Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири
Шрифт:
Многие эпизоды «Сказания» имеют литературные параллели. А.Е. Петров провел сравнение «Сказания» и «Александрии Сербской». «Сербская Александрия» — роман XIV в. о подвигах Александра Македонского — представляет собой сербскую обработку византийского романа IV в. «Александрия». Русская редакция «Александрии Сербской» под названием «Книга глаголемая Александрия» появилась в конце XV в., и автор «Сказания» её читал. Несколько эпизодов в обоих произведениях имеют сюжетное сходство. В «Александрии» Александр меняется одеждами со своим «воеводой» Антиохом и сажает его на царское место. В «Сказании» князь Дмитрий меняется доспехами и одеждой с Михаилом Бренком, позже погибшим в княжеских одеждах под княжеским стягом.
Ещё интереснее параллель с засадным полком. Перед встречей с войском «миръсилоньскаго царя» Александр
Петров приводит и текстуальные совпадения, когда царя и князя сходными словами отговаривают от личного участия в битве. В случае Александра это звучит так: «Филон же, ту стоя, рече ко Александру: "Велики царю царем, превозлюбенный мой господине Александре, не подобаеть тебе с Пором битися, много бо царей подручных тобе есть, якоже Поръ. Мне подобает с ним битися, а тебе, не подобает, он бо есть индейский царь, а аз по твоей милости персом царь". Те же слова обращены к Дмитрию: «Мнози же русские богатыри, удръжавше его, възбраниша ему, глаголюще: "Не подобаеть тебе, великому князю, наперед самому в плъку битися, тебе подобаеть особь стояти и нас смотрити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храбрость пред тобою явити"».
Тут Петров явно увлекся литературными параллелями, ибо князя Дмитрия просят поберечь себя ещё в «Пространной летописной повести», о чём было сказано выше. Здесь достаточно повторить ранее приведенную цитату: «О семь убо мнози князи и воеводы многажды глаголаша ему: "Княже господине, не ставися напреди битися, но назади или на криле, или негде въ опришнемь месте"». Означает это то, что будет ошибкой отмахнуться от сведений, приведенных в «Сказании», лишь на основе их сходства с литературными произведениями. Каждый факт следует изучать, и многие из них, особенно роль засадного полка и Дмитрия Боброка-Волынца, ещё далеки от решения. Вряд ли выдумкой является посылка сторожевых застав для поимки «языков» и посольство Захария Тютчева к Мамаю. Вряд ли выдуман и чёрный цвет княжеского знамени, хотя историки спорят — было ли оно чёрным, либо чермным, т. е. багряно-красным? Ведь на миниатюре Куликовской битве конца XVI в. русские воины сражаются под красным стягом.
Цвет вообще занимает важное место в изобразительных средствах «Сказания». В пригожий сентябрьский день — «время ведра» [100] , под струящимися золотом хоругвями, с переливающимися рябью на воде доспехами и трепещущими на ветру красными яловцами [101] , предстают русские воины за день до битвы:
«Князь же великий... взьехав на высоко место,и увидев образы святых, иже суть въображени в христианьскых знамениих, акы некий светилници солнечнии светящеся в время ведра; и стязи их золоченыа ревуть [102] , просьтирающеся, аки облаци, тихо трепещущи, хотять промолвити, богатыри же русскые и их хоругови, аки жыви пашутся [103] , доспехы же русскых сынов, аки вода въ вся ветры колыбашеся, шоломы злаченыя на главах их, аки заря утреняа въ время ведра светящися, яловци же шоломов их, аки пламя огненое, пашется».
100
Ведро — ясная сухая погода.
101
Яловец — красная матерчатая или кожаная лента на навершии шлема.
102
Ревуть — шумят.
103
Пашутся — колышутся.
По динамизму повествования, по образности, по силе воздействия
на читателя «Сказание о Мамаевом побоище» относится к числу лучших произведений древнерусской литературы X —XVII вв. К сожалению, без знания старорусского языка не всегда возможно ощутить поэтику «Сказания», иногда достигающую больших высот. Ниже дано описание ночи перед боем в переводе на русский:
«Ибо уже ночь наступила светоносного праздника Рождества Святой Богородицы. Осень тогда затянулась и днями светлыми ещё радовала, была и в ту ночь теплынь большая и очень тихо, и туманы от росы встали. Ибо истинно сказал пророк: "Ночь не светла для неверных, а для верных она - просветленная"».
Куликовская битва как утверждающий миф. «Сказание» оказало огромное, если не исключительное влияние на создание национального мифа о битве на Куликовом поле. С момента появления повесть имела литературный успех. 150 списков XVI — XVIII вв. означают, что «Сказание» были любимым чтением — его читали и переписывали. Повлияло оно и на устное творчество. Появились былина «Илья Муромец и Мамай» и сказка «Про Мамая безбожного». В 60—70-х гг. XVI в. «Сказание» было включено в Лицевой летописный свод Никоновской летописи, созданной для официального церковного толкования исторических событий. Там есть и замечательная миниатюра — «Бой Пересвета с Челубеем». В дальнейшем Никоновскую летопись использовал Н.М. Карамзин, введя таким образом «Сказание» в русскую историографию. В соответствии со «Сказанием» излагает историю Куликовской битвы С.М. Соловьёв. Важную роль в приобретении Куликовской битвой по «Сказанию» статуса государственного мифа сыграло православное духовенство, одобрившее трактовку роли церкви в победе православных христиан над «безбожными агарянами».
Куликовская битва имела особое значение для национального самосознания. Наиболее четко эту мысль выразил Л.Н.Гумилёв:
«Этническое значение происшедшего в 1380 г. на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность — Московская Русь — стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения».
Сказанное нельзя понимать буквально: разобщенность ещё сохранялась — после славной победы через два года был погром Москвы Тохтамышем, и никто не пришел москвичам на помощь. Но в долговременном плане слова Гумилёва справедливы. Консолидация русских земель вокруг Московского княжества продолжалась, и со второй половине XV в. молодому народу и государству уже требовался национальный исторический миф, причем не времен Киевской Руси, а из нынешней жизни — миф Московской Руси. Таким мифом стала битва на Куликовом поле в изложении «Сказания о Мамаевом побоище».
Битва на Куликовом поле была глубоко почитаема царями. Икона Богоматери Донской, пред образом которой, по преданию, молился перед битвой князь Дмитрий, пользовалась особой любовью. Перед ее образом молился Иван IV, отправляясь войной на Казань (1574). Он же взял икону в Полоцкий поход (1563). Царь Фёдор перенес икону в Благовещенский собор Московского Кремля. Когда полчища крымского хана осаждали Москву в 1591 г., царь Фёдор всю ночь молился перед иконой. В 1592 г. в честь чудесного избавления от татар он основал Донской монастырь.
Известно, что Пётр I посещал Куликово поле и велел пронумеровать и сберечь древние дубы дубравы, откуда, по преданию, пошел в атаку засадный полк. На Куликовом поле был установлен памятник по проекту А.П. Брюллова — 29-метровая чугунная колонна с золоченым куполом и крестом (1850), храмы Рождества Богородицы (1894) и Сергия Радонежского (1917). В Старое Симоново, где возле храма Пресвятой Богородицы, по преданию, были захоронены Пересвет и Ослябя, совершали паломничества русские цари. В 1509 г. на месте деревянной церкви строится каменный храм, перестроенный в XIX в. архитектором К.А. Тоном. Екатерина II после коронации посетила Старое Симоново и выделила значительные средства монастырю. К 500-летию Куликовской битвы на могилах Пересвета и Осляби было установлено чугунное надгробие каслинского литья и состоялось паломничество царской семьи к месту погребения.