Русофобия: антироссийское лобби в США

Ситуация начала меняться в 2002–2003 годах, когда в представлении о безопасности России произошел сдвиг и ядерную политику США стали рассматривать как политику, направленную против России. В Кремле все яснее стали видеть в планах Вашингтона попытки развернуть элементы ПРО вблизи границ России как прямую угрозу безопасности страны и отвлечение от войны с терроризмом. Кремль, который в 2001–2002 годах обдумывал решительные сокращения ядерного потенциала России, в конце 2003 года вернулся к традиционной концепции ядерного паритета с США⁶¹. Президент и министр обороны России часто говорили о развертывании элементов ПРО как о факторе серьезной дестабилизации, влекущей далеко идущие последствия для региональной и глобальной безопасности⁶². В феврале 2007 года Путин в своей мюнхенской речи подверг США резкой критике, а в октябре 2007 года зашел настолько далеко, что провел параллель между размещением советских ракет на Кубе, вызвавшем в 1962 году кризис в американо-советских отношениях, и планами развертывания американской ПРО в Восточной Европе⁶³.

Исходя из этой оценки угроз, Россия дала политический ответ, включавший сохранение существующих соглашений по ядерному оружию, разработку систем, способных прорывать системы ПРО, и планы перенацеливания ракет на новые американские объекты в Европе. Прежде всего Кремль сделал акцент на необходимости сохранения уже достигнутых соглашений по ядерному оружию, таких как второй Договор о сокращении стратегических вооружений и Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений. Некоторые представители военного истеблишмента угрожали выходом из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, запрещающего развертывание ракет средней дальности, но Кремль не поддержал эти угрозы. Хорошо понимая свою неспособность сравняться с американским ядерным потенциалом, Россия также занялась разработкой новых вооружений, обеспечивающих асимметричный ответ. В 2006 году Путин рассказал о проведении Россией испытания новых ракет, развивающих «сверхзвуковую скорость и имеющих возможность изменять траекторию полета», а потому способных преодолеть любую систему ПРО. Кремль также объявил о планах переоснащения своих новых межконтинентальных баллистических ракет «Тополь-М» (SS-27) — каждая из которых несла одну боеголовку, — разделяющимися боеголовками⁶⁵. Наконец, Кремль заявил о том, что вынужден перенацелить свои ракеты на Польшу и Чешскую Республику как на места развертывания новых объектов ПРО⁶⁶.

Проводя эти приготовления, Россия не отказывалась от попыток взаимодействия с США. В июне 2007 года Путин удивил США предложением поделиться радиолокационной станцией раннего предупреждения в Габале (Азербайджан). Он объяснил, что радиолокационная система, которую использует Россия, охватывает не только часть, а всю Европу, а потому «у нас нет необходимости размещать наступательные комплексы на границе с Европой»⁶⁷. Позднее Белый дом отверг это предложение как недостаточное для решения проблем безопасности США, которой угрожали Иран и другие страны. В марте 2008 года Буш и Путин в последний раз встретились в Сочи, но снова не смогли снять разногласия по американскому плану развертывания элементов ПРО в Восточной Европе.

Лобби дискредитирует ответ России и ее инициативы в сфере безопасности

Идеология

Идеологический ответ лобби на ядерную доктрину России был похож на реакцию лобби на расширение НАТО. Согласно этой идеологии, у США и других стран Запада не было иного выбора, кроме расширения ПРО. При необходимости США развернут ПРО в одностороннем порядке и быстро, пока Россия остается слабой и неспособной дать адекватный ответ на действия США. Иного выбора не было, поскольку Россия оставалась стратегической угрозой и по-прежнему рассматривала США как угрозу.

Лобби настаивало на развертывании ПРО в Восточной Европе как на превентивной мере, направленной на сдерживание России. Аргументация была сходна с пассажем Уильяма Сафира об «окне возможностей» (т. е. призыве к расширению НАТО до того, как Россия достаточно окрепнет, чтобы воспрепятствовать ему). В 90-х годах ХХ века некоторые американские аналитики начали доказывать, что военный потенциал России настолько ослаблен развалом СССР, что еще долго не сможет восстановиться⁶⁸. Генерал в отставке Уильям Одом, призывая к «новому реализму в отношении к России», писал в вызвавшей много споров статье, что Россия «неспособна к крупномасштабным военным действиям» и, в сущности, превращалась в то, что один журналист назвал «Заиром с вечной мерзлотой»⁶⁹. Генерал предостерегал, однако, что Запад недостаточно силен для того, чтобы самостоятельно «убедить» Россию сократить ее ядерный потенциал в одностороннем порядке, и призывал США не недооценивать этот потенциал. При этом Одом называл ядерное оружие России «тающим активом», а не показателем силы, поскольку ядерное оружие не поможет российским военным начинать крупные операции в Европе и Азии или защитить страну от китайского вторжения. Доводы Одома вошли в резонанс со взглядами тех, кто уже поставил крест на стратегическом потенциале России и на способности Кремля бросить вызов могуществу США в мире⁷⁰.

Другим критически важным посылом, лежавшим в основе аргументов лобби, было утверждение, что Россия была и остается стратегической угрозой для США. Этот посыл разделяли и консервативные, и либеральные обозреватели, доказывающие, что Россия является угрозой в силу советского менталитета, который, по мнению членов лобби, завладел Кремлем, проводящим новую агрессивную внешнюю политику, направленную против Запада. Например, консерваторы организовали и финансировали дебаты, состоявшиеся в Азиатском обществе и музее Азии на Парк-Авеню в Нью-Йорке. Темой дебатов стало превращение России во врага Америки. Дискуссию вели Эдвард Лукас, автор книги The New Cold War: The Future of Russia and the Threat to the West («Новая «холодная война»: будущее России и угроза Западу»), Брет Стивенс из The Wall Street Journal. Клаудия Россетт из организации «Защита демократий» и Дж. Макл Уоллер из Института мировой политики выступали как сторонники главного тезиса о российской угрозе⁷¹. Заявив о том, что советские тенденции и институты никогда не отмирали, они говорили о «кагэбизации» государства, торжестве методов слежки и шпионажа, об идеологическом сопротивлении признанию преступлений сталинизма, войне, которую ведет со своими соседями Кремль при помощи трубопроводов, и об акте «ядерного человекоубийства, если не ядерного терроризма». (Последнее было сказано об убийстве Александра Литвиненко, которое расследовали в Великобритании⁷².) Газета The Wall Street Journal в типичной редакционной статье «Советский человек» настойчиво доказывала, что не США, а именно Путин руководствуется старыми представлениями об угрозе, выступая против размещения ПРО в Восточной Европе. «Вопреки всем доказательствам обратного м-р Путин продолжает настаивать на том, что предлагаемая противоракетная оборона направлена против России. Он знает, что это не так, но это карта, которую хорошо разыгрывать в отдельных частях Европы, особенно во Франции и Германии»⁷³.

Либералы вторили этим утверждениям. Так, Майкл Макфол из Фонда Карнеги за международный мир и Стэнфордского университета выразил свою озабоченность усиливающейся военной агрессивностью России, которую он усматривал в попытках запугать соседей, и отсутствием у России стремления присоединиться к Западу. Рассуждая с позиций вывернутой наизнанку теории демократического мира, Макфол изображал Россию как автократическую страну, которой «от природы» присуща тенденция к агрессивной внешней политике. «Они (россияне) во внутренней политике все сильнее сдвигаются к автократии, поэтому я не считаю простой случайностью то, что Россия все чаще использует свою мощь для оказания давления на своих соседей, особенно в отношении Грузии, и в отношении других стран, в частности Украины и Белоруссии»⁷⁴. Далее Макфол утверждал, что, будь Россия демократией, она бы сотрудничала с США в вопросе развертывания элементов ПРО в Польше и Чешской Республике. Будучи автократией, Россия рассматривает Америку как угрозу и отвечает на военные инициативы США в одностороннем порядке. «Другими словами, они, по-видимому, не сотрудничают с Америкой в вопросах безопасности. Они хотят равновесия с США»⁷⁵.

Доказывая, что ядерные силы России слабы, но по природе своей остаются постоянной угрозой, лобби не проявляло никакого интереса к серьезной дискуссии о том, в какой мере жесткие заявления и жесткие меры Кремля обусловлены отношением и подходом США к России. Между тем, некоторые военные аналитики поставили ряд важных вопросов, касавшихся подхода США к России. Одни аналитики утверждали, что предложение создать позиции ПРО в Восточной Европе заслуживает внимания, но что военные выгоды такого развертывания «не стоят ухудшения отношений с Россией», а администрация Буша уже поставила под угрозу отношения с Россией⁷⁶. Другие аналитики признавали: хотя США неоднократно заявляют о том, что Россия не является потенциальным противником, ключевой принцип политики безопасности остается прежним — «надежная защита должна быть основана на реальном потенциале, а не на декларированных намерениях»⁷⁷. Не приняло лобби во внимание заключения таких экспертов, как профессор Массачусетского технологического института Тед Постол и профессор Стэнфордского университета Джеймс Гудбай, высказавших мнение о том, что ПРО технически неосуществима⁷⁸.

Деятельность

Как и в случае расширения НАТО, сторонники достижения ядерного превосходства и развертывания ПРО вопреки возражениям России стремились заручиться поддержкой политического класса США, плотно работали с правительствами восточноевропейских стран и пропагандировали свое дело в СМИ. Действуя на основе выявленных предположений о слабости России, такие американские политики, как член палаты представителей от Калифорнии демократ Том Лантос, стремились оскорбить Кремль и принизить его военные возможности. Намерение Путина нацелить ракеты на объекты ПРО в Восточной Европе Лантос назвал «невероятно глупым». Представитель США сказал, что президент России страдает «синдромом Папайя», и заявил, что словесная «игра мускулами», к которой прибегает Путин, вызвана огромными доходами от торговли нефтью и газом и подобна игре мускулами поедающего шпинат персонажа мультфильмов⁷⁹. Кандидат в президенты сенатор-республиканец от штата Аризона Джон Маккейн в своих заметках, сделанных для лос-анджелесского Совета по мировым делам, исходил из предположений о том, что у Кремля есть угрожающие намерения, и говорил о «российском ядерном шантаже»⁸⁰. По всей вероятности, Маккейн говорил о нежелании России подчиниться планам развертывания американской ПРО. Пренебрежение к позиции России, которое продемонстрировал Маккейн, в полной мере проявилось в ходе проведенных республиканской партией дебатов о ПРО, в которых Маккейн произнес: «Мне все равно, какие возражения против ПРО он [Президент Владимир Путин] выдвигает»⁸¹. В статье, опубликованной в газете The Financial Times, Маккейн обратился к европейцам с целью мобилизовать их на поддержку антироссийской программы США. Повторив тезис о ядерном шантаже, сенатор-республиканец заявил, что демонстрируемая Путиным «смесь цинизма и наполеоновской мании представляет опасный вызов, брошенный евро-атлантическому сообществу». Сенатор-республиканец призывал к противодействию российскому «насквозь авторитарному режиму, в котором господствуют спецслужбы, враждебные западным либеральным ценностям»⁸².

Лобби также энергично оказывало давление на восточноевропейские правительства, работая в согласии с американскими должностными лицами, которые, как и во времена сколачивания антииракской коалиции, пытались соблазнить «новую Европу» посулами материальных вознаграждений. Например, США обязались предоставить финансирование системе обороны Польши⁸³. Лобби нашло в польских и чешских элитах сильных союзников, которые были настроены также русофобски и не скрывали своей враждебности к России. Идя против заверений Белого дома в том, что ПРО направлена против Ирана, министр иностранных дел Чешской Республики Карел Шварценберг публично пустился в рассуждения о том, против кого будут направлены американские радары в том случае, если Иран не создаст ядерное оружие. Отвечая на этот гипотетический вопрос, Шварценберг заявил, что между Беринговым проливом и Средиземным морем «более чем достаточно»⁸⁴ государств, против которых могут быть направлены радары. Представители польских властей и горячие сторонники ПРО, такие как министр иностранных дел Польши Радек Сикорски, были еще более конкретны и указывали, что ПРО направлена не против Ирана. Обсуждая вопрос ПРО с президентом Бушем, настаивавшем, что ПРО направлена против Ирана, Сикорски подчеркнул: «Поляки не чувствуют никакой угрозы со стороны Ирана»⁸⁵. Рассчитывая на получение большей помощи от США и на больший оборонный бюджет, Сикорски выразил также разочарование тем, что в ответ на развитие ПРО Кремль не делает более внушительных угроз⁸⁶.

Реагируя на исходящую от Кремля «угрозу», польские и чешские элиты обращались к своим американским покровителям, которые стремились сообщить о взглядах восточноевропейских элит и пропагандировать эти взгляды на различных форумах и конференциях, организуемых вашингтонскими научно-аналитическими центрами вроде Американского института предпринимательства и Центра стратегических и международных исследований. Узы, связующие американские «мозговые центры» и восточноевропейских националистов, развивались со времен «холодной войны». Так, до своего вступления в польскую политику в качестве сенатора, а потом министра иностранных дел Радек Сикорски занимался вопросами НАТО и ПРО в Американском институте предпринимательства и был в этом институте исполнительным директором Новой атлантической инициативы. Уйдя из научно-аналитических центров, Сикорски продолжал выступать на научных конференциях и тому подобных мероприятиях⁸⁷. В Центре стратегических и международных исследований взгляды восточноевропейских националистов проповедовали, помимо людей, связанных со Збигневым Бжезинским⁸⁸, люди, работавшие в Проекте новой европейской демократии. Этим проектом руководил Януш Бугайски, эмигрант из Восточной Европы и автор крайне критической книги о европейской политике России⁸⁹.