Русская жена эмира

ножом обрезал пуповину. После этого завернул мальчика в свою рубашку и прижал к

груди.

– Наталья, сын родился! Слышишь, сын, - воскликнул Николаев, а женщина все

молчала. Глаза ее были закрыты. Ему показалось, что она снова лишилась чувств от

столь ужасных родов. И нежно уложив ребенка на китель, он принялся нащупывать пульс

у Натальи. Не было совсем никаких ударов. А Виктор все ждал и ждал, вдруг...

Утрата медленно входило в сознание, и по щекам Виктора потекли слезы. Впервые в

жизни он испытал огромное горе.

Еще некоторое время Виктор сидел возле любимой и не мог оторвать взор от ее словно

спящего лица. В мокром платье, с рассыпавшимися по плечам волосами и алым пятном

на груди, Наталья по-прежнему была красива. Виктор будто ждал, когда любимая

пробудиться.

Между тем младенец закряхтел и раздался звонкий плач. Виктор вздрогнул и кинулся к

нему. И взяв ребенка на руки, положил ее на еще теплую грудь Натальи со словами:

«Сынок, побудь немного с мамой. Это твоя бедная мамочка». Сам сел рядом и снова

текли слезы. К изумлению полковника, дитя сразу успокоилось. Тогда Николаеву пришли

на память слова, прочитанные в какой-то книге: младенец любит свою мать через

материнское запах и тепло.

Прошло около получаса. Николаев стал осознавать, что пора ему ехать дальше, иначе

потеряет и сына. Надо спешить, ведь младенцу нужно молоко и неизвестно, где взять ее

в этой раскаленной степи. Но прежде следовало похоронить Наталью. Он уложил

младенца у стены, где была тень. Затем обеими руками принялся рыть могилу рядом с

телом женщины. Желтый песок давался легко и Николаев довольно быстро вырыл

глубокую яму. Ранение давала о себе знать: жгучая боль сдавливала грудь полковника.

Пришлось посидеть на краю вырытой могилы, чтоб стихла боль.

Далее у ее тела Виктор зашептал молитву и затем опустил ее на дно ямы. Но внезапно

ему вспомнились слова Натальи: она говорила о какой-то вещи в корсете. Тогда

полковник стал развязывать лямки корсета. Оттуда вывалился револьвер. Виктор поднял

его. «Это тот револьвер, который она берегла для себя. Спрятала и совсем забыла про

него, даже во время погони. Бедная моя, Наталья». И перед его глазами всплыла картина,

как еще вчера она стреляла из оружия по дереву.

Николаев очнулся и стал пальцами ощупывать корсет, пока в одном месте не

почувствовал твердые частицы. Распоров ножом шов, он высыпал содержимое себе на

91

ладонь. На солнце засверкала горстка маленьких алмазов. «Спасибо, дорогая, - сказал он,

– будь уверена: половину этих денег я отдам твоим родителям, остальное - сыну, теперь

уже нашему».

После всего Виктор надел на нее корсет, затянув лямки. Поправив в последний раз

платье любимой, он стал засыпать тело песком. Когда песок закрыл ее лицо, слезы опять

полились по щекам: «Прости, что не смог уберечь тебя».

Вскоре на месте могилы вырос небольшой холмик. Но Виктор знал, что через месяц от

него не останется и следа: ветер раздует песок и сравняет с землей.

Перед дорогой Виктор завернул новорожденного в свою сорочку. Затем, прижав сына к

груди, взобрался на лошадь. Он окинул взглядом местность: кругом тянулась желто-серая

степь. И все же Николаев надеялся увидеть здесь кочевых пастухов, у которых есть

молоко, для его малыша.

Не успел он отъехать от развалин крепости, как заметил трех всадников. Они неслись к

нему навстречу. Николаев обрадовался: будет у кого спросить дорогу на Ашхабад, откуда

он направится в Иран, а далее через Персидский залив на корабле в Европу. Однако

молодые туркмены, с большими лохматыми шапками и легких халатах, сразу окружили

его. Их лица совсем не выражали дружелюбие.

– Эй, кто ты, кажись, ты не из мусульман? – угрожающе спросил старший из них, на

вид лет тридцати.

– Я военный человек, русский, а это мой сын. Я иду в город Ашхабад, мне срочно

нужно молоко для ребенка.

Изумленные туркмены переглянулись между собой: они никак не ожидали такого

ответа: военный, русский, молоко, ребенок. Откуда взялся такой странный человек в

степи? И Николаев догадался, что это. должно быть, разбойники, коих после революции

развелось множества, пока шла борьба между «красными» и «белыми». Обычно их

жертвами становятся зажиточные дехкане.

– Эй, нам совсем не интересно знать про твоего ребенка, - сказал тот же. – Деньги

есть?

– Нет.

– Вначале вы все так говорите, - и вынул из-за пазухи маузер и направил на чужака. –

Вот сейчас застрелю, и мы поглядим, есть ли у тебя деньги.

– Подождите, у меня имеются монеты. Я отдам их, но после отпустите меня?

– Конечно, мы отпустим кяфира, - дал согласья главарь с наглой улыбкой.

Остальные двое тоже стали смеяться. Полковнику стало ясно: живым его не отпустят,

ведь под ним породистая, белоснежная лошадь, какая стоит больших денег. Николаев

засунул руку в карман кителя и извлек около десяти золотых монет.

– Вот, имеется немного золотых, - и бросил их на землю, перед лошадью главного.

Глаза разбойников загорелись и мигом они спрыгнули с коней, и кинулись собирать

желтые монеты. Между тем Николаев достал револьвер из внутреннего кармана кителя и

с близкого расстояния уложил двоих. Третий вскинул свой маузер, но не успел. Получив

пулю в лоб, рухнул в пыль, и мохнатая шапка покатилась по земле.

Николаев с младенцем сошел с коня. Подойдя к мертвым разбойникам, он забрал свои

монеты из их зажатых кулаков. Затем, одной рукой, стянул с главаря новый халат и

нацепил на себя его запрелую шапку. Теперь в таком наряде он будет менее заметным.