Русская жизнь. Потребление (январь 2008)
Шрифт:
Петр в Таганроге - ирония этого чеховского культурного деяния не сразу доходит. Какие уж там всемирные моря: Маркизова лужа.
Чехов - Симменс, строящий в степи англо-иранскую телеграфную линию.
Думается, он понял со временем, что в руках у него не малое, но большое дело - литература, его литература. Но от смерти это не спасало, разве что обещало некое «бессмертие» в образе книги. Поэтому единственная тема его поздних вещей - смерть: «Невеста», «Вишневый сад», «Дама с собачкой» - все о смерти. И даже какая-то надежда, какое-то утешение: мы отдохнем, дядя, мы отдохнем.
Тут важно, что дядя.
Как рюмка водки, поднесенная Астрову няней Мариной после монолога о лесах.
Бердяев: «Россия есть великая равнина с бесконечными далями. На лице русской земли нет резко очерченных форм,
Тут не нужно недоумевать: как это русский человек «выбрал» Россиюи ее пейзаж. Тут феноменология, «первичность-вторичность» в ней, то есть в единстве опыта, не существует. А переселяться в Ниццу русскому человеку негоже. Или даже в Швейцарию. Чехова туда отправляли, но как-то нерешительно. И в самом деле - что ему там было делать? «Волшебной горы» он бы не написал. Да и не была Россия на той волшебной горе. Ее там не стояло (Ахматова, в беседе).
В России другие лечебницы - «Палата № 6». Эта вещь у Чехова заведомо нереалистична, но ее метафора не для Ленина, по прочтении задумавшего ту палату разрушить. Как разрушить феноменологическое единство опыта, то есть прыгнуть выше головы? Чехов знал, что такие попытки бесполезны, сколько ни сажай крыжовника. Русский человек - даже не тот занятный больной, чья философия заинтересовала доктора Рагина, а паралитик, которого бьет сторож Никита, а тот только «слегка покачивается, как тяжелая бочка».
Зовись тот Никита хоть Хрущевым.
Волшебная равнина.
Впрочем, не так все и плохо: на Сахалине обнаружилась нефть, и сейчас туда рвутся даже иностранцы.
Тяжелая бочка оказалась нефтяной.
А в Москве открылся игорный дом «Чехов».
Россия структурируется. Нефть - кумыс, полезный туберкулезникам. Кумыс Чехову не помог, так нефть России поможет. Мы увидим небо в алмазах - будем в раю. Но горизонт удалялся и удалялся.
* ЛИЦА *
Александр Храмчихин
Высота
К 70-летию Владимира Высоцкого
В конце шестидесятых в Москву приехал выдающийся польский фантаст Станислав Лем. Перед приездом он заявил, что хочет встретиться там всего с тремя людьми - братьями Стругацкими и Высоцким. Про последнего он сказал: «Я должен увидеть человека, который так тонко чувствует космос». Подобный вывод Лем сделал на основе двух совершенно несерьезных, юмористических песен - «Марш космических негодяев» и «В далеком созвездии Тау Кита». «По пространству-времени мы прем на звездолете, как с горы на собственном заду». «Сигнал посылаем: - „Вы что это там?“ А нас посылают обратно». Неужели это тонкое чувство космоса? Но, видимо, польский гений разглядел русского гения, которому было всего-то 30. Что, впрочем, составило уже три четверти отведенного ему жизненного срока.
Этот пример очень хорошо показывает, насколько глубоко Высоцкий входил в тему и вживался в образ. Возможно, если бы римские патриции, средневековые рыцари, пираты, а также волки, кабаны, корабли и самолеты могли бы послушать и оценить посвященную им часть репертуара Владимира Семеновича, они бы сразу приняли его за своего. Про современников же нечего говорить. В тот период, когда песни Высоцкого уже были популярны, а его биография еще никому не известна, многочисленные зеки ни секунды не сомневались, что он сидел (некоторые даже сидели с ним), а профессиональные водители - что он перегонял МАЗы за Урал. И, само собой, «уцелевшие фронтовики» (это из его песни, которая про кабанов, но и про войну
тоже) не сомневались, что он воевал (и некоторые, опять же, с ним воевали в одном подразделении). Так что войну вполне можно изучать по его песням.Песен этих много, они разные по уровню и жанру. Они лирические, трагические, героические, иногда и патетические. Есть про бойца, которого бросила девушка, после чего «он разрывов беречься не стал» («Письмо»). Про погибших друзей, о которых страдаешь не только сразу после их гибели («Он не вернулся из боя»), но и много лет спустя, уже после войны, чувствуя себя виноватым без вины («Песня о погибшем летчике»). «Извините, что цел» - прямо вот так. Хотя человек, говорящий это, прекрасно понимает, что ни в чем не виноват. Однако он участвовал в такой войне, в которой для выживших справедлива фраза «жжет нас память и мучает совесть». Правда, с важной оговоркой - «у кого она есть».
Есть сюжетные повороты, которые только Высоцкому могли прийти в голову - описание одного и того же воздушного боя с точки зрения летчика, причем погибшего («Их восемь - нас двое») и его самолета, тоже, естественно, разбившегося («Як-истребитель»). Или самый сильный сюжетный поворот - песня «Мы вращаем Землю». Никто, видимо, не показал так масштаб и значение войны. «Но мы помним, как солнце отправилось вспять и едва не зашло на Востоке». Действительно ведь событий планетарного масштаба, подобных Второй Мировой, в истории человечества не было. И солдаты основных воюющих армий, по сути, действительно вращали Землю.
Но, пожалуй, интереснее всего несколько песен, показывающих войну совсем «снизу», с точки зрения простого бойца-пехотинца. Это «Звезды», «Черные бушлаты», «Разведка боем», «Высота» и, в высшей степени крамольные по советским временам, песни про штрафников. В одной из них была единственный раз во всем военном цикле упомянута «руководящая и направляющая». В таком своеобразном контексте: «Ведь мы ж не просто так, мы штрафники. Нам не писать - считайте коммунистом».
Остальные герои Высоцкого про партию и ее вождя не вспоминают. Для них это лишняя сущность. И вообще начальство воспринимается по-нашему - как враждебная сила, зарабатывающая звания на солдатских жизнях. «Нам говорили: „Нужна высота“ и „Не жалеть патроны“. Вон покатилась вторая звезда вам на погоны». Только для офицеров нижнего звена (взводного, ротного, батальонного), умиравших вместе со своими бойцами, делается исключение, да еще какое. В вышеупомянутой песне «Мы вращаем Землю» именно «наш комбат» предотвратил Апокалипсис. Он не дал солнцу зайти на Востоке, закрутив Землю назад, в правильную сторону. «Оттолкнувшись ногой от Урала». Тут, кстати, сплошные переклички, с прошлым и будущим - и с Твардовским («Урал - опорный край державы», вот от этой опоры комбат и оттолкнулся) и даже с «Любэ» с их «Комбатом». И еще одна перекличка в этой песне - с Лермонтовым. «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел».
– «Всем живым ощутимая польза от тел, как прикрытье используем павших». «Мы долго молча отступали, досадно было, боя ждали».
– «Наконец-то нам дали приказ наступать».
Поскольку начальство - это что-то чужое, то содержание его планов особого значения не имеет. Но выполнение приказа обязательно. Потому что у нас такая работа, которая должна быть выполнена наилучшим образом. Об этом говорят герои «Разведки боем» и «Черных бушлатов», очевидно, лучшие бойцы, добровольно (а в случае с героем «Разведки» - и многократно) идущие на выполнение наиболее опасных заданий, риск не вернуться с которых велик чрезвычайно. «Нужно провести разведку боем. Для чего? Да кто ж там разберет». «Сегодня на людях сказали: „Умрите геройски!“ Попробуем, ладно. Увидим, какой оборот».
Соответственно, работа делается хорошо. Причем работа очень специфическая. «Скоро будет „Надя с шоколадом“. В шесть они подавят нас огнем. Хорошо. Нам этого и надо. С богом, потихонечку начнем». «Надя с шоколадом» - жаргонное название немецкого шестиствольного реактивного миномета (отдаленного подобия «Катюши»). Нам этого и надо - чтобы нас подавили огнем. А для чего мы это делаем - да кто ж там разберет. То есть в узком смысле - понятно для чего. «Дзот накрыт и рассекречен дот». Выявлена структура обороны немцев на данном участке. А вот для чего надо вскрывать эту структуру - какая разница-то?