Русские чернила

– Что-нибудь попроще. Чтобы не так, как там, – махнул он рукой в сторону «Галло Неро», который исчезал вдали.

Давиде кивнул. Он понимал, что его пассажиру хочется отвлечься, но не догадывался, что тот сбежал от беременной подружки и от передозировки роскоши в отеле. Николя радовался, что не успел переодеться к обеду и так и остался в кедах конверс, в шортах, натянутых на плавки, и в черной футболке «Gap». Сейчас он ничем не отличался от любого из молодых парней.

Давиде вел катер на приличной скорости, смело штурмуя волны, и тот время от времени подпрыгивал, ударяясь о воду. Николя удерживал равновесие и обменивался с Давиде мальчишеской заговорщицкой улыбкой, которая обоим согревала сердце. Потом Давиде позволил ему взяться за штурвал и ощутить под руками веселую вибрацию мотора. Вокруг быстро темнело, солнце село за прибрежными холмами, вода отсвечивала темно-синим, и в воздухе повеяло вечерней свежестью. Давиде притормозил возле маленького городка. Розовые и светло-голубые домики расположились по берегу широким полукругом. У воды Николя различил большую виллу с потрескавшимися стенами, пышно разросшимся вокруг садом и увитым зеленью сводом над столиками.

– «Вилла Стелла», – указал рукой Давиде. – Вам здесь понравится.

И протянул ему карту с кодом, который надо набрать, чтобы вернуться в отель. Николя поблагодарил. Прежде чем миновать кованую железную дверь, он отправил сообщение Мальвине: «Нам действительно надо поговорить. Я уехал, чтобы все обдумать. Вернусь поздно». Телефон он сунул в карман вместе с картой Давиде. Он выбрал большой общий стол под вьющимся виноградом. За столом сидела шумная и веселая компания, вокруг бегали дети, но в этот вечер они его почему-то не раздражали. Туристов видно не было, только итальянцы. Девушка, не говорившая ни слова ни по-английски, ни по-французски, застенчиво предложила ему бокал белого вина и объяснила, что у них только одно меню: сначала ньокки, потом рыба. Что за рыба, она сказать не смогла, но заверила, что очень вкусная. Николя пришел в прекрасное расположение духа. Он сидел, смаковал вино, такое, как он любил, сухое, хорошо охлажденное, и оглядывался вокруг. Рядом благоухала большая смоковница. Сквозь ее листву просвечивала серебристая луна. Итальянцы веселились от души. Юная неопытная официантка с трогательной старательностью сновала между столиками. Блюда были простые, крестьянские, с любовью приготовленные пышнотелой «маммой» в поношенном переднике на крутых боках и крашеными, забранными в узел волосами. Николя сразу вспомнил путешествие в Лигурию с Франсуа. Ему здесь нравилось все: и чуть засаленный большой стол, с которого наспех смели крошки, и оглушительный шум. Вот это была Италия так Италия, настоящая, не то что стерилизованный рай «Галло Неро». За этим столом он не чувствовал себя одиноким, здесь каждый кусок был в радость. И он больше не думал ни о Мальвине с ребенком, ни о статье Лоранс Тайефер, ни о матери с ее Эдом в Сен-Тропе, ни о Дагмар Хунольд. Даже о Дельфине не думал. А еще меньше – о новом романе и о чувстве вины перед Алисой Дор и самим собой.

Он думал о своем отце, Федоре Колчине, и отдал бы сейчас все, принес бы жертву любым богам или идолам, даже с адом заключил бы любой договор, только бы сделать так, чтобы он появился в этот вечер здесь.

Целыми днями печально глядя в компьютер и не зная, с чего начать, то и дело впадая в оцепенение и мучась чувством вины, Николя до одержимости увлекся самим процессом написания текста. Любой, даже самый незначительный автор был ему интересен с этой точки зрения. Не важно, был он жив или уже умер, писал он бестселлеры или малоизвестную литературу и на каком языке: английском, французском, хинди или испанском. В поисках информации он перерыл весь Интернет. Многие авторы черпали вдохновение в разных жизненных ситуациях, в беседах или в произведениях других писателей. Но вот что было интересно: как они приступали к процессу написания, когда мысль обретала форму? Делали заметки? Проводили какие-то исследования? Составляли план? А может, просто садились за письменный стол, как он, когда писал «Конверт»? Рассел Бэнкс, к примеру, не любил писать на компьютере, это тормозило ход его мысли. Первые фразы он записывал единым махом, ухватив красную нить идеи. Нельсон Новезан признавался, что ему стоит таких мучений начать, что приходится прибегать к помощи алкоголя, наркотика или секса, чтобы выдержать. А потом надо закрыться и писать в полном одиночестве. Маргарет Этвуд, с которой Николя общался в «Твиттере», распечатывала отдельные сцены своих произведений, а потом раскладывала их на полу и тасовала, как считала нужным. Когда же ей в голову приходила идея романа, она записывала ее на чем попало, в ход шли даже салфетки. Настоящим сюрпризом для Николя стало открытие, что Орхан Памук писал, как и он сам, от руки, строго следуя выстроенному плану и ни на йоту от него не отступая. Майкл Ондатже вырезал текст из пухлого блокнота целыми параграфами и склеивал фрагменты друг с другом. Кадзуо Исигуро подвергал свой текст безжалостной правке и вымарывал порой по сто страниц. Жан д’Ормессон тоже оставлял от силы три страницы из трехсот. Катрин Панколь носила авторучку на шее, чтобы записать пришедшую в голову мысль в любых обстоятельствах, даже на улице, и, когда писала, ела много шоколада и пила чай. Уильям Фолкнер предпочитал виски, а что до Скотта Фицджеральда, так он вообще много пил. Уистен Хью Оден глотал бензедрин [23] . Шарль Бодлер лечил писательские мигрени тюрбаном, смоченным водой, и лауданумом [24] . Эмилю Золя лучше всего писалось в Медоне, в его загородном доме на берегу Сены. Дафна Дюморье находила вдохновение в Менабильи, в своем поместье в Галлии, где она работала в домике садовника, укрывшись от детей. Эрнест Хемингуэй писал по пятьсот слов в день, Иэн Макьюэн – по тысяче, Томас Вулф – по тысяче восемьсот, а Стивен Кинг – по две тысячи. Джеймсу Джойсу порой требовался целый день, чтобы выжать из себя несколько фраз. Жорж Сименон производил по роману каждые четыре месяца, а имена персонажей отыскивал в ежегодных телефонных справочниках. Владимир Набоков писал на карточках. Вирджиния Вулф, Виктор Гюго и Филипп Рот писали, стоя за конторкой. Трумен Капоте, наоборот, лежа, с чашкой кофе и сигаретой. Роальд Даль забирался в спальный мешок и начинал работать. Салман Рушди по утрам писал, не снимая пижамы. Марсель Пруст – лежа в постели, по ночам. И Марк Твен тоже. Харуки Мураками начинал работать на рассвете. Амели Нотомб тоже писала на рассвете, и обязательно синей шариковой ручкой. Энтони Троллоп работал каждый день с половины шестого до половины девятого. Амос Оз по утрам отправлялся на прогулку на сорок пять минут, а потом садился работать. Джойс Кэрол Оутс предпочитала работать до завтрака. Тони Моррисон – на рассвете, чтобы видеть, как встает солнце. Джон Стейнбек курил трубку. Гийом Мюссо слушал джаз. Дороти Паркер постукивала по столу двумя пальцами. Серж Жонкур, чтобы стимулировать воображение, вставлял в уши заглушки и поднимал гантели. Симона де Бовуар работала по восемь часов в день, с перерывом на обед. Пол Остер – как минимум по шесть. Эмили Дикинсон писала за крошечным письменным столиком. Джоанн Харрис – в каменной хижине, которую ей построил муж. Марк Леви предпочитал положенную на козлы старую дверь. Сестры Бронте работали в столовой. Джейн Остин – в комнате, где дверные петли громко скрипели, когда входил кто-то посторонний. Гюстав Флобер переписывал каждую фразу по нескольку раз. Габриель Гарсия Маркес мог работать только в знакомой обстановке и только на своей пишущей машинке. Никаких отелей или работы в автомобиле. Энни Прул начинала писать свои истории с конца. Дельфин де Виган нуждалась в длительном перерыве между двумя книгами. Мопассану были нужны женщины, а Жану Кокто – опиум. Вся эта информация угнетала Николя, только усиливая в нем чувство вины.

23

Бензедрин– стимулирующее медикаментозное средство.

24

Лауданум– спиртовая настойка опия, сильнодействующее успокоительное и снотворное средство.

Сидя за столом «Виллы Стелла», он пытался понять, почему не может найти в себе необходимые творческие силы. Не сожрали же их странички Интернета и социальные сети? Не иссушили трехлетние разъезды в режиме нон-стоп? Может, он и вправду превратился в пустое и никчемное существо, как считают Роксана и Франсуа? А может, он и не писатель вовсе, а товар, как его жестоко обозвала Тайефер? Вкусный лимончелло таял на языке. Как бы ему хотелось, чтобы эта звездная ночь под смоковницей никогда не кончалась! Одна из итальянских семей праздновала день рождения, и ничто не могло омрачить их праздника. Торт с пятнадцатью свечами, радостные лица вокруг любимого отпрыска, песни, тосты, поцелуи, объятия, груда подарков. Все это так легко можно было бы описать: бабушка с дедом, полные достоинства и доброжелательности, рядом носятся возбужденные дети, сидят отец семейства с сединой в волосах, сияющая гордостью мать и юный виновник торжества, который еще не превратился в мужчину, но уже обрел мужскую повадку. Николя увидел, как рука отца потянулась, чтобы потрепать сына по волосам, и испытал острое чувство утраты. Как многим он был обязан Федору Колчину… Если бы он не узнал настоящее имя отца, он не написал бы «Конверт». Ему требовалось время, чтобы все это осмыслить. А если бы он не написал книгу, то жил бы сейчас с Дельфиной и Гайей на улице Пернети? И, как раньше, давал бы уроки? Как бы ни была прекрасна прошлая жизнь, вернуться к ней невозможно. «Ураган Марго» его избаловал. Он привык к роскоши, к классным вещам, к пятизвездочным отелям. Разве мог он предвидеть, как сложится его судьба, до какой степени книга сможет перевернуть человеческую жизнь?

Вот чертова апатия, плакался он сам себе, глядя, как итальянское семейство покидает ресторан. Так дальше продолжаться не может. Ему нужна дисциплина, с ленью надо кончать. Все в его власти, надо только постараться. Сюжет у него уже есть. Среди постояльцев шикарного отеля на берегу моря неожиданно появляется знаменитая издательница, и все вдруг оказывается связанным воедино: люди, события, чувства… Писатель, лишившийся вдохновения, его бывшая возлюбленная, ее бедра под душем, любовь к ней, которая не угасла… Кретин, попавшийся в западню к своей залетевшей подружке, чувственная дамочка в уютном гнездышке, личная жизнь матери… Он сможет написать обо всем, о чем захочет. Он уже начал. Необходимо только взять себя в руки. Синий луч Раскара Капака просто где-то притаился. Надо его разыскать и начать работать…

Было уже поздно, когда Николя позвонил Давиде, чтобы тот отвез его обратно в отель. Ехали в темноте. На этот раз Николя сидел на корме и любовался на звезды. На пирсе он крепко обнял Давиде. Расплатиться ему было нечем, потому что он оставил щедрые чаевые смущенной девушке-официантке, но Давиде это, похоже, не заботило. Если Николя захочет еще прокатиться, стоит только набрать номер. Николя возвратился на террасу. Бразильская вечеринка уже закончилась, но в баре было полно народу. Прибыли новые гости. Элегантные испанцы: миловидная женщина и трое мужчин. Муж, отец и брат, решил Николя. Семья французов, воплощение изысканности: миниатюрная загорелая мать семейства, с серебряными нитями в черных волосах, обаятельный, несмотря на лысину, папаша, в розовой рубашке и бежевых брюках, и два высоких юнца лет двадцати. Несомненно, их дети. Снова появились двойники Натали Портман, на этот раз в окружении поклонников. В субботний вечер в «Галло Неро» явно произошли какие-то события. А что, разве уже воскресенье?

Николя посмотрел на часы. И правда, воскресенье. Подниматься в номер и встречаться с Мальвиной не хотелось. Он заказал у Джанкарло бутылку минеральной воды. Тот инстинктивно угадал, что клиент в скверном настроении. Неподалеку расположились американки с бокалами мартини в руках. Лица их были сильно накрашены, на шеях переливались какие-то замысловатые колье. Они разговаривали так громко, что волей-неволей все остальные слышали, о чем идет разговор. Неужели они считают, что можно прилюдно обсуждать, как тебе удалили лобковые волоски в салоне красоты? Николя прислушался: ну так и есть, обсуждают. Стоило ему посмотреть в их сторону, как они принялись посылать ему воздушные поцелуи. Не успел он опомниться, как Джанкарло и ему принес мартини.

– Это от американок, – буркнул он. – Видать, вы им понравились.

Николя улыбнулся и подошел к дамам. Шерри и Мими встретили его с распростертыми объятиями. Шерри приехала из Палм-Спрингс, Мими из Хьюстона. Обе вдовы. Они все время гоготали и дергали головой, как рок-певицы. Поначалу его это удивило, а потом он понял. Как еще могут выразить свои эмоции две накачанные ботоксом мумии, с кожей, натянутой как барабан, и остановившимися глазами, совсем как у Алекса Деларджа в «Заводном апельсине»?

– Конечно, вас повсюду узнают, – соловьем разливалась Шерри, обнажив в улыбке неестественно белые зубы, – и все вас безумно любят, но, наверное, вас это ужасно раздражает…

– У вас повсюду много поклонников, – вторила ей Мими, размахивая руками с накладными красными ногтями. – Ведь все читали вашу книгу…

– И все смотрели ваш фильм! – снова подхватила Шерри.

– Это не мой фильм, – по привычке поправил ее Николя. – Его поставил режиссер Тоби Брэмфилд.

– Боже мой, вы там такой славный, – в экстазе щебетала Мими, прижимая унизанные кольцами руки к силиконовой груди. – В той самой сцене, где Робин Райт узнает настоящее имя своего отца… Вы ведь там стоите за ней, правда?

Николя терпеливо слушал. Сколько же раз ему приходилось слышать такие высказывания? Он уже и со счета сбился.

– Мими, дорогая, оставь в покое этого милого юношу, – укорила подругу Шерри, хлопнув ее по плечу. – Ты что, не понимаешь, что он приехал сюда, чтобы отдохнуть?

– Отдохнуть? – иронически отозвался Николя. – Если бы…

Обе дружно закивали, чтобы дать понять, как они ему сопереживают.

– Как?! – взвизгнули они хором. – Что-нибудь случилось?

– Ничего серьезного, – бросил он, отхлебнув глоток мартини. – Поговорим лучше о вас. Когда вы приехали? Вам здесь нравится?

Он нажал на правильную кнопочку. Теперь от него ничего не требовалось, только сесть поудобнее и слушать. Они в восторге от «Галло Неро», да и как можно не влюбиться в такое прелестное место? Им здесь все нравится: массажный салон, бар, номера, вид, кухня, обслуживание… Пока они тараторили, перебивая друг дружку, Николя вспомнил свою первую поездку в Штаты в две тысячи девятом, когда «Нью-Йорк таймс» занесла «Конверт» в список бестселлеров. Раньше в Штатах ему бывать не приходилось. Первым в маршруте значился Нью-Йорк, потом Вашингтон, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Алиса Дор сопровождала его все две недели турне. Он тогда только что ушел от Дельфины, вернее, она его только что бросила, и он уехал отупевший, с покрасневшими глазами.