Русская литература пушкинской эпохи на путях религиозного поиска
Шрифт:
Существенное влияние оказала на Жуковского смерть Маши Протасовой. Жизнь все больше теряла для него свою прелесть, он стремился к внутреннему уединению, и раскрывать в стихах свою глубину ему далеко не всегда хотелось. Еще в конце 1810-х годов он сближается с придворными кругами, с семьей будущего Николая Первого, с его матерью императрицей Марией Федоровной. Это нередко вызывало отторжение у либерально настроенных друзей Жуковского, но для самого поэта такое сближение не было искательством чинов и наград. Он уважал будущего государя, а также был глубоко убежден в положительном значении самодержавия для России. Незадолго до смерти в статье «О происшествиях 1848 года» Жуковский с благоговением вспоминал ту величественную скорбь, которая охватила царскую семью при известии о смерти Александра Первого. Наш поэт стал невольным свидетелем того, как в те минуты Николай Павлович, знавший об отказе своего старшего брата Константина от престола, присягнул в церкви Зимнего дворца в верности ему как законному наследнику. Жуковский подчеркивал, что делал это будущий государь без всякой позы и рисовки, смиренно не сознавая величия этого акта. «Николай Павлович, – писал поэт, – страшился, чтобы воля его не поколебалась в выборе между самоотвержением и самодержавием… Он поспешил подкрепить силу души силою Бога, поспешил явиться пред лицо этого Бога, дабы в храме Его, к подножию престола, на котором совершается жертва бескровная, положить свою жертву земного величия» [154] .
154
Жуковский. III. С. 255.
Русское самодержавие для Жуковского – это высшая форма власти именно потому, что царь ясно сознает свою зависимость от воли Божией, он стремится себя подчинить ей, и вне этого не может быть подлинной монархии. Она возможна только при условии христианского духа государя и его подданных. В самом понятии самодержавия видел поэт две стороны: это, во-первых, «сам держу», а во-вторых, «самого себя держу» в послушании закону Божьему. Жуковский верил в промыслительное значение русской монархии, был убежден, что русские цари и сейчас, и потом будут идти путем этого «самодержания». Подолгу живя в Европе в последние годы жизни, поэт сравнивал Россию и европейские страны. И это сравнение приводило его к мысли, что только наша страна с ее политическим строем и религиозным духом способна противостать всеобщему брожению. В 1840-е годы поэт с особым негодованием воспринял революционные движения в Европе. Он ясно увидел, что суть революции не в том, что измученные люди борются с жестокими эксплуататорами за кусок хлеба, а в том, что человек захотел перевернуть священный порядок христианского мира, свою волю поставив выше смирения перед волей Божией. «Все бунтует, – писал Жуковский в статье «О происшествиях 1848 года», – и бунтует не против злоупотреблений власти, а против ее сущности, против узды, налагаемой ею на разврат воли, на безумие страстей, на безверие… Чернь бунтует против монарха и сама хочет быть монархом, не позволяя даже и Богу своею милостию раздавать власть земную… Присяжный бунтует против правосудия и угождает черни, оправдывая разбой или убийство… работник бунтует против владельца, дающего ему работу» [155] . Жуковский категорически отрицательно относился к понятию демократии. Демократия для него – это только обманчивый призрак, фетиш, которым прельщают непросвещенную массу, ведя ее в сторону от христианского понимания власти и политики. «Это громко прославленное самодержавие народа, – писал поэт, – не что иное, как самовольство черни, не ее самобытная власть, а ее безумное, бешеное подданство немногим, которые играют ею в пользу своих корыстных замыслов» [156] . Только Россия, по мнению поэта, сохранила еще чувство священности исторических основ власти и жизни. Она одна может остановить наступление бунта. «Россия шла своим особым путем, – писал Жуковский в письме Вяземскому по поводу его стихотворения «Святая Русь», – и этот путь не изменился с самого начала ее исторической жизни… Две главные силы, исходящие из одного источника, властвовали и властвуют ее судьбою; они навсегда сохранят ее самобытность, если, оставшись неизменными по своей сути, будут следовать за исторически необходимым ее развитием, будут его направлять и могущественно им владычествовать. Эти две силы суть церковь и самодержавие» [157] . Надо отметить, что Жуковский говорит о необходимости развития обоих сил, о более глубоком и живом проникновении Церкви в жизнь народа и более последовательном действии принципа самодержавия. В стихотворении 1848 года «Русский великан» поэт сравнивает положение России с утесом посреди бурного моря. Сила русского самодержавия, по вере Жуковского, способна противостать неистовым волнам революционного насилия, бушующего в Европе.
155
Там же. С. 264.
156
Жуковский. III. С. 261.
157
Там же. С. 268.
Не случайно именно Жуковский становится основным автором русского гимна «Боже, царя храни», этой «молитвы русского народа», как называл свой текст сам поэт. И думается, мы не ошибемся, если скажем, что он слагал эти строки с подлинной искренностью, всеми силами души молясь за царя, веруя в необходимость для России и всего мира власти православного монарха. Благоговение перед царской властью как перед святыней считал Жуковский основой русской политической жизни. «Это не рабское чувство необходимой покорности, – писал поэт в своих религиознофилософских размышлениях, – но высокое, произвольное, от отца к сыну переходящее, силою предания хранимое, освященное церковью чувство» [158] . И сам Жуковский в высшей степени обладал этим чувством, которое тем ценнее в нем, что он знал все человеческие слабости и недостатки царя и его родственников, но они не мешали ему ощущать сакральность самодержавной власти и быть ее защитником перед лицом нового революционного сознания.
158
Жуковский. III. С. 321.
Вполне закономерно, что Жуковский был назначен наставником будущего русского монарха. В 1826 году он принимает новую должность и становится фактически директором школы одного ученика. Он должен был спланировать все многолетнее обучение цесаревича Александра Николаевича, найти ему лучших педагогов и курировать этот процесс до самого его завершения. Можно себе представить, с какой серьезностью отнесся поэт к этому назначению. Он воспринимает всю свою предыдущую жизнь лишь как подготовку к нынешней должности. Поэзия отступает на второй план. «На руках моих теперь важное и трудное дело, и ему одному посвящены все минуты и мысли, – писал Жуковский. – Прощай навсегда, поэзия с рифмами. Поэзия другого рода со мною, мне одному знакомая, но для света безмолвная» [159] . Свое дело воспринимает поэт как настоящее творчество. Воздействовать на душу будущего царя, формировать его мировоззрение и кругозор – это великая творческая задача, может быть гораздо более важная, чем создание литературных произведений.
159
Веселовский А. Н. В. А. Жуковский. С. 309.
В
первые годы занятий с Александром Николаевичем Жуковский перелагает в стихи известный басенный сюжет о споре солнца и ветра. Ветер, желая доказать свое превосходство, бросился на путника, чтобы сорвать с него плащ, но тот лишь сильнее прижимал его к себе. Но стоило только солнцу выглянуть из-за туч, как тот снял его добровольно. Этот сюжет рассматривает Жуковский как руководство для правителя, и в конце стихотворения, которое было названо «Солнце и Борей», победившее Солнце говорит: Безрассудный мой Борей,Ты расхвастался напрасно,Видишь, злобы самовластнойМилость кроткая сильней [160] .160
Жуковский. I. С. 314.
Поэт утверждал преимущество милости и снисхождения перед строгостью и судом. И его ученик, быть может не всегда и не во всем, но стремился проводить в жизнь этот принцип.
До последних лет жизни Жуковский сохранил теплую любовь к Александру Николаевичу. Он нередко писал ему и почти во всех письмах стремился передать цесаревичу свой сокровенный внутренний опыт, делился самыми возвышенными и глубокими размышлениями, считая, что более всего будущему царю необходимо сохранить живое чувство веры и неотступное стремление к вечной жизни.
После завершения своей миссии Жуковский в 1830-е годы начинает более активную литературную деятельность. Он продолжает переводить баллады, создает несколько оригинальных стихотворений, но больше всего влекут его к себе эпические формы. При этом он по-прежнему далек от современности и злобы дня. Он сознательно уходит в мир предания, легенды и сказки, считая, что через них легче выразить те вечные человеческие ценности, чувства и вопросы, которые затемняются и извращаются суетой сегодняшнего часа. Его враждебное отношение ко многим новым явлениям словесности прорвалось, например, однажды в таких словах: «Избавьте нас от противных Героев нашего времени, от Онегиных и прочих многих, им подобных, – это бесы, вылетевшие из пекла современной литературы» [161] . Жуковский не принимал этих образов «лишних людей», потому что требовал от словесности возвышающего душу идеала. Смысл поэзии для позднего Жуковского состоял в том, чтобы открывать человеку таинственное присутствие в мире Божественного начала. «Цель творчества, – писал он в статье «О поэте и его современном значении», – осуществление того прекрасного, которого тайну душа открывает в творении Бога». «Жизнь наша, – говорит Жуковский далее, – есть ночь под звездным небом, – наша душа в минуты вдохновенные открывает новые звезды; эти звезды не дают и не должны давать нам полного света, но, украшая наше небо, знакомя с ним, служат в то же время и путеводителем по земле». Поэзия позволяет нам помнить свет этих звезд, она становится проводником вечно прекрасного. Ее задача – преодолеть роковое двоемирие, соединить горнее и дольнее, это культовая, религиозная задача. «Душа беседует с созданием, – пишет поэт там же, – и создание откликается ей. Но что же этот отзыв создания? Не голос ли Создателя?» [162] Услышать этот голос и передать его в своем творчестве – это иначе выраженная сакральная цель художественного творчества.
161
Жуковский. I. С. 330.
162
Жуковский. III. С. 227–228.
Вопросу о смысле искусства посвящено итоговое произведение Жуковского 1830-х годов – драматическая поэма «Камоэнс». Она является переводом одноименной поэмы австрийского поэта Фридриха Гальма, но, как всегда, Жуковский, переводя, создал свое собственное произведение, и главная его тема – существо и цель поэзии – решена нашим поэтом совершенно самостоятельно. «От Гальма не осталось ничего, – пишет биограф Жуковского В. Афанасьев. – Он вторгся в каждую строфу и, забывая о переводе, десятками строк пишет свое» [163] .
163
Афанасьев В. В. Жуковский. М., 1986. С. 324.
В поэме повествуется о великом португальском поэте эпохи Возрождения Луисе де Камоэнсе, который под конец жизни оказался в нищете и безвестности и доживал свои дни в нищенском лиссабонском лазарете. Туда-то и приводит своего сына Васко бывший соученик Камоэнса Квеведо, ставший преуспевающим коммерсантом. Цель его визита – показать сыну, который бредит поэзией, до чего доводит это презренное занятие. Но Васко Квеведо (тоже будущий знаменитый португальский писатель) и Камоэнс находят общий язык, потому что они оба прирожденные поэты. В их диалогах и уясняет Жуковский свой взгляд на существо и смысл поэтического творчества.
Подлинным источником поэзии может быть только попытка человека прикоснуться к непостижимому, к неотмирному. Камоэнс описывает «великий час, его пересоздавший», когда он испытал некий род восхищения или восторга, в результате которого родилась его «первая живая песня». Ему вторит пришедший к нему Васко. Он произносит слова, наиболее емко выражающие позицию Жуковского. «Поэзия небесной религии сестра земная» [164] , – говорит молодой Квеведо, и Камоэнс вторит ему в своем последнем монологе, заканчивая его словами: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли» [165] . Оба этих высказывания роднят поэзию и религию. И та и другая имеют одну и ту же цель – связывать человека и невидимого Бога, восстанавливать утраченное единство между земным и небесным миром. Религия – это небесный дар Бога людям. В основе религии – откровение истины, ниспосылаемое высшими силами, поэзия же – ее земная сестра – это собственная человеческая попытка путем вдохновенного внутреннего поиска обрести веру, найти путь к Богу.
164
Жуковский. II. С. 110.
165
Жуковский. II. С. 112.
В «Камоэнсе» Жуковский выразил важные для него мысли о творчестве, во многом он соотносил себя с главным героем поэмы и влагал в его уста свои мысли. Но самым задушевным произведением Жуковского 1830-х годов была сказочная повесть в стихах «Ундина». Поэт и здесь опирался на западный источник, перелагая в стихи прозаическое повествование немецкого писателя-романтика Фридриха Фуке. Жуковский познакомился с его «Ундиной» еще в 1810-е годы и несколько раз приступал к переводу, но что-то не ладилось, и работа откладывалась. Только в 1830-е годы он осознал внутренний смысл этого произведения и смог вложить в него важные душевные переживания.