Русская жизнь. Человек с рублем (ноябрь 2008)
Шрифт:
– Можно связать американские выборы и другую высокую политику с кризисом? Повлияли ли выборы президента на выбор курса или прямо наоборот?
– Понимаете, для нашего человека тот факт, что Обама чернокожий и не имеет отношения к политическому истеблишменту, а его отец - даже не гражданин США, не важен, ему от этого ни жарко ни холодно. А для американца избрать такого кандидата с такими странными родственниками - конечно, нонсенс. Связано это с тем, что Америка ждет перемен. Помните, как у Цоя в песне: «Ждем перемен!» Вот и американцы ждут. Очень ждут! И Обама - символ таких ожиданий.
– Перемен в виде затягивания поясов?
– Они же этого не понимают! Это мы с вами понимаем, американцам об этом пока не сказали. Я-то считаю, что Обама будет жертвой этого затягивания. Потому что он сейчас president elect. По-настоящему он станет президентом в январе, когда люди поймут,
– А как вы оцениваете меры нашей тройки Кудрин - Игнатьев - Шувалов? Они адекватны?
– Не знаю. Адекватного там мало, все время звучит какая-то пурга. Я считаю, что пока эти люди не распилят весь Стабфонд, они не признают, что дело плохо. В общем, я отказываюсь это комментировать.
– Историю с Исландией тоже?
– Да, не стану.
– Набросайте сценарий для обывателя. Какие страхи напрасны, какие реальны?
– Вспомните 98 год. Основная проблема - безработица. Резкое падение жизненного уровня. Закрытие градообразующих предприятий. Девальвация рубля. Все то же самое и будет, только масштаб побольше. И еще: тогда очень быстро все закончилось, уже весной 99-го начался рост. Связано это было с внешнеэкономической конъюнктурой. Сегодня этого фактора нет, и ситуация осени 98-го продлится годы.
– Что делать людям с маленькими накоплениями в 4-5 тыс. долларов? Некоторые уже переводят их в драгметаллы.
– Ничего не делать! О таких суммах можно не вспоминать. Это все лишние телодвижения.
– Ротация российских элит в связи с грядущими катаклизмами возможна?
– Посмотрим. Одно скажу. Если такой ротации не будет, то и России не будет через 10 лет.
– Почему?
– Потому что при такой неадекватной элите, какая есть сейчас, сохранить государственное управление невозможно.
– Нужна резкая смена курса? Какой она должна быть?
– Это не та тема, которую стоит обсуждать всуе. Я предупредил. Имеющий уши да услышит. Самое главное - видеть мир без розовых очков. Я рассказываю, как реально устроена современная экономика. Это я могу. А рассуждать о том, как менять курс государства - не мое дело.
* ОБРАЗЫ *
Юрий Сапрыкин
Кто не хочет стать миллионером
33 способа ничего не заработать
О том, что денег может не быть, я узнал зимним вечером в скиту Оптиной пустыни. Мы сидели в каморке у полусумасшедшего бородатого послушника, тот вычислил меня по значку с Егором Летовым на лацкане пальто. Вручил ведро с углем, велел снять значок - «Летов тут не котируется» - и позвал в гости. Мы только-только решили оскоромиться рыбными консервами, как в дверь с мороза ввалился еще один бородатый гость. «Деньги меняют!» - сообщил он тоном, выдававшим живой интерес к мирским благам.
– «Только два дня! Полтинники и сторублевки! Не больше пятисот рублей на нос!»
В завязавшейся беседе послушников и паломников - где в Козельске ближайшая сберкасса, стоит ли, не дожидаясь рассвета, метнуться в Москву, чтоб вытащить деньги из-под матраса - я был лицом незаинтересованным: у меня не было ни денег под матрасом, ни денег на сберкнижке, ни сберкнижки как таковой. Купюр достоинством 50 и 100 рублей не было тоже. Была только твердая вера в то, что деньги - это некая константа: их может быть мало, но каждый месяц их запас пополняется, на эту сумму можно купить неизменное количество банок тушенки и бутылок водки, куда деньги положишь - оттуда и возьмешь, и так будет всегда. Доставать, добывать, бегать по городу в поисках - эти глаголы применимы к колбасе или югославским сапогам, это они могут временно закончиться или полностью пропасть - но деньги так или иначе будут; не сегодня, так завтра. И если деньги уже есть - они не могут исчезнуть, раствориться без следа.
Оказалось, могут.
Деньги начали исчезать еще до гайдаровской реформы - одновременно с этим обнаружился новый способ их получения: бизнес. К тому времени слово было в ходу уже года два, но все еще считалось привилегией особого сорта людей. Тех, которым всегда мало. Эти странные люди создают непонятные молодежные центры при райкомах комсомола и перегоняют из города в город фуру консервов в обмен на фуру холодильников, или продают джинсы-варенки на Рижском рынке,
или размещают (хотя слова «размещают» тогда еще не было) рекламу какого-то таинственного «Менатепа» на первой программе ЦТ. Все эти занятия хотя и разрешены официально, но очевидно предосудительны, и всех этих людей хотелось бы урезонить цитатой из древнего сочинения, которое журнал «В мире книг» публикует в новом переводе Аверинцева: не собирайте сокровищ там, где воры подкапывают и крадут, ну и далее по тексту. К началу 91-го бизнес из кастовой привилегии превратился в дело каждого. Термин этот тогда трактовался расширительно - гордая фраза «зато у него свое дело» употреблялась по отношению как к хозяевам «Менатепа», так и к людям, торговавшим с земли ботинками в Лужниках. Понятия о норме прибыли также были расплывчаты - бабушки у метро «Университет» предлагали банку майонеза за десять, «но если будешь брать - отдам за пять». Многие мои однокурсники, даром что факультет был философским, то есть далеким от мирской суеты, также обнаружили в себе предпринимательскую жилку: жилка, как правило, подталкивала их к продаже водки из-под полы в общежитии на Вернадского: впрочем, оптовый запас часто пропивался торговцами еще до начала розничных продаж.Я, в пику планово-убыточным водочным гешефтам, решил заняться высокотехнологичным бизнесом. Случайно встреченные знакомые рассказали, что у них есть доступ к некоей коммерческой компьютерной сети, где сводятся вместе заявки на покупку и продажу всякой всячины - минеральных удобрений, станков с ЧПУ, сахара-сырца - и поскольку в ночи монитор не занят, я могу попробовать себя в роли маклера. Биржевая площадка находилась в съемной однокомнатной квартире в Коньково: на черном мониторе бежали по вертикали корявые желтые буквы, я пристально всматривался в предложения купить 10 мешков овса или продать 3 вагона цемента, и не мог взять в толк: при чем тут я? По идее, продавцы овса и покупатели цемента должны сами находить друг друга в этой ленте новостей, функцию посредника здесь успешно выполняет электронный мозг, - думал я и шел на кухню пить купленный у метро «Амаретто»: в конце концов, пустая квартира в Коньково с уютно гудящим системным блоком имела очевидные преимущества перед комнатой в общежитии, где змея водочного бизнеса продолжала кусать себя за хвост. Иногда на огонек заходил хозяин монитора - интеллигентный человек в больших очках и лиловом пуховике, большой любитель Талькова. Прослушивание композиций певца-патриота происходило в этих стенах регулярно: с тех пор я могу наизусть с любого места исполнить песню «Господа демократы» или «Если б я был кремлевской стеною» - при том что ни одной сделки, будь то с овсом или станками ЧПУ, мне зафиксировать не удалось. В конце концов, хозяева переключились на еще более технологичное ноу-хау - продажу плоских пластиковых электрообогревателей, которыми можно обшивать холодные дачные стены, и монитор был выкинут за ненадобностью, а вместе с ним и я.
Однокурсники, занимавшиеся турфирмой, уже гоняли грузовые рейсы в Китай. Однокурсники, занимавшиеся водкой, переключились на обмен валюты. Абстрактная реклама «Менатепа» или «Микродина» сменилась ролевыми играми, раскрывавшими новые грани бизнеса: оказывается, делать деньги можно, ничего не делая. Мы сидим, а денежки идут. Куплю жене сапоги. Ну, вот мы и в «Хопре». Я понял: будущее за медийным бизнесом. База медийной компании, куда я попал по чистой случайности, находилась в съемной двухкомнатной квартире в Тушино. Там выпускалась рекламная газета, у которой был единственный рекламодатель (он же инвестор и акционер) - компания, торговавшая бытовой техникой. В попытках соблазнить читателей недорогими пластиковыми чайниками, газету пытались насытить ярким запоминающимся контентом - мне, например, был заказан репортаж о «Лавке смешных ужасов», где продавались конфеты с запахом говна и сувенир «Зубы тещи» в виде громко клацающей механической челюсти, - кажется, именно в этом помещении на Большой Никитской сейчас находится Лавка студии Артемия Лебедева, что еще раз наводит на мысль об иллюзорности всех перемен.
Тем не менее, бизнес шел по нарастающей: появились новые клиенты, завязалась история с рекламой в метро, как-то незаметно выросло полноценное рекламное агентство, мне было поручено заниматься пиаром в прессе. Эта тонкая сфера интересовала единственного клиента и с единственной целью - акционерное общество «Гермес Финанс» пыталось убедить все еще сомневающихся сограждан в том, как просто делать деньги из ничего. У АО было несколько козырей - во-первых, слово «гермес», вызывавшее ассоциации со знакомым еще по перестроечным «Огонькам» тюменским биржевиком Неверовым (в то время людей, которых воспевал перестроечный «Огонек», по инерции уважали). Во-вторых, пластиковые акции, которые полагалось обналичивать через банкомат - этот агрегат был еще в диковину, и фирменный, почти голливудский способ получения дивидендов внушал согражданам уверенность: уж здесь-то не нае… ут.