Русская комедия
Шрифт:
И вот уже щелкает прадедовский фотоаппарат. Есть кадр для энциклопедий! Волжские неоушкуйники идут карать тире грабить заокеанских неогигантов тире богатеев-невежд.
— Э-э-э! — вдруг затормозил удивительную акцию Захребет-Закавказский. Взгляд опытного деляги вцепился в фотоаппарат:
— Э! Покажите мне хотя бы фотографию легендарного суперразбойника. Ведь я без пяти минут его пособник. Начальство надо знать в лицо!
Это — пожалуйста. Без всякой бюрократической волокиты и предоплаты мы вручили кандидату в наши пособники фотопортреты Луки Самарыча, исполненные Юрием Цезаревичем
— Любуйтесь, затаив дыхание…
Захребет-Закавказский действительно затаил дыхание, замер и… застонал.
— О-о-о… — простонал он и наконец-то подпрыгнул до потолка.
— Какой же я тупица! Как же я сразу не догадался! Так вот где зарыта колдыбанская собака!
Он провальсировал вокруг своей оси и обратился к нам:
— Джентльмены, мужики, грабители! Это действительно легенда. Лукой Самарычем я утру нос всем. С Лукой Самарычем я озолочусь…
Счастливчик спохватился:
— Вы правильно меня поняли: Родина озолотится. Наша любимая Родина.
Тут же он спохватился еще раз:
— Каков ваш процент? Сколько вы хотите?
— Зачем смертникам золото? — снисходительно улыбнулись мы. — Свой гонорар целиком передаем в казну любимой Родины. А «Интурист» пусть выплатит лишь наш последний кредит, взятый у бармена Подстаканникова.
— О! Сколько он скажет! — в восторге запел казначей Родины. — Столько и еще столько, и еще полстолька, и еще…
Ну вот, по одному пункту традиционного дива можно ставить крыжик. Задача «Как дать пить?» решена, кажется, на пять с плюсом. Теперь самое время привести обалдевшего златолюбца к великой бескорыстной присяге.
— И еще… — продолжал он сулить нам золотые горы.
— Хватит! — остановили мы златолюбца. — И еще… одна совсем маленькая просьба. Последняя. Перед смертью. Когда нас уже не будет, то, пожалуйста… Присягните Особой Колдыбанской Истине. Сокращенно ОКИ.
Вот так. В тысячу раз короче, чем у лучших романтиков — Гомера и Гюго. И в тысячу раз трогательнее. Во всяком случае, трижды (не считая кавказского наречия) неромантичный делец «Интуриста» прослезился.
— При-ся-гаю… — прошептал он. — Ваша ОКИ — О’КЕЙ! Все буквы заглавные.
А что? Удачный перевод. Почти по-колдыбански. Ставим последний крыжик.
— Теперь я полностью прозрел, — вещал меж тем новоиспеченный присяжный служитель ОКИ. — Успех нашей операции обеспечен. Американцы будут рыдать и визжать в своем особом заокеанском экстазе. Мы с вами ограбим их дочиста. Немедленно. Буквально сию минуту!
Он по-чемпионски тире по-разбойничьи потряс руками над головой и… вдруг виновато опустил по швам те же конечности.
— Сию минуту, но… — молвил он совсем по-колдыбански. — Но только не сейчас.
Правильный поворот. Но мы, естественно, изобразили полное недоумение.
— Нет-нет, не возражайте! — поспешно реагировал наш ассистент. — Дело в том, что теплоход должен плыть до Астрахани и обратно. А вдруг янки умрут от восторга здесь и сейчас? Тогда их адвокаты взыщут с «Интуриста» огромную неустойку за срыв круиза.
— Отложим
нашу операцию на неделю, — продолжал он. — Ограбим янки на обратном пути.— Нет-нет, не возражайте! — снова не дал он нам раскрыть рта, хотя мы и не собирались этого делать. — Понимаю, как не терпится удальцам на разбой, догадываюсь, как сушат их душу вынужденные простои.
— Чтобы вы не засохли, — он дружески подмигнул, — выпейте, пожалуйста, за счет «Интуриста». Столько, и еще столько, и еще полстолька, и еще… на похмелье. Сделайте одолжение.
И не успели мы изобразить полное удовлетворение, как наша звезда эстрады, то бишь железная дверь, ликующе заголосила: «Кто к нам с долларом придет, тот железно без него и останется».
След Захребет-Закавказского уже простыл.
— За Луку Самарыча! — Во всю мощь истомившихся от жажды глоток вскричали мы.
Но… атаман не появился. В чем дело? Неужто умер от страха? В ужасе мы бросились к подсобке, сорвали с петель дверь и… узрели дивное зрелище.
Наш атаман натурально спал. Безмятежно, крепко, по-богатырски. О легендарная колдыбанская быль! Нет на тебя гомеров и гюго.
— Лука Самарыч! Мы победили новых гигантов!
— Они бежали без оглядки прочь!
— Мы взяли с них выкуп. Столько и еще столько…
— Впрочем, мы не считали, сколько. Истинные колдыбанцы не торгуются.
Наш атаман вышел на середину зала, занял основную монументальную позицию. И, как он это может, изрек голосом партийного трибуна тире городского сумасшедшего:
— Мне стыдно за вас! Брать с иноземцев выкуп не торгуясь — это не укладывается в моей голове. Что скажут о нас внуки и правнуки?
С досады он хлопнул себя богатырской дланью по лбу. Ну и? Ну конечно, на богатырском его лбу тут же вспыхнул богатырский шишман-фонарь. Теперь теплоход «Лев Толстой» может совершенно спокойно продолжать свое плавание. Даже если вдруг посреди ночи и посреди Волги погаснут все бакены, а на небе — все звезды, все равно будет светло. До самой Астрахани.
— За Луку Самарыча!
— За эпоху! — переборов свой гнев, смилостивился атаман. — За Особую Колдыбанскую Истину!
Ульк!
Такова быль, которую совершили мы. Как видите, совершенно без участия нашего предводителя. Более того, можно сказать, что мы научились печь удивительные были как блины. Быстро, на уровне мировых стандартов и даже хлеще. Не то что блины от Гомера и Гюго. И даже от тещи Гомера, не говоря уж про тещу Гюго.
Естественно, кое-кому это не по вкусу, и кое-кто стряпает к нашим блинам свою подливу. Сиречь небылицы.
На сей раз небылица утверждает, что Альфонс Захребет-Закавказский обобрал первым делом не американцев, а нас. Так прямо и заявил начальнику круиза, когда примчался на теплоход:
— Халява, сэр! Я обобрал этих колдыбанских простаков.
— Трепач, — отмахнулся тот. — Что с них взять?
— Не скажите, — возразил проныра Альфонс. — У них такой проектик. ОКИ — О’КЕЙ! Все буквы заглавные.
— Ты на каком языке лопочешь? — удивился шеф.
— Слушайте, затаив дыхание, — отвечал ему агент-добытчик. — Старые волжские предания гласят…