Руна на ладони
Шрифт:
И он, оторвавшись от её рта, но так и не разжав рук, выдохнул:
— Я плохо целуюсь? У меня от твоего неудовольствия даже гривна погорячела. Может, научишь целоваться так, как тебе нравится?
Насчет гривны Ульф приврал, та даже не потеплела. И это его обрадовало. Значит, его клыки не вызвали отвращения, хоть он дал ей их ощутить.
А соврал лишь для того, чтобы Свейтлан почувствовала себя уверенней.
Помогло, довольно подумал Ульф, когда девушка врезала ему по плечу. Разжал руки, отпуская — и она вскочила. Схватила что-то с сундука, метнулась к окну…
Он
Сказал тихо:
— Теперь ты знаешь, как я целуюсь, Свейтлан. Ничего страшного, правда? Вспоминай об этом, когда будешь засыпать. И помни — мои клыки и когти опасны для врагов, но не для тебя. Я не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Не оскорблю тебя ни одним движением…
А ночью лезть с поцелуями, значит, не оскорбление, гневно подумала Света.
Но, что заявил оборотень дальше, её добило.
— И мне все равно, что ты не сберегла свою девственность, хоть и не была замужем. Не была, Свейтлан, я это знаю.
Следом он пренебрежительно щелкнул когтем по лезвию ножа, который она держала перед собой — звук вышел костяной, холодный. Заявил:
— Меня бы это не удержало. Можешь и этот нож оставить себе. Но помни, если я решу, что ты слишком часто им играешь — то отберу.
Мягко стелет, но жестко спать, подумала Света. Вот как раз про таких, как этот оборотень, эту пословицу и придумали…
— Я иду спать, — с легкой насмешкой в голосе сказал Ульф. — Сюда завернул лишь для того, чтобы взять чистую рубаху из своего сундука. Но ты так сладко спала, что я не удержался. Не желаешь порадовать своего жениха ответным поцелуем?
Света молча опустила нож, качнула головой, глядя ему в глаза.
Самое обидное, что сейчас она изо всех сил пыталась его возненавидеть, но Ульф даже не морщился. Не действует?
Оборотень вдруг придвинулся поближе. Оперся рукой о доски корабельного борта у неё над плечом, заявил неторопливо:
— Свейтлан… ты же понимаешь, что это все равно случится. Утешь свою гордость тем, что наконец честно выйдешь замуж. Причем не за простого человека, а за ярла.
И Свете вдруг стало смешно. Как это называлось раньше — прикрыть позор? Выходит, Ульф предлагает ей прикрыть позор. Благодетель хренов!
Губы у неё изогнулись в усмешке, и это стало ошибкой, потому что оборотень снова её поцеловал.
Только на этот раз поцелуй оказался быстрым. Клыки скользнули по губам, не поранив, но заставив дернуться от неожиданности.
А потом Ульф отступил назад. Шагнул к сундуку, достал оттуда какую-то одежду, закрыл крышку. И ушел, напоследок, от порога, одарив ухмылкой и бросив:
— Доброй ночи.
Света со вздохом вернула поднос на место. Подумала, уже укладываясь и на всякий случай подсунув нож под меха, служившие постелью — а может, и впрямь смириться? Целовался он не так уж и страшно…
Правда, от мысли обо всем остальном, что бывает после поцелуев, стало не по себе.
А следом она вдруг осознала, что весь этот день почти не вспоминала об Антоне. Раза два, пожалуй, да и то мельком. Слишком много недоброго
случилось с ней за последнее время, и думать приходилось о том, что делать дальше. Тут уж не до воспоминаний…Похоже, их отношения просто изжили себя, вдруг подумала Света. Жили они вместе, жили, и все изжили… а то, что она помнила об Антоне, сейчас вызывало только грусть. Не обиду, как день назад. Не боль и не разочарование.
Она снова вздохнула. И уснула через пару мгновений после того, как её щека коснулась мехов.
***
Ульф, немного поспав, снова поднялся на палубу.
В этом было ещё одно преимущество его породы — оборотням не требовалось много сна.
С востока, от берегов Эрхейма, уже исчезнувших за синей полосой моря, поддувал легкий ветерок. «Черный волк» по-прежнему шел на юго-запад.
И прямо по курсу уже темнели далекие скалы, поднимавшиеся из моря — Лафейские острова. Россыпь мелких клочков земли, где никто не жил, но куда заходили, чтобы пополнить запасы воды, рыбаки и корабли, идущие к Хрёланду.
Делать оборотню сейчас было нечего. Он прогулялся по драккару, посмотрел на то, как двое воинов машут мечами на корме — затупленными, из обычного железа.
Потом прошелся рядом с открытым зевом люка. Покосился в темноту, лежавшую внизу, подумал, что Свейтлан, должно быть, ещё спит. Вчера она выглядела слишком сонной и усталой — даже когда молча стояла с ножом у окна.
А затем на Ульфа вдруг навалились воспоминания о том, какой она была в его руках. Мягкой и теплой. Хрупкой, как вся их человеческая порода.
И ему внезапно захотелось увидеть Свейтлан прямо сейчас. Чтобы она опять была сонной, наполовину спящей. Обнять, коснуться губами щеки, присыпанной веснушками. Ощутить гладкость и вкус кожи. Добраться до рта, отливавшего спелой клюквой. Затем до шеи…
Ульф тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Будет и для этого время… но сейчас Свейтлан надо выспаться. Вдруг хоть тогда начнет соображать здраво? И поймет наконец — он лучшее из всего, что может с ней здесь случиться.
А ему самому нужно размяться. И сточить когти, которые все время отрастают. Теперь, когда на драккаре находится его невеста, за лапами надо следить особо тщательно…
Ульф вскинул голову, посмотрел на Сигварда, оседлавшего поперечную рею, приделанную к единственной мачте «Черного волка».
Все было в порядке, за морем присматривали, и оборотень с чистой совестью полез за борт.
Конечно, когти можно было стачивать и напильником — в Ульфхольме он так и делал. Но в море Ульф предпочитал стирать их о борта корабля, защищенные магией. Им урону никакого, а ему хоть какое-то занятие…
Ульф разулся, ухватился за планширь (ограждение) и перебрался за борт. Повис на руках, всадил в темную обшивку сначала когти ног. Потом, выпустив планширь, вонзил в темное покрытие на досках и когти рук.
А затем двинулся вдоль борта, выдирая и снова всаживая когти. От носа к корме. Мелкие вмятины в темном покрытии, оставленные Ульфом, тут же сглаживались, исчезая.
Двух кругов вокруг драккара обычно хватало, чтобы когти стали меньше. И меч держать удобнее, и люди не пугаются…