Русская комедия
Шрифт:
— Весь честной мир кланяется им в пояс и пляшет перед ними вприсядку.
— Так продолжается уже много лет, но дальше так продолжаться не может.
— Здесь, на Самарской Луке, вакханалиям лжегигантов будет положен конец. Баста!
Это прозвучало так грозно, что у столов чуть не отвалились ножки, стулья и табуретки чуть не разлетелись в щепки, а знаменитый прадедовский диван-рыдван чуть не поставил сам себе шишку. У пособника иноземцев Захребет-Закавказского чуть было не пробудилось что-то вроде национальной совести, но ему все-таки оказалось не до этого.
— Джентльмены, как
Посол действительно был как бы при смерти. Флагманский столик начал следующий раунд. Но уже совсем в другой манере. Грозные монументы превратились в задушевных и чутких собеседников.
— О благородный сын «Интуристщины»! — задушевно обратился к колорадскому жуку долларовой нивы флагманский столик. — Нам понятна ваша боль. Родине нужны доллары. Родина взывает — и вы спешите на этот зов. Хвала и честь вам, бескорыстный патриот, но… Ваш бизнес-план работает по-московски. То есть мелко, прямолинейно и малоэффективно.
— Мы пойдем другим путем! — по-ленински провозгласили боцманы. — Наш проект культурного вымогательства… экскьюз за оговорку… конечно, речь идет о культурном обслуживании… наш проект разработан на основе самых последних достижений науки и техники. Он является шедевром современной философской и деловой мысли.
— Буквально сию минуту доллары хлынут к нам рекой. Как Волга в большое половодье. И не надо для этого превращаться ни в большую медведицу, ни в маленьких лебедей, ни в гадкого утенка. Все просто, как пареная репа и даже как жареная крапива. От вас как представителя «Интуриста» требуется всего-навсего… стать нашим соратником и ассистентом.
— Вы спросите: кто мы та-та-такие? По скромности, а равно в интересах коммерческой тайны мы называем себя народными философами. На самом же деле мы — не простые философы. Мы…
Флагманский столик начал держать мхатовскую паузу по-колдыбански. То есть так, чтобы проняло аж до зубных нервов. И не только зрителей, но и самих исполнителей.
— Мы…
Но, видно, на сей раз наши режиссеры паузу передержали.
— Мы — шайка! — завопил вдруг истошно исполнитель Ухажеров. — Шайка ушкуйников, ясно? Мы привыкли брать добычу силой!
Так прямо и ляпнул: шайка, да еще ушкуйников. То бишь речных разбойников. Древние афиняне за такой ляп отдали бы его на съедение некормленым львам. Современные москвичи по своему жестокосердию — на съедение закормленным светским львицам. Истинные колдыбанцы не уели недотепу даже укоризненным взглядом. Соратник все-таки. Ну ляпнул — и ляпнул. Ну шайка так шайка. Ушкуйники так ушкуйники. Очень интересный поворот.
— Наш главарь Лука Самарыч — легендарный суперушкуйник! — еще громче зашелся от молчаливого одобрения старших Роман. — Правда, легендарный без пяти минут, но зато на все времена. И для всех народов. Даже для американских чукчей.
После этих слов читателю еще понятнее, почему наш Ухажеров — вечный студент и вечный жених. А вот разбойником вряд ли он будет вечно. После первого же стакана проболтается, после второго — совершит поспешное разбойное нападение. На кого угодно. Даже на самого себя. Хотя гораздо лучше бы — на свою вечную
невесту Рогнеду.Ну это, впрочем, впереди, а сейчас… Сейчас внемлем, затаив дыхание, героической колдыбанской былине.
— Мы — ушкуйники! — вскричали истинные колдыбанцы. — Знай наших!
Старые волжские предания гласят, что деды и прадеды истинных колдыбанцев любили в часы досуга поушкуйничать на предмет иноземцев. То есть встретить их роскошные суда на своих быстрых ладьях-ушкуях в каком-нибудь тихом местечке, где вопли и крики «Помогите!» не принимает даже чуткое жигулевское эхо.
Станут в засаду удальцы-ушкуйники и ждут, когда мимо поплывут какие-нибудь иноземцы. Точнее, не какие-нибудь, а богатые. То есть все подряд. Потому как иноземец если и приезжает к нам бедным, то уезжает все равно обязательно богатым.
Словом, наши ушкуйники встречали иноземных ушкуйников. Обычно у Жигулевских ворот. Очень уж красивые здесь места, и встреча проходила всегда на самом высоком уровне.
— Ну как вам жигулевские ландшафты? Ништяк? — спрашивают наши. — А пейзажи? Небось даже на полотнах итальянских мастеров такой красоты не видели?
И пока иноземцы любуются ландшафтами и пейзажами, наши выписывают им квитанцию на оплату удивительного погляда.
— Позвольте! — начинают возмущаться неблагодарные клиенты. — Мы царю вашему дорогие дары преподнесли, и бо яр-воевод ваших одарили, и казакам-таможенникам в лапу сунули. А теперь вот вы еще! На вас уже ничего не осталось.
— Да нам лично ничего и не надо, — отвечают удальцы. — Лишь бы Волгу-матушку ублажить.
— Слышь, Волга-матушка! — обращаются удальцы к великой хозяйке Жигулевских гор. — Нет у наших клиентов ни золота, ни бриллиантов, ни даже наших «деревянных» рубликов.
— Прими, матушка, подарок натурой.
— Ты еще такого подарка не видела. Иноземцы — и вдруг бедные. Вот уж диво!
И хвать иноземцев под белы рученьки. И за черны ноженьки. Раз-два-три… И за борт! Вниз головой. Без всяких надувных и прочих спасательных средств. Вообще без всякой страховки.
А зачем страховка? Не было такого случая, чтобы кто-нибудь утонул. Потому как на счет «два» все иноземцы вспоминали, что у них, оказывается, есть и золото, и бриллианты, и валюта. Специально припрятаны для волжских удальцов. Чуяло, мол, сердце, что предстоит с ними встреча. И даже сладкие вина заморские на этот случай заготовлены. Чтобы обмыть приятное знакомство. Чтобы не в последний раз. Как пить дать!
— Ну что ж, давайте пить, — в силу своего знаменитого гостеприимства соглашаются волжские ушкуйники…
— Даешь выкуп, американщина! — вскричал их былинный потомок двадцать первого века Лука Самарыч.
И без лишних слов садится в свой челн, плывет к теплоходу с заморскими наглецами, поднимается на капитанский мостик и приказывает: «Свистать всех наверх!»
— Ой ты, гой еси, американщина заморская! — обращается Лука Самарыч к интуристам. — Желаешь, чтобы Волга-матушка тебя тешила?
— Йес, — отвечают те дружно. — Мы платить вам доллар, а вы нас потешать.
— Ну ладно, — подмигивает Лука Самарыч капитану. — Будет сейчас им потеха. Наша, по-колдыбански.