Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)

На этом месте сон закончился. Потом он лежал, проснувшись, на каменистой и влажной земле... В центре круга, выложенного белыми камнями. В позе витрувианского человека. И мгновенно забыл сон.

Но здесь, на скале, вдруг всё вспомнил: потому, что место в сновидении было похожим.

"Тело - всего лишь оболочка", - подумал он, припоминая ощущения сна. Арей всегда знал это, но теперь ещё и ощутил. Как бы, получил новое, лично испытанное, подтверждение.

Всё так же сидя на скале, он наблюдал, как солнце поднимается над горами всё выше и выше. И казалось, вдыхал с каждым вдохом красоту окружающего мира. Рассматривал растущие под его ногами растения: чабрец, дикий лук, а чуть ниже по склону - желтые, крупные цветы незнакомого колючего растения. Смотрел вниз, на лагуну, и созерцал самые далёкие отсюда, горы, затуманенные синей дымкой.... И вдруг задумался о том, кто он здесь, на этой разнесчастной планете, зачем он здесь, и, главное, что теперь вообще делать? Сейчас он получил так много... Но это было совсем не то, что нужно для выживания.

Социум, город - всегда выталкивали, изрыгали его, как ненужное миру существо. Да, всем тяжело, да, жить всем стало невозможно... Но разве это - утешение? Тем более что, в общей своей массе, жили же люди как-то... Горланили песни, давно разучившись, как нация, петь и танцевать. Пили водку - это, якобы, соответствует духу русского человека. Ходили на работу - в большинстве своём, нелюбимую и безрадостную, куда ходишь только ради денег. Ругались - везде и всюду, начиная от трамвая и автобуса... И, продолжая так жить, не ощущали при этом декораций пьесы театра абсурда. Отвратительного, липкого, навязчивого кошмара всего происходящего...

"Кто-то сошел с ума, - подумал Арей, - или этот мир, или - я.

Отсюда, с этой скалы, ещё более ясно был виден маразм городов, телепередач, газет - всяческая бессмысленность бульварной шелухи, этого постоянного общественного трезвона в конец оболваненных толп, с их тупой озабоченностью всем материальным...

И его новая встреча с этим пошлым и неотвязным миром произойдет скоро. Как бы он не стремился душой навсегда остаться здесь. В лесу. На этой скале.

"А в наши дни - и воздух пахнет смертью. Открыть окно - что жилы отворить", - вспомнил он стихи Пастернака. Прав поэт... Духовной смертью пахнет - в первую очередь.

Арей чуть не до слёз почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что - хоть со скалы...

И в этот миг обернулся, заслышав легкий шорох.

Сзади уже стоял Андрей. Как он смог так неслышно приблизиться?

– Я с тобой, - без тени улыбки, твердо и проникновенно, произнёс он.
– Я с тобой, Арей. Теперь я всегда буду с тобой... Даже, когда меня не будет рядом.

Глава 11. "Поединок Силы".

Виктор и Василь, во всяком случае, в свой первый день в горах, на Ромашковую не пошли. Так и остались в лагере Николая.

– Прежде всего, освоимся. Тут всегда поначалу просто в себя прийти надо, после города. На речку, там, сходить, искупаться, - предложил Виктор.

Так и поступили. Весь день просто отдыхали. Но вот, наступил вечер. Почти совсем стемнело... Здесь, в низине, в горах, темнеет рано.

Ночевать Василю и Виктору предстояло у костра, вдвоём. Виктор, как и Василь, палатки с собой не взял: понадеялся на группу. А попроситься в чужую оба постеснялись. Впрочем, у костра, под крышей из клеенки, были лавочки. На них и прикорнуть можно. Николай, быть может, с ними тут еще побудет немного, а потом пойдет спать.

А ребята из Кропоткина, про которых они знали только понаслышке, что есть такие, так и не объявились. Парень и девушка, Игорь и Инна. Витёк только недавно припомнил, что они ещё поутру взяли спальники, рюкзаки, деньги - и отправились через перевал на море. Собирались вернуться не ранее, чем дня через три. Их палатка с вещами осталась здесь, как бы под охраной Николая. Но лезть в чужую палатку без спроса - уж точно нельзя. Даже не обсуждается.

Сам Витёк, ещё посветлу, ушёл в посёлок: знакомые попросили помочь по огороду. Витёк с радостью согласился: те обычно и кормили, и денег давали. Он сам не знал, вернется ли сегодня спать в свою халабуду из клеенки. Если и вернется, то далеко за полночь. А, быть может, и у знакомых заночует, на топчане в старой пристройке.

Николай лишь недавно полностью закончил свою Мандалу. Сооружал её время от времени, с большими перерывами. На лагуну сходит - камней притащит. Трав насобирает, вернется, посмотрит на своё детище - исправит что-нибудь... Так весь день. Но сейчас, вроде бы, закончил, принеся снизу, от реки, ещё пару больших камней. Потом прилёг на одной из лавочек, принял ту же самую позу, в которой его застали утром Василь и Виктор. Скрестил на груди руки, полностью распрямил тело - и лежал на одной из лавок, вяло поддерживая, время от времени, общий разговор. А потом, кажется, и вовсе задремал.

Весело взметнулись вверх яркие искры: это Василь немного пошурудил в костре палкой. Как всегда, тут грелся чаёк. Но больше костер поддерживался для того, чтобы посидеть при его свете, в огонь посмотреть. Тьма вокруг светлого квадрата, образованного лавочками, постепенно сгущалась. Было совсем тихо. Только неподалёку, в неглубокой низине, журчала маленькая речушка. Слышно было, как она переговаривается с камнями негромким воркованием.

Василь почему-то вспомнил, как совсем недавно, до уезда, исповедовал Птахе "Третье открытие силы". Посмотрел на Виктора. Тот умолк, видимо, сосредоточился на своих раздумьях. Лишь время от времени подкладывал в костёр новые поленья. "Именно в такое время, на границе дня и ночи, чаще всего и появляются "союзники" - неорганические структуры. Как пишет Карлос Кастанеда", - подумал Василь.

Звуков леса, непонятных шорохов, потрескивания веток в темноте за спиной становилось всё больше. Промчался порыв ветра - и вновь всё стихло. Вдруг где-то в глубине леса три раза проухал филин. Василя стало глючить... Показалось, что деревья, сумрачно обступившие костёр, начинают медленно к нему приближаться, и он постарался не смотреть в темноту.

Снова подул довольно резкий и сильный ветер...

– Ночью ветер становится Силой, - неожиданно, чётко выговаривая слова, произнёс Виктор. Сейчас он поднял голову и буравил Василя глазами. Тот вздрогнул так, будто Виктор прочел его мысли. В этот момент ветер пробежал только вдоль самых близких к костру деревьев... Уже совсем рядом. Василю стало как-то нехорошо. А ещё, ему показалось, что за деревьями прячутся длинноголовые, ни на что не похожие полупрозрачные структуры. А сзади послышались явственные шаги и чьё-то неравномерное учащённое дыхание... Дышащее в затылок. У него мурашки поползли по спине.

– Танец воина не попытаешься станцевать?
– вдруг, резко обращаясь к Василю, приподнялся Виктор. И продолжал смотреть на него в упор.

– Сейчас? Здесь?
– неожиданно совсем слабым голосом, пролепетал Василь.

– Ты же говоришь, что читал Кастанеду? Ну, да. Здесь и сейчас! Именно! У нас нет другого места и другого времени. Всегда - только здесь. И только сейчас! К тому же, надо отработать этот самый танец. Поупражняться. А то - когда настанет время, поздно будет. Ты представь, что тебе уже пора танцевать. А за левым плечом у тебя стоит Смерть. И - ждет, - при этих словах Виктор заглянул Василю прямо в глаза своими тёмными зрачками, полыхающими отблесками костра.
– Тогда уже будет поздно обучаться балету.

Василь внутренне содрогнулся и вскочил с лавочки. Он начал медленно крутиться вокруг своей оси, постепенно находя нужный ритм, затем - резко прыгнул на лавку. Стал проделывать пассы и движения, уже не боясь ничего, стоя лицом к тёмным деревьям. Соскочив с лавки в сторону леса, он прошелся "колесом": когда-то давно, Василь ходил на акробатику. А потом, вдруг, стал проделывать совершенно невообразимые пассы, прогибы и прыжки. Тело вело его само; он то двигался плавно, будто бы перетекая в пространстве, - а то перемещался резко и быстро. Потом Василь просто вошел в некий ритм, и стал постоянно воспроизводить не слишком сложные, но какие-то ритуальные движения.