Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири

Удивительно и ставшее клише приписывание Филофею авторства формулы «Москва — Третий Рим». Москва поминается у старца лишь в контексте наличия в ней церкви Успения: «...есть в богоспасном граде Москве [церковь] святого и славнаго Успения пречистыя Богородица, иже едина въ вселеннеи паче солнца светится» [119] . Под Римом Филофей имеет в виду не город, а «православное Ромейское царство» — царство в первую очередь духовное, воплотившееся после падения Второго Рима в Русском царстве. Это царство — Третий Рим, своим благочестием сохраняет Ромейское царство, спасая мир от прихода антихриста. В духовности состоит вселенское значение Третьего Рима, а не в земном могуществе.

119

Филофей, старец. «Послание о злых днех и часех». С. 452.

Здесь раскрывается обманчивость внешнего сходства Филофеевой идеи Третьего Рима с идеей translatio imperii — переноса империи, распространенной в средневековой Европе концепции перехода земного могущества от одной империи к другой. Некоторых из современных толкователей Филофея подобный параллелизм подвигает на спекуляции, но для них нет веских оснований. Нет оснований и для противопоставления Третьего Рима Филофея представлениям о Святой Руси, сложившимся в том же XVI в. Оба понятия означали богоспасаемое царство, и расхождение произошло позже, когда концепцию о Третьем Риме стали использовать в политических целях.

«Послания» Феофила дошли до адресата — церковной и светской элиты Русского царства. В среде русского духовенства идеи посланий были популярны до конца XVI столетия. Знали о них и иерархи зарубежных православных церквей. В «Уложенной грамоте об учреждении в России Патриаршего престола...» (1589), составленной в связи с избранием и наречением митрополита Иова патриархом Московским (январь 1589 г.), приведена обращенная к царю Фёдору Иоанновичу речь «Архиепископа Константинополя — Нового Рима и Вселенского Патриарха» Иеремии II, содержащая почти дословное цитирование слов Филофея о Третьем Риме:

«Понежъ убо ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, Вто-рый же Рим, иже есть Костянтинополь, агарянскими внуцы — от безбожных турок — обладаем; твое же, о благочестивый царю, Великое Росийское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое во едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешись во всей вселенней, во всех христианех».

После избрания патриарха Московского идеи Филофея перестали быть востребованы. Послания псковского старца осели в архиве. Остался лишь след в московском градостроительстве XVI—XVII вв.: в столице Третьего Рима появились элементы двух первых. В Москве отыскали семь холмов — ведь на семи холмах стояли Рим Первый и Рим Второй. В треугольном Кремле возвели по принципу Roma quadrata квадратные в плане царские палаты. Построили Белый Царёв город с семиверховой башней над Черторыем (как в Царьграде — Гептапиргий) и все правительственные здания Москвы увенчали двуглавыми византийскими орлами. Но о концепции Феофила не вспоминали. Два столетия о Третьем Риме ничего не говорится ни в церковных писаниях, ни в обширной дипломатической переписке. Третий Рим не стал национальным мифом не только для народа, но и для духовенства.

6.2. Миф «Москва — Третий Рим»

Рождение мифа «Москва — Третий Рим». После долгого забвения об идеях старца Филофея вспомнили во второй половине XIX в. В 1846 г. в первом томе «Дополнений к актам историческим» было опубликовано его «Послание о злых днехъ и часехъ». В конце 50-х — начале 60-х гг. XIX в. послания Филофея или выдержки из них стали периодически появляться в «Православном собеседнике». На идеи Филофея обратили внимание. Именно тогда сложился звонкий лозунг: «Москва — Третий Рим». Его автором, по всей видимости, является известный русский историк С.М. Соловьёв. В третьей главе части 2 тома V «Истории России», опубликованном в 1856 г., Соловьёв пишет, что Филофей в послании Мисюрю Мунехину «...касается значения Московского государства: два Рима пали, третий есть Москва, четвертому не быть». Подобная трактовка была принята другими русскими историками второй половины XIX — начала XX в. В.О. Ключевский в «Курсе русской истории» (1902) как само собой разумеющееся отмечает: «Филофей едва ли высказывал только свои личные мысли, когда писал отцу Грозного, что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва — третий и последний Рим».

Следует иметь в виду, что русские монархи XV—XVII вв. называли себя государями Руси, или Русии. Уже Иван III именовал себя «Государь всея Руси, великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский» и т.д., упоминая Московское княжество даже не на втором месте. Московией называли Россию поляки в переписке с европейскими державами. Жак Маржерет, служивший наёмником в России с 1600 по 1606 г., разъясняет неизвестные европейцам подробности:

«...ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. Сами они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают: Russac, т. е. русские, а если их спрашивают откуда они отвечают: is Moscova — из Москвы, Вологды, Рязани или других городов. Также сокращенный титул их государя — Zar Hospodar у Veliquei knes N. fsia Russia, что следует, собственно, понимать, как «король, господин и великий князь нас, всех русских» или «всей России», можно понимать и так; но не московитов или Московии».

Используя название «Москва» для обозначения не только города, но и русского государства, наши историки невольно пошли на поводу у польской историографии, отрицавшей преемственность России от Киевской Руси. Впрочем, тогда никто не мог предвидеть, что в конце XX в. Россия будет отброшена к границам царства Бориса Годунова. Сейчас на Украине и в Беларуси термины «Московия», «Москва» и «Московское царство» используют в построениях об изначальной нерусскости России.

Далеко неоднозначные последствия имела для России и концепция «Москва — Третий Рим». Эта концепция сложилась во второй половине XIX в. Россия тогда находилась в зените могущества, и, несмотря на поражение в Крымской войне, многие увлекались идеями о федерации славянских народов и освобождении Царьграда от турок. Выразителями этих идей были славянофилы. Из них ближе всего подошел к концепции «Москва — Третий Рим» Ф.И. Тютчев. В 1848 г. он пишет стихотворение «Русская география»:

«Москва, и град Петров, и Константинов град Вот царства русского заветные столицы... Но где предел ему? и где его границы На север, на восток, на юг и на закат? Грядущим временам судьбы их обличат... Семь внутренних морей и семь великих рек... От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная... Вот царство русское... и не прейдет вовек, Как то провидел Дух и Даниил предрек».

Нет оснований считать, что Тютчев знал тогда (или использовал позже) послания Феофила. Тем не менее сходство поразительное. Три столицы вечного русского царства — Москва, Рим (град Петров) и Константинов град. Вечность царства предопределена пророчеством Даниила о приходе царства «народа святых Всевышнего» (Дан. 7: 23—27), понимаемого на Руси как торжество православия. Вместе с тем в «Русской географии» заметна напрочь отсутствующая у Филофея геополитическая и имперская направленность. Мессианский империализм советского образца, опять с упоминанием Ганга, появился через 100 лет (1940) в стихотворении «Лирическое отступление» комсомольца Павла Когана:

Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. Но мы ещё дойдем до Ганга, Но мы ещё умрем в боях, Чтоб от Японии до Англии Сияла Родина моя.

«От Японии до Англии» — не пространство, а перечень стран мира от я до а. Павел погиб в бою под Новороссийском в 1942 г. Мальчики умирали за Родину. В 1980-х гг. в Афганистане они гибли за интернациональный мираж. В 1990-е — за бандитский передел собственности страны.

Если вернуться к России 1850 — 1860-х гг., то идеи о Православной империи, достойной преемницы Византии (и даже Рима), витали тогда в воздухе. После появления в печати посланий Филофея и особенно после интерпретации их русскими историками, они вошли в обиход в виде расхожего выражения «Москва — Третий Рим». Но большинство мыслителей первого ряда не пользовались этим понятием. Упоминаний о «Москве — Третьем Риме» нет ни у Н.Я. Данилевского, мечтавшего о славянской федерации со столицей в Константинополе, ни в статьях и романах Ф.М. Достоевского, ни у К.Н. Леонтьева, несмотря на его византизм.