Румянцев-Задунайский

Вечером 3 ноября из главной квартиры армии неожиданно приехал генерал-лейтенант князь Голицын. Князь привез лимонов, два штофа водки из погребка фельдмаршала Бутурлина.

С подозрением косясь на гостинцы, выложенные на стол, Румянцев спросил:

— Приехал уговаривать снять осаду?

Голицын рассмеялся.

— Захотелось посмотреть, чем тут зятек занимается. Что касается снятия осады, — он сразу сделался серьезным, — я думаю, такое решение примешь и без моих уговоров, когда узнаешь, что прусский король отрядил на помощь Кольбергу еще один корпус под командованием генерала Шенкендорфа.

Румянцев, оставаясь внешне спокойным, налил из штофа полстакана, выпил, пососал ломтик лимона и только после этого заговорил:

— Откуда такие сведения?

— Сведения абсолютно точные, можешь в них не сомневаться.

Румянцев налил еще полстакана, но пить больше не стал.

— Пока Шенкендорф доберется до Померании, с Кольбергом будет покончено, — сказал он так, словно раздумывал вслух.

— Ты в этом уверен?

— Крепость вот-вот сломится, у принца кончилось продовольствие. По показаниям пленных, он готовится к ретираде.

Голицын тоже налил себе водки.

— А если принц удержится до прихода нового корпуса, что тогда? Не забывай, есть еще Платен. По нашим данным, он возвращается с огромным обозом.

— Я готов драться со всей прусской армией, но Кольберг будет мой! — резко сказал Румянцев. В глазах его выразилось такое упрямство, что Голицын понял; спорить с ним бесполезно.

Принесли чаю, и они стали ужинать. К разговору об осаде крепости больше не возвращались. Отпивая из своей чашки, Голицын украдкой поглядывал на Румянцева. Поведение зятя его забавляло. Своим упрямством он ему нравился. «Наверное, так и надо действовать, — думал он, — без твердости победы не добьешься…» Ему вспомнились анекдоты о пьяных забавах Румянцева в его еще не столь далекие холостяцкие годы. Худая слава ходила тогда за ним по пятам. Многие говорили, что доброго военачальника из него никогда не выйдет. А вот вышел-таки!

— Что тебе пишут из дома?

Голицын ехал сюда не только с надеждой заставить, его отказаться от осады. Весной, будучи в Москве, он гостил у сестры Екатерины Михайловны. Графиня показалась ему подавленной. И хоть она ни на что не жаловалась, он понял, отчего у нее такое настроение. Кто-то пустил сплетню, будто муж ее «путается» с дочкой канцлера Воронцова, выданной за графа Строганова. Направляясь в корпус, князь намеревался поговорить обо всем этом с зятем откровенно, по-мужски. Однако завести такой разговор у него сейчас не хватало духа. Да и стоило ли заводить? Стоило ли придавать значение каким-то сплетням?

— Я спрашиваю, как у тебя дома, как дети? — повторил свой вопрос князь, видя, что Румянцев его не слышит, занятый своими мыслями.

— Спасибо, все хорошо, все здоровы, — Румянцев вышел из-за стола и направился к койке. — Извини, я очень устал. Поговорим завтра.

Они ночевали в одной палатке. Между койками топилась железная печка, и спать было тепло.

Их разбудил полковник Салтыков, командовавший осадными батареями.

— Ваше сиятельство, проснитесь! — тормошил он Румянцева. — Неприятель оставил ретраншамент!

Чтобы собраться, Румянцеву понадобилось менее минуты.

— Говорите, ушел? — переспросил он, застегивая пуговицы.

— Так точно, ваше сиятельство! Перебежчик показывает: ушел берегом моря.

Голицын тоже стал одеваться, прислушиваясь к разговору. В слюдяное окошечко палатки брезжил рассвет. Наступило утро.

Румянцев приказал доставить перебежчика в палатку и сам допросил его. Это был унтер-офицер, высокий и худой: кожа да кости.

Перебежчик отвечал на вопросы спокойно, с уверенностью человека, хорошо знавшего обстановку.

После того как выпал снег, положение войск в крепости стало тяжелым: не было топлива, не хватало фуража, продовольствия. Лошадям давали в сутки только по полфунта соломы. Отчаявшись, принц Виртембергский решил вырваться из осажденного города через обширное плесо, которое соединяется с морем узким, но глубоким протоком. Он приказал построить на козлах мост, который установили в том месте, где было не так глубоко, и минувшей ночью провел через это сооружение пехоту. Конница переправилась вплавь. Уходя, принц приказал оставшемуся гарнизону держаться до конца и обещал скоро вернуться с транспортом провианта.

— Прикажете штурмовать крепость? — спросил полковник Салтыков. Ему не было и тридцати, он находился еще в таком возрасте, когда человек легко поддается возбуждению при мысли о предстоящем сражении. Глаза его горели, и, казалось, он делал над собой огромное усилие, чтобы стоять перед генералом спокойно.

— Со штурмом пока подождем, — помедлив, ответил Румянцев. — Сдается мне, сначала придется встретиться с принцем на чистом поле и, может быть, не с одним только принцем… Прикажите вызвать командиров бригад, — и Румянцев многозначительно подмигнул сидевшему в сторонке Голицыну: мол, видишь, как дела разворачиваются, не до зимних квартир теперь…

5

Оставив для прикрытия осадных батарей и лагеря несколько батальонов, Румянцев приказал корпусу немедленно переходить на западную сторону реки. Главный театр действий снова переносился сюда, на эту болотистую с редкими холмами местность, по которой пролегла дорога на Штеттин.

Попытка настигнуть отступившего неприятеля ничего не дала. Посланные в погоню легкие войска нашли на дороге лишь брошенную неприятелем пушку да несколько ящиков с амуницией. Вскоре от генерала Берга стало известно, что прорвавшийся из Кольберга корпус принца Виртембергского соединился с корпусом генерала Платена.

Идти всем корпусом на запад не имело смысла. Румянцев знал, что, соединившись, оба неприятельских корпуса попытаются вернуться к Кольбергу, чтобы доставить туда транспорт с продовольствием и боеприпасами. Он решил остаться между реками Презанту и Реги, заняв выгодные позиции.

Кольбергский пас [19] , через который прорвался из осажденного города принц Виртембергский, Румянцев поручил оборонять генерал-майору Яковлеву с десятью батальонами и десятью эскадронами, а также одним казацким полком. Пять батальонов гренадер под командой бригадира Брандта, вернувшегося недавно из отпуска, расположились в резерве. Остальные батальоны под командой генерал-поручиков князя Долгорукова и Олица заняли позиции на высотах между двумя деревушками, держа под контролем главную кольбергскую дорогу. На одном из проходов был поставлен гренадерский батальон с четырьмя полковыми орудиями.

19

Пас — проход.

Неприятель, однако, не спешил прорываться к Кольбергу. Легкими войсками он совершал различные маневры, создавал угрозы тылам, стараясь таким путем выманить русских с занятых ими позиций. Румянцев, не поддаваясь ни на какие уловки, не трогался с места. Против легких войск противника, угрожавших тылам, он выставил лишь подвижные войска под командованием генерала Берга, которому к тому же было поручено вести постоянную разведку действий противника.

Наконец до принца Виртембергского и генерала Платена дошло, что маневрами легких войск ничего не добьешься, и они решили действовать в открытую — дать бой осадному корпусу на подступах к Кольбергу. 30 ноября, овладев Трептовом, противник двумя колоннами двинулся на сближение с главными силами Румянцева.