Русалочка с Черешневой улицы

Амбре из больницы тоже пропал.

Она и теперь бы не сказала, что думает обо всем этом. К версии "бросил" пришли все: Аверины, Георг, Юлька, даже Ильич. Дольше всех держалась Нюрка — она ведь и заставила русалочку поверить в принца. Искала и мерзла вместе с Решкой, бегала по прохожим со старой береткой, пока Даша давала концерты, отпаивала ее чаем, а потом себя. Но пришла первая весна, и Берестова согласилась с большинством: Солнцев — редкостный негодяй, а не принц, и надо его забыть. А у Даши пусть все сложится.

А что сложится?… Она и не старалась особо. Кто мог затмить принца, упавшего с неба? Разум твердил — все банально и просто, отпусти и забудь, а душа — за этим стоит трагедия, ищи, люби, помни. В конце концов Даша просто отказалась от идеи решить эту загадку. Эрик остался в русалочкиных воспоминаниях красивой сказкой, мечтой родом из юности, что приснилась в морозную ночь.

А она наконец ступила на твердую землю и стала Стрельцовой Дарьей Сергеевной, обычным взрослым человеком.

Русалочий хвост спрятан в кладовке.

В тот вечер они жутко разругались с Нюркой и не разговаривали до самого мая.

Даша подтянула лямку рюкзака. А потом завертелось, закрутилось… И не было смысла обижаться. Жизнь шла вперед. И человеком тоже можно жить, вполне себе неплохо, радоваться, смотреть в небо и улыбаться искренне.

Да и хорошо даже. Филологи вечно чересчур занудны и романтичны одновременно, а в одном флаконе — это взрыв. Кто такое выдержит?..

И её даже нравится, что она одна. Привыкла.

Только когда идет снег, она позволяет себе забыть об этом "нравится".

“…когда ночью падает снег, мне кажется, что это из темноты на меня смотрит кто-то, кого я отчаянно ждала всю жизнь. Я ступаю по этой невзрачной земле, на которой тает его волшебная бель, а он без устали порошит и порошит меня белым пухом, словно приговаривая с доброй улыбкой: "не плачь, девочка, все хорошо, я здесь". Я давно перестаю замечать, что касаюсь асфальта, задираю голову вверх, жмурюсь, тихо смеюсь, подставляю ладони и танцую, никого больше для меня не существует — лишь я и тот, кто бросает мне снег. Стоит снегопаду перестать, исчезнуть в свете уличных фонарей, как я еще острее ощущаю пустоту одиночества, мне страшно, я отчаянно ищу его, бегу и всматриваюсь в каждое пятно света в тщетной надежде.

Путь мой ведет на улицу, где нет ни машин, ни прохожих. Здесь можно не таиться, не идти на носочках в страхе, что меня заметит мир, который мне чужой, которому я — чужая, здесь можно дышать свободно. Смотреть в туманное зарево горизонтных огней, до которых мне никогда не дойти. Пялиться в бездонную тьму неба, из которой вновь легко просыпает снег тот, до кого мне никогда не добраться. И даже белый прах — не удержать в ладони.”

Решка засунула руки в карманы светлого плаща и свернула на уютные аллейки осеннего парка. Не удержать в ладони… Она вытянула ладонь в пустоту и заглянула в небо на миг.

Нужно записать. Не для "Таверны", конечно. Для себя. Просто так.

Жизнь состоит из одних "просто так". Благодаря им русалочки и могут затеряться среди людей как свои.

Что-то она размечталась. А, ладно. Выходные.

Её обогнал некто в синем свитере. Синем свитере… Даша улыбнулась. Даже на душе потеплело. И такой же "темный шатен", между прочим. Она живёт в стране миражей… У этого прическа-то современная, ухоженная, не придерешься. Не то, что упырь.

Даша сжала ладонь в кулак и пнула листья ботинком. Те живописно шебурхнули.

Господин темный шатен вдруг посмотрел куда-то в сторону, и Даша совершенно отчётливо узнала профиль. Сердце упало в пятки.

— Де…рек?.. — воскликнула девушка прежде, чем успела подумать.

Давно забытое имя.

Шатен замер, дёрнулся и обернулся в недоумении. Он. Быть не может!

— Дерек! — Даша побежала, задохнулась, сбилась с шага, поскользнулась на прелой листве, влетела прямо в его синий свитер, ухватилась за него — настоящий… — Дерек…

— Да…ша? — так же по слогам произнес удивлённый “упырь”, растерянно моргая: лица неожиданно оказались совсем близко.

Хлопнул ресницами, как девчонка, отступил на шаг, вздрагивая вместе с собственной ухоженной шевелюрой.

— Ты назвал меня по имени… — пробормотала Даша и смущённо попятилась, отпуская его свитер.

Прыгнула, как ненормальная охотница за мужем… Дожили, госпожа Стрельцова! То, что вы взялись за ум — это только видимость, ага!

— Ну, мне казалось… ты любишь прозвища… — почесал затылок Дерек. — Русалочка…

— Люблю… — Даша тряхнула своим шикарным французским хвостом.

Как же давно ее не называли так.

Он не особо изменился. Возмужал вот разве. Парнем с подоконника его уже не назовешь. И лоск, бизнесменский такой лоск так и прет.

Дальше само по себе вырвалось. Семь лет словно стерли, и она — снова в вонючем пальто в больничной палате, а от него пахнет пожаром, в который он бросился спасать друга, и вот-вот ворвется Эрик и обвинит Дерека, что отбивает невесту…

— А… что Эрик?

Дерек прищурился, наклонил голову, как ворон, окинул ее оценивающим взглядом. Даша смешалась, поправила локон за ухо, заложила руки в карманы.

— Ну… — промямлила она как можно равнодушнее, — я это так, при оказии спросила… Может, и не важно… Раз он уйти решил, то и держать нечего… Значит, так и было правильно… Просто скажи, всё у него хорошо?

Вон с того клёна ещё листик упал. Медленно так, качаясь, круги выписывая. Лёг на асфальт. Шла бы ты уже, Стрельцова… От твоих тараканов и тебя всем бежать надо, как это сделал и Солнцев! И свитер в покое оставь… Какую трагедию ты откопать пытаешься? Разум прав, ребята правы, мир прав. А ты, русалочка — нет. Вон, парень как завис.

Что для нормальных людей неделя по сравнению с семью годами?..

— Он тебе не рассказал, значит, — произнес наконец Дерек нечто совсем непонятное.

— Что? — встрепенулась Даша.

Никого она ведь в покое не оставит, что с собой спорить, когда и ежу ясно, что она дурында.

— Идём!

— Куда?..

Но этот Амбре просто развернулся и пошёл куда-то, уверенный, что она пойдёт вслед. Ну, а она… конечно, пойдёт. Выходные ведь. И… что-то про Эрика.

* * *

— Садись. У тебя ведь рабочий день закончился? Распоряжусь, чтоб нам принесли выпить..