Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке

Мне ни разу не снился какой-либо иной сон. Какие бы замечательные или ужасные события ни происходили со мной — они мне не снятся. А должны. Я дрался на арене, меня пытались застрелить и зарезать, я сидел за решеткой, спал с замечательной женщиной и дрался с отвратительным чудовищем. Со мной происходили такие события, которые запоминаются на всю жизнь — но они не снятся мне. Почему-то я уверен, что должен видеть сны… Но не вижу их, вот в чем дело. Только проклятое поле, чавкающая грязь и черное дуло танка.

По какой-то причине я не способен видеть иные сны, кроме этого.

***

На третий день вечером мне позвонила секретарша Маслова и сообщила, что он ждет меня завтра в девять утра. Я простился с Нэдзуко — кто знает, может, я больше ее никогда не увижу, и это, к слову самый желательный, хоть и печальный, вариант — и в назначенное время постучался в дверь кабинета.

— Здравия желаю, — сказал я, входя.

— Вольно, — ответил Маслов. — Гляжу, приходилось где-то служить, да?

— Не-а, — ответил я, — просто начинаю, кхм, привыкать.

А про себя подумал, что звоночек-то интересный, я ведь на автомате сказал «здравия желаю». Добавить сюда то, что устав показался мне знакомым, а по ночам снится война, на которой я не был…

— Оно и правильно. — Он полез в стол, вынул конверт и пододвинул его по столу в мою сторону. — Канцелярия на первом этаже… Росоховатский Кирилл Игоревич.

Я вынул из конверта простую идентификационную карточку с моим новым именем и моей фотографией и повертел в руках.

— Это совершенно легальный документ? — спросил я. — Подлинный?

— Почти, — ответил Маслов.

— Почти?

— Угу. Почти — потому что выдан организацией, которая формально не занимается выдачей таких документов. Этот документ отличается от легального только тем, что в соответствующей базе данных нет соответствующей записи. Таким образом, с этим паспортом можно делать все то же самое, что и с подлинным, за исключением лишь того, что сопровождается полной проверкой.

— Полная проверка?

— Первый раз слышите?

— Угу.

— В общем, больше половины граждан Руси никогда не подвергаются полной проверке, за всю жизнь. Сверка документа со всеми возможными базами происходит только в отдельных случаях, например, при выезде или въезде в страну, а также если против человека начато уголовное производство. Также возможна полная или неполная глубокая проверка по запросу частного лица или организации. Например, при поступлении на некоторые должности — охранником в банк или в частную организацию, на ответственные государственные или корпоративные должности — к соискателю могут выдвинуть требование полной проверки. Допустим, никто не наймет телохранителя или юриста без такой процедуры. Но в этих случаях проверка возможна только с вашего письменного согласия.

Я нахмурился.

— А в самую престижную академию поступить можно без проверки, выходит?

Он улыбнулся:

— В самой престижной академии я решаю, кого и как проверять.

— Действительно… И каким образом и когда этот документ станет настоящим? — спросил я.

Маслов улыбнулся шире.

— Этот — никаким, но это и ни к чему. Поясняю процедуру: когда простолюдин становится дворянином, пусть даже и нетитулованным, его паспорт простолюдина изымается, а взамен выдается новый. Так называемый дворянский патент или дворянская грамота. По факту это просто замена паспорта на новый, с тем нюансом, что приказ о пожаловании дворянского патента подписывается лично верховным князем, в базы вносятся соответствующие данные. И вот этот самый новый паспорт уже будет совершенно легальным. Как и дворянство.

— И при замене паспорта и пожаловании дворянства глубокая проверка проводиться не будет? — подозрительно уточнил я.

— Скажем так… верховный князь всегда точно знает, кому выдает патент, независимо от того, будет проверка или нет. Поясню момент… Всякое государство нуждается в достойных людях. Их, этих людей, никогда не бывает достаточно, их вечно не хватает. И потому государство вынуждено искать их любыми правдами и неправдами, причем не только среди своих граждан… Для этого некоторые люди наделяются правом выдавать кредит доверия, назовем это так. Например, таким правом наделен я. Если выданный кредит оправдан и отработан — вопрос раз и навсегда закрывается к всеобщей радости. Если нет… Ну, с меня, конечно, за ошибочно выданный кредит спросят…, но не так строго, как с владельца поддельного паспорта. Надеюсь, понятно разъяснил.

— Более чем, ваша светлость, — подтвердил я.

Ну что ж, я на крючке, как и предполагалось. Маслов совершенно четко дает понять, что если я не оправдаю его надежд — мне предстоит держать ответ и за нелегальный въезд, и за поддельный паспорт. И спрыгнуть с поезда не выйдет, это я тоже изначально понимал.

Полковник расплылся в улыбке, словно плантатор, выгодно купивший нового раба:

— Вот и славно. Канцелярия на первом этаже.

Я тоже улыбаюсь ему в ответ:

— Вас понял, уже иду. Спасибо, ваша светлость!

Итак, ставки возросли. Я приобретаю ценные возможности, цена провала увеличивается.

Но мы еще посмотрим, кто кого переиграет — и буду ли я вообще играть в эту игру.

Инцидент на медосмотре

Бумажная волокита оказалась упрощена до предела. Я написал заявление, приложил свой новообретенный паспорт — и все. Клерк — женщина средних лет в военной форме — спросила с меня рекомендации, дипломы и любые другие документы, которые мне будет угодно приложить, на что я только развел руками: у меня ничего этого нету.

На то, чтобы отнести заявление на подпись куда-то там, ушло минут пять, а затем за мной пришел сухопарый человек за пятьдесят в белом халате, но с шевроном на рукаве: медосмотр.

— А что, контракт там, присяга и все такое — это потом, после поступления? — спросил я.

— Это все на втором семестре, — ответила женщина-клерк. — Смысл что-то там заключать с тем, кто может вылететь в первом же семестре?

— Ах, ну да, «последний легкий день был вчера»...

— Вот-вот.

Осмотр был похож на тот, что в подпольном «колизее», физическую проверку я легчайше сдал.

— Хм, а у вас пульс не увеличился, — сказал врач после того, как я сделал тридцать приседаний и тридцать отжиманий.

— А должен? — спросил я.

— Вообще-то, должен.

— Расписка есть? Если мой пульс никаких долговых расписок не давал, значит, никому ничего не должен.

Врач хохотнул и принялся проверять мое зрение. Про то, что я вижу не только десятую линию, но и две мелкие снизу, я решил ему не говорить.

Минут через двадцать меня перевели в следующую комнату, а вернее, целую анфиладу их, в каждой из которых — по одному агрегату. Здесь к нам присоединился еще один тип в халате, и по его бейджику я понял, что это техник.