствие этих сексуальных контактов повлечет за собой ухудшение его «социального статуса», тягостного чувства «сексуальной неудовлетворенности» и т. п., то есть не формирует отрицательного «прогноза».

397

Например, женщина испытывающая страх неизвестности, незащищенности и т. п., связанный с предполагаемой изменой мужа и «прогнозируемым» его уходом из семьи, может «прогнозировать» свое «тяжелое заболевание», «смерть от сердечного приступа» на открытом пространстве и т. п.

При «речевой разработке» «прогноза» он снабжается соответствующей «информацией» из всех смежных контекстов, то есть если речь идет о «страхе смерти», то в «речевую разработку» могут включаться такие тематики, как «болезни», «оказание медицинской помощи», «аварии и катастрофы», «убийства», «дети– сироты», «приметы», «ритуальные услуги» и т. п. [398] Все эти тематики сшиваются в сложные аберрации «картины», редукция которых «в лоб» зачастую представляется невыполнимой задачей, особенно при низком культурно-образовательном уровне пациента. Фабула симптома представлена именно этой «речевой разработкой», нередко она базируется на каких-то событиях в жизни пациента, которые он весьма произвольно увязывает с возникшим у него расстройством. [399] В этих случаях, разумеется, необходимо всестороннее развенчание подобной «ассоциации», однако дело этим, как правило, не исчерпывается.

398

Каждая из этих тематик также может подвергнуться «речевой разработке» и стать доминирующей, заменив прежнюю.

399

Например, пациент мог в детстве находиться на учете в туберкулезном диспансере, теперь же он рассматривает свои невротические приступы удушья как последствия некоего «скрытого туберкулеза», включая под разнообразными предлогами («объяснения» – см. ниже) свои детские страхи, вызванные и рассказами об указанном заболевании, и страхом от посещения врачей, проводимых обследований, ставших элементами «схемы», в «речевую разработку» «картины».

Главная же трудность заключается в самом факте «напряжения» «схемы» («драйвы», «элементарные эмоции» и т. п.), которое, оставаясь в наличии, не позволяет прервать «речевую разработку» «картины». Последняя же, в свою очередь, усиливает исходное «напряжение» «схемы», вовлекая в ситуацию новые контексты, а соответственно, и новые элементы «схемы», которые этими контекстами представляются. В результате этих «наработок» у пациента, разумеется, изменяется и стереотипное поведение. В принципе эти изменения преследуют так называемую «вторичную выгоду», однако последняя лежит в плоскости движения по пути наименьшего сопротивления, что, как правило, приводит к ухудшению ситуации. [400] Впрочем, эти ухудшения – ничто по сравнению с эффектом изменения стереотипного поведения, поскольку само это изменение актуализирует «элементарные эмоции», которые, действуя в «схеме», дополнительно потенцируют «речевую разработку».

400

Например, он оказывается вынужден сменить работу или вовсе ее прекратить, у него возникают конфликты в семье (на почве, например, «гигиенических» соображений у больных с мизофобией), которые также могут приводить к существенным изменениям в жизненной ситуации пациентов, и т. д.

Кроме того, необходимо учитывать и еще один немаловажный нюанс – по сути дела, «прогноз» является той «негативной программой», которая определяет поведение пациента (поскольку «прогноз» принимается им за реальность и «рисует» будущие события). Таким образом, пациент, «прогнозирующий», что ситуация будет для него пугающей или же что будущее его «беспросветно», уже начинает пугаться, или ничего не делает для того, чтобы в жизни его произошли какие-то существенные изменения [401] ⁷⁸⁹. Когда же страх действительно осознается (в предполагаемой пациентом к осознанию ситуации), а его пассивность и бездеятельность действительно приводят к неблагоприятным последствиям, то данные обстоятельства воспринимаются пациентом как подтверждение правильности его «прогнозов». [402]

401

По этому поводу М. Япко пишет: «Прошлое является перекидным мостом в будущее, и пациент попросту переносит в будущее контексты, пережитые им когда-то. В структурном отношении такой процесс можно назвать “негативным самогипнозом”. Из-за такого пессимистического взгляда на будущие возможности сам парализует свои действия».

402

С этой целью А. Эллисом был введен термин «самореализующиеся прогнозы».

Возвращаясь к феномену «планирования», нужно еще раз уточнить: «планирование» – это принятие пациентом решения относительно того, что он будет делать сейчас. С одной стороны, это крайне существенно, поскольку достигается своего рода «заземление» пациента, он обращается к наличным событиям, а не к предполагаемым. С другой стороны, осуществляется принцип поведения в отношении поведения, поскольку в такой ситуации, то есть «планируя», пациент ощущает собственную ответственность за результаты своих действий и не может более пенять на «внешние обстоятельства». Наконец, поведение пациента при «планировании» становится целесообразным, то есть предполагает своего рода самоинструкцию на предмет того, что он может и должен делать.