Русская литературная усадьба

Тем не менее Овстуг постепенно становится неотъемлемой частью семейного быта Тютчевых. Жена всем сердцем привязалась к этой далекой от Петербурга усадьбе и искренне была готова навсегда осесть в брянской глуши. С практической точки зрения это представлялось ей даже необходимым. Она пишет П. А. Вяземскому 19 мая 1852 года: «Состояние наших дел вынуждает нас уединиться в деревне приблизительно на год; во всяком случае это касается меня и детей… Но мой муж никогда на это не согласится. Он полагает, что меня угнетает необходимость остаться на зиму в деревне, и эта мысль преследует его как кошмар. Я же отнюдь не буду чувствовать себя несчастной, живя в деревне» [112] . Несколько позднее она уже более откровенна со своим корреспондентом: «Я люблю русскую деревню; эти обширные равнины, вздувающиеся точно широкие морские волны, это беспредельное пространство, которое невозможно охватить взглядом, — все это исполнено величия и бесконечной печали. Мой муж погружается здесь в тоску, я же в этой глуши чувствую себя спокойно и безмятежно… Я охотно провела бы зиму в деревне, однако мой муж категорически заявил, что никогда на это не согласится, и я все еще не знаю, на что же мы решимся» [113] . Умная женщина, она сумела настоять на своем, не оскорбив чувств мужа. Зиму 1852–1853 годов Э. Ф. Тютчева с дочерьми провела в Овстуге. Поэт приехал к ним на Рождество. Тогда было написано изумительное стихотворение:

112

Там же. С. 250.

113

Там же. С. 251–252.

Чародейкою Зимою Околдован, лес стоит — И под снежной бахромою, Неподвижною, немою, Чудной жизнью он блестит. И стоит он, околдован, — Не мертвец и не живой — Сном волшебным очарован, Весь опутан, весь окован Легкой цепью пуховой… Солнце зимнее ли мещет На него свой луч косой — В нем ничто не затрепещет, Он весь вспыхнет и заблещет Ослепительной красой.

В 1860-е годы положение существенно не менялось. Тютчев несколько раз приезжал в Овстуг к семье, но всегда оставался не более двух недель. В 1862 году гостем усадьбы (в отсутствие самого Тютчева) был его подчиненный по ведомству иностранной цензуры и знаменитый поэт Я. П. Полонский. Он только что похоронил жену и, едва излечив сердечную рану, искал новую подругу жизни. Предметом его очередного увлечения стала М. Ф. Тютчева. Правда, намечающийся роман благополучного конца не имел. Полонский не расставался в Овстуге с карандашом и бумагой и за десять дней сделал целый цикл зарисовок усадьбы.

Пореформенная русская деревня все более скатывалась в нищету, и Овстуг был наглядным примером этого. Характерен обмен письмами поэта с дочерью Марией. Она пишет из Овстуга: «Деморализация увеличивается с каждым годом. Здесь нет больше ни одного священника, который не проводил бы три четверти своего времени в пьянстве, наш (увы!) в том числе… Никогда еще народ и духовенство не представали передо мной в таком безобразном свете; спрашиваешь себя, как и чем это кончится? Суждено ли им, подобно Навуходоносору, стать животными в полном смысле слова, или же произойдет благоприятный кризис, ибо предоставленные самим себе пастыри и овцы с каждым годом становятся все более отталкивающими. Впрочем, может быть, это — особенность, присущая Брянскому уезду, и к тому же «в Россию можно только верить» [114] . Поэт отвечает дочери во второй половине августа 1867 года: «Увы! ничто не позволяет думать, чтобы факты, отмеченные тобою в Брянском уезде, являлись исключением. Разложение повсюду. Мы двигаемся к пропасти…» [115]

114

Цит. по: Тютчев Ф. И. Сочинения. Т. 2. М., 1984. С. 409.

115

Там же. С. 306.

После смерти поэта в 1873 году Тютчевы в Овстуге уже не жили. Он пережил своих старших детей, Дмитрия и Марию, которым должна была отойти усадьба. Часть мемориальных вещей сын поэта Иван перевез в Мураново. Семейная вотчина окончательно осиротела. Она сдавалась внаем, постоянно меняя обитателей. Наконец, накануне Первой мировой войны обветшалый дом был разобран. Его кирпичи пошли на постройку здания земской администрации за рекой. Церковь была взорвана немцами во время Отечественной войны; тогда же окончательно погибли остатки парка. Казалось, в Овстуге не осталось даже призраков былого.

Восстановление тютчевской усадьбы началось в начале 1980-х годов. К счастью, сохранилось много изобразительного материала (уже упомянутые рисунки Я. П. Полонского, рисунки пасынка поэта О. А. Перерсона, живописные этюды художников Драницына и Клевера), множество фотографий. Тщательные исследования позволили определить предположительные размеры усадебного дома. Они оказались очень точны: когда уже после завершения работ в Муранове были обнаружены подлинные чертежи, расхождение с ними составило всего тридцать сантиметров!

Музей-усадьба Ф. И. Тютчева в Овстуге была открыта в августе 1985 года, в дни празднования 1000-летия Брянска.

Спасское-Лутовиново

Молодой Тургенев начал свой путь в литературе как поэт. Он подписывался: Лутовинов. Такова была девичья фамилия его матери. Трудно сказать — сознательно или нет, но делающий первые шаги литератор сразу же дал понять, что мать в его жизни сыграла куда более значительную роль, чем отец, красавец кавалергард. Да и действительно, Спасское-Лутовиново у всех на слуху, а то, что в двадцати километрах от этой знаменитой усадьбы находится село Тургенево — родовая вотчина родителя писателя, — мало кто знает.

Фамилия Лутовиновых прослеживается в документах Мценского уезда начиная с эпохи Ивана Грозного. Этому многочисленному и разветвленному семейству принадлежали обширные земли. Но постепенно имения дробились. Одна ветвь Лутовиновых богатела, другая, наоборот, привыкала довольствоваться малым, постепенно утрачивая былое благосостояние.

Центром лутовиновских владений было село Спасское. Оно получило свое название от кладбищенской деревянной церкви Преображения Спаса, стоявшей здесь с незапамятных времен. Это село пожаловано Иваном Грозным дворянину Ивану Лутовинову в конце XVI века. Со временем в Спасском образовалось более десятка принадлежавших Лутовиновым имений. Но в екатерининскую эпоху начался обратный процесс. Постепенно все земли сосредоточились в руках одного владельца. Им был Иван Иванович Лутовинов, известный в семейных преданиях как «старый барин».

Образ своего двоюродного деда Тургенев воскрешает в повести «Три портрета»: «Он был не велик ростом, но хорошо сложен и чрезвычайно ловок; прекрасно говорил по-французски и славился своим умением драться на шпагах. Его считали одним из блистательных молодых людей начала царствования Екатерины… Вообразите себе человека, одаренного необыкновенной силой воли, страстного и расчетливого, терпеливого и смелого, скрытного до чрезвычайности и — по словам всех его современников — очаровательно, обаятельно любезного. В нем не было ни совести, ни доброты, ни честности, хотя никто же не мог назвать его положительно злым человеком. Он был самолюбив — но умел таить свое самолюбие и страстно любил независимость… Он усердно служил самому себе и других заставлял трудиться для своих же выгод, и всегда во всем успевал, потому что никогда не терял головы, не гнушался лести как средства и умел льстить».

Иван Лутовинов воспитывался в Пажеском корпусе, представлявшем собой в то время питомник придворной элиты. Но карьера не удалась. Юноша был выпущен поручиком в Новгородский пехотный полк, но уже через несколько лет в чине секунд-майора вышел в отставку и уединился в своем имении. Тургенев в «Трех портретах» пишет, что это — ссылка после одной дуэли, на которой Лутовинов убил своего противника, оскорбленного мужа. Волей-неволей ему пришлось довольствоваться ролью первой фигуры в своем уезде. Он энергично принялся умножать унаследованное богатство, не останавливаясь даже и перед ростовщичеством; соседи занимали у него деньги под залог собственных имений. В результате к концу жизни он фактически вернул себе родовые земли.

В Спасском Лутовинов развил бурную деятельность. Им построен обширный деревянный двухэтажный дом с каменными полуциркульными галереями. К дому примыкали многочисленные службы; была и оранжерея, где росли лимонные, апельсиновые и персиковые деревья. При усадьбе был разбит обширный парк; в селе возведена каменная церковь. Все делалось с размахом просвещенного русского барства.

И. И. Лутовинов скоропостижно скончался 10 декабря

1813 года. Он был похоронен в семейном склепе в часовне, выстроенной им на месте окончательно обветшавшей деревянной церкви Преображения Спаса. Его единственной наследницей стала племянница Варвара Петровна Лутовинова, мать писателя.

В детстве и отрочестве ей пришлось претерпеть много тяжелых дней. Дед писателя — Петр Иванович Лутовинов — умер за два месяца до рождения дочери; мать вскоре сошлась с помещиком Кромского уезда Сомовым. Воспитанница В. П. Тургеневой — В. Н. Житова в своих воспоминаниях рассказывает: «Все детство Варвары Петровны было рядом унижений и оскорблений… Сомов ее ненавидел, заставлял в детстве подчиняться своим капризам и капризам своих дочерей, бил ее, всячески унижал и, после обильного употребления «ерофеича» и мятной сладкой водки, на Варваре Петровне срывал свой буйный хмель. Когда же ей минуло 16 лет, он начал ее преследовать иначе… Варваре Петровне удалось с помощью преданной ей няни, Натальи Васильевны, бежать из дома отчима… Она пешком, полуодетая, прошла верст шестьдесят и нашла убежище в доме родного дяди своего Ивана Ивановича Лутовинова… Дядя принял ее под свою защиту и, несмотря на требование матери, не пустил ее обратно в дом отчима» [116] . Ранние невзгоды сформировали твердый, решительный характер. Девушка рано познала темные стороны человеческой природы. В борьбе за жизнь она действовала смело и быстро. Уже 19 декабря 1813 года Мценский уездный суд утвердил Варвару Петровну Лутовинову единственной наследницей ее дяди. Остальные родственники опоздали и ничего не получили. Это кажется поразительным, если принять во внимание ставшую притчей во языцех российскую волокиту, при которой дела о введении в наследство растягивались на долгие годы.

116

Житова В. Н. Воспоминания о семье И. С. Тургенева. Тула, 1961. С. 20.