Русская готика
Шрифт:
– Я не буду ее отвлекать, просто поговорю и…
– Нет, – сказал Виктор, улыбнувшись.
– Пап!..
– Ты не знаешь, что постороннее присутствие там нежелательно!? Работа только-только началась. Все еще… очень зыбко… – прибавил он почти что шепотом, будто доверяя тайну.
– Ничего не понимаю, – произнесла дочь.
Виктор вспомнил, что она застала его ночью сидящим в темноте на кухне… и испугалась. Она и должна, обязана бояться… Слово Барышева закон! Что там Лида бы себе ни вообразила, она не сможет ему помешать! Наталья утверждала, что их дочь пошла в него, но она не права. Лида только прикидывается.
Барышев запустил руку в волосы, нарушив укладку, сжал кулаки, дергая себя за светлые пряди.
– Я сказал, что тебе нельзя ехать. Сейчас, по крайней мере.
«Она – шпионка Натальи. Вот в чем закавыка! Моя пятая колонна!»
– Папа, ты, по-моему, не понимаешь. Я просто еду повидать маму. Я… да не собираюсь я приближаться к твоему дому! К стройке этой! Ты чего?
Твоему дому…
– Лидочка, ты меня не слушаешь. Это очень плохо… Я тебе запрещаю. Пока нельзя.
– Папа, я же…
– Ты никуда не поедешь, мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!! – заорал он в трубку что есть сил. За секунду до крика, пчелы в его голове, кажется, превратили мозг в кашу.
Наступила тишина. Виктор вынырнул из серо-багрового облака ярости и ждал.
– Дурак! Кретин! – донеслось из трубки.
Лида отключилась.
Он никогда в жизни не кричал на нее, на свою папину дочку. Что такое? И она отрубила связь сама, за ней осталось последнее слово!..
Виктор встал из кресла, взял телефонную трубку в руку наподобие ножа и стал ритмично, все увеличивая силу, долбить им по столу. На пол полетели мелкие предметы. Виктор бил телефоном о пластик, пока его корпус не затрещал и не треснул пополам. Потом Барышев бросил его на пол и принялся топтать.
При этом он не издал ни единого звука. Испуганная секретарша вошла в кабинет, посмотреть, что происходит, и увидела банкира, стоящего у окна. Разбитый вдребезги сотовый валялся на ковровом покрытии среди прочей мелочевки.
– Виктор Сергеевич, что случилось? – спросила девушка.
Он повернулся. Прическа сбилась, глаза блестели словно две лампочки, но на губах была нормальная улыбка. Почти нормальная.
– Я тут немного намусорил. Будь любезна, прибери, пожалуйста, а я пройдусь.
Секретарша кивнула. Она была уверена, что сейчас он накинется на нее и начнет бить головой о стену.
Виктор взял со спинки стула пиджак и вышел из кабинета, насвистывая. В ближайшем салоне связи он купил новый сотовый и тут же подключил его.
Лида подошла к машине, стоящей у подъезда, и забралась на сиденье рядом с водителем. Шофер, недавно нанятый Барышевым, поздоровался и спросил, куда ехать. Лида объяснила. Он кивнул: все ясно – туда, где сейчас живет хозяйская жена.
Машина развернулась и миновала пост охраны со шлагбаумом. Лида бросила сумку на заднее сиденье и пристегнулась, отвернувшись в окно. На ее щеках был румянец. Обычно он появлялся в моменты, когда градус гнева превышал норму. Лида была зла. Чертовски зла. Ее так и распирало от ярости.
Отец наорал на нее. В первый раз в жизни – раньше, что бы ни случилось, он себе подобного не позволял. Во всех конфликтах они находили общий язык гораздо легче, чем с матерью. Казалось, что это их сближает и лишний раз
доказывает, что Лида – папина дочка (значит, все было только фикцией?). Эта истерика отца неоправданна, бессмысленна… Лида чувствовала себя униженной – точно ей при всем честном народе отвесили оплеуху. Что плохого в том, если она поедет повидать мать, скажите на милость?Мерзкая дрянь!!!
Это уже ни в какие ворота не лезет. Похоже, ее отец начинает сходить с ума. Как же иначе объяснить его вспышку? Накануне Лида нашла его на кухне, сидящего в темноте с таким лицом… словом, она подумала, что с ним плохо… А сейчас еще и это. Грязное несправедливое оскорбление от человека, которого Лида считала примером для подражания.
Машина выехала на проспект, и шофер – молодой парень, поглядывающий на хмурую девушку, кусающую губы, – прибавил газу. Лида смотрела наружу, видя лишь смазанный фон, образуемый проносящимися мимо автомобилями, и сражалась со слезами. В горле появлялся ком, и начинало щипать в носу всякий раз, когда она вспоминала рев отца в трубке.
Нет уж, теперь я назло поеду, решила Лида после разговора. В другой ситуации такого протеста в ней бы не возникло. Ну, поспорили бы они, ну и что? Сейчас же она просто не может послушаться…
Мерзкая дрянь!!! Не смей мне перечить!!!
«Ну и подонок! Скот! Как можно мне такое говорить?» Лида швырнула трубку телефона на диван и несколько минут мерила комнату шагами, пытаясь успокоиться. Она ждала, что отец перезвонит, но ничего не дождалась. Ох, она бы высказала ему все… Он получил бы такой ответ…
Поняв, что продолжения разговора не будет, Лида решила, что сегодня дома не останется. Она поедет. Пускай отец, вернувшись, хоть всю квартиру разнесет в щепки. Ей плевать. Собрав все необходимые вещи в спортивную сумку, Лида вызвала шофера. Тот появился через десять минут – и за это время девушка вся извелась. Ей чудилось, что отец сейчас откроет дверь квартиры и закатит ей скандал. Лида поняла: она боится. Как только поступил сигнал от шофера, девушка помчалась вниз. У нее появилось чувство, что она уходит от погони, спасается от чего-то, что может причинить ей боль… «Или убить».
– Сделаю крюк, – сообщил шофер.
Лида повернула к нему голову, толком не расслышав.
– Пробка, – сказал он, указав вперед. Машина свернула на боковую улицу и помчалась в тени серых пятиэтажных домов. Лида не возражала.
«Ладно, позже мы поговорим, – решила она, – и о «дряни», и о том, перечить или нет…» Она подумала о матери, которая, по ее мнению, никогда не оценивала отца по-настоящему. А может, дело вовсе не в этом – не в материных капризах? Знает ли она что-нибудь такое про него, о чем Лида не имеет представления? Хороший вопрос, на миллион рублей. Между ними бывали стычки, иногда очень жесткие; родители будто стремились нанести противнику как можно больший моральный урон, они были безжалостны. Лида, как правило, не занимала ни одну сторону, хотя симпатии ее принадлежали отцу. Одно время девушка считала, что зачинщик скандалов ее мать, и была зла на нее (пусть никогда и не говорила об этом). Сейчас Лиде начало казаться, что она неверно оценивала расклад сил. Может быть так, что мама только защищалась? «Выходит, я ничего о нем не знала… И об этих… причудах… С тех пор, как появился особняк, все стало ненормально».