Русальная неделя

В деревне о наших подвигах знало уже, разумеется, всё население, включая стариков, младенцев и домашний скот. Пока шли по дороге, люди выскакивали из домов и низко кланялись. От одной избы к нам бросилась девушка, которая показывала, где русалки. Захар позеленел со страху и выхватил меч. Девушка испуганно остановилась. В руках она держала венок из полевых цветов.

— Психологическая травма, — кивнув на Захара, объяснил девушке я. — Попустит, боюсь, не скоро. Чего тебе?

— Веночек подарить хотела, — пролепетала красавица.

— Ему или мне?

— Сперва — ему. А теперь уж не знаю… — Девушка со страхом смотрела на меч.

— Убери, — приказал Захару я. — Если ты так каждую женщину встречать будешь, помрёшь холостяком.

Захар, помедлив, сунул клинок в ножны. Но руку с рукояти не убрал.

Н-да. Крепко его приложило. И психологов-то знакомых нет. Придётся лечить по старинке, матюгами и выпивкой.

Я протянул руку к девушке:

— Давай венок.

Нахлобучил произведение флористического искусства на стриженую под горшок башку Захара. Так он и шёл дальше, покачивая васильками и ромашками.

* * *

Сказав, что село находится неподалёку от Оплота, Прохор не соврал. Ну, почти. Три часа пешего хода — это разве далеко? День, впрочем, выдался не жарким, и дорога была приятной. То и дело ныряла в прохладные рощицы. В одной мы остановились — пополнить фляги водой из родника.

Пока набирали воду, рядом села пичуга. Что-то деловито клевала в траве. Некрупная, но яркая. Рыжевато-коричневая, с чёрной головой и ярко-голубыми, с чёрными полосками перьями на плечах.

Я вспомнил дятла, прирученного Никитой. С котом не проканало, но кот — не птица. И вообще что-то очень загадочное, не каждый охотник таким интеллектом похвастаться может. А тут — пичуга как пичуга. Ну-ка…

Я начертил в воздухе Знак. Тот послушно засветился. Подплыл к птице, коснулся её перьев и растаял.

Птица перестала клевать. Подняла голову. Посмотрела на меня и порхнула к моим ногам. Уселась, преданно глядя в глаза. Ага. Ну-ка, а вот так?..

Птица порхнула к роднику, из которого наполнял флягу Захар. Плюхнулась в воду, ударив крыльями по воде.

Захара окатил фонтан брызг. Он с руганью отшатнулся. Принялся отряхиваться.

Проворчал:

— Верно народ говорит, дурные тут леса! Птицы — и те какие-то полоумные.

Я рассмеялся. Птица ударила крыльями по воде ещё раз, подняв новый фонтан брызг. Захар перевёл взгляд с неё на меня. С изумлением спросил:

— Ты, что ли, развлекаешься?!

— Нет, колдун озадачился. Никогда прежде мужиков в ромашках не видел. Вот и следит за тобой птичьим взглядом — как бы чего не вышло.

— Да иди ты. — Захар снова сел на корточки. Посмотрел на птицу. — То есть, это что же? Работает игрушка?

— Не игрушка, а мобильное средство связи. Небывалый скачок технического прогресса. Какие уж тут игры.

Птица оказалась сойкой, это мне сказал Захар. Я почему-то думал, что как только закончится действие Знака, сойка растворится в родном лесу. Но она следовала за нами до самого Оплота. Несколько раз улетала и скрывалась с глаз, однако неизменно возвращалась.

Так мы и вошли в Оплот втроём: сначала порхнула сойка, потом шагнул Захар, а замыкающим — я.

— А это вам зачем? — метнув взгляд на сойку, спросил Прохор.

Удивлённым он не выглядел. Охотники, видимо, чего только из леса в Оплот не притаскивали. Ну и в принципе человеку, на столе которого стоит магический пень, удивление как-то не к лицу.

— Коммуникации будем налаживать.

— А русалок уже отладили, что ли?

— Так точно. Восьмерых.

Я развязал мешок и высыпал на стол Прохора двадцать одну кость. Захар скромно добавил свои шесть. Получилось солидно.

— Ого! — Прохор присвистнул. Посмотрел на Захара. — Это ты, выходит, даже не одну, а двух русалок завалил?

Захар горделиво приосанился.

— Бухгалтерию подбивать потом будешь, — категорически объявил я. — Сейчас — давай сюда пень. Надо Захара в охотники принять. Заслужил.

— Что ж… — Прохор придвинул достопамятный пень к краю стола. — Снимай перчатку, Захарка.

Захар стащил перчатку. И покраснел — на тыльной стороне ладони красовался шрам от иссечённой метки. Прохор посмотрел на шрам и погрозил пальцем.

— Смотри! Владимир за тебя ручается. Не подведи его.

— Не подведу, — пообещал Захар и стиснул зубы.

Мы взаимно положили руки в пень. И повторилось всё, как встарь, только теперь я был по другую сторону баррикады.

— Ты, Захар, готов ли вступить в орден Падающей Звезды, служить его интересам и очищать мир от скверны?

— Готов! — звенящим от значительности голосом сказал Захар.

— Ты, Владимир. Готов ли взять в ученики Захара?

— Готов.

— Ты, Захар, принимаешь ли Владимира своим Мастером?

— Принимаю!

Я не почувствовал боли. А вот Захар зубами заскрежетал. Зато когда выдернул руку, на ней вместо иссечённой метки красовалась одна хвостатая звезда.

— И опять нет повода не выпить чаю с пряниками, — сказал я.

Егор, который ночевал в Оплоте, и которого мы своим появлением разбудили, зевая, вошёл в комнату.

— Уже ничему не удивляюсь даже, — сказал он. — Раньше хорошо если раз в год новичка посвящали. А сейчас…

— Кстати об этом, — вспомнил я. — Нашли ещё одного перспективного пацана с Силой.

— Где?! — хором спросили Егор и Прохор.

— В Холмах, вестимо. Только маловат ещё, лет семь ему. Но дятла в шашки уже обыгрывает — далеко пойдёт.

Особенно если учесть, что сам эти шашки и выдумал.

Егор с Прохором так же дружно, как обрадовались, вздохнули.

— И впрямь мелкий, — сказал Прохор, усаживаясь. — Ну да ничего, подрастёт. Как лет двенадцать стукнет — можно начинать учить потихоньку.

— У родителей-то хоть спрашиваете?

— Конечно, куда без этого. Да только честно же предупреждаем: если Сила в человеке проснулась — всё равно он к нам придёт, никуда не денется. Сила-то это такая, что покоя не даст.

— Не даст, — пригорюнился Егор.