Русские чернила
Шрифт:
Ожидание стало для них тюрьмой. Эмма не могла себе позволить убрать из шкафа вещи мужа. Время от времени Николя подходил, открывал шкаф и долго смотрел на одежду Теодора Дюамеля. Запах сигар уже выветрился, и в шкафу пахло только застоявшимся воздухом. Что со всем этим собирается делать мать? Он не знал, да и не расспрашивал ее. Ему в наследство досталась авторучка «Монблан», которой он очень дорожил. Но больше всего ему хотелось надеть на руку «Doxa Sub» с оранжевым циферблатом.
Николя знал, что каждый год двенадцатого июня, в день рождения отца, мать считала, сколько ему сейчас было бы лет. И бабушка тоже, до самой смерти. А седьмого августа,
В две тысячи первом, незадолго до путешествия в Италию и знакомства с Дельфиной, у него был короткий и бурный роман с Орели, девушкой старше его, умной и властной. Она изучала медицину. Огромные нагрузки и необходимость много работать оказались для нее сильнее любви. Так она объяснила в момент расставания. В начале сентября, когда они обедали у нее, недалеко от площади Республики, она вдруг стала расспрашивать Николя об отце. Поначалу вопросы были вполне невинными, но потом становились все более конкретными, и Николя насторожился: зачем ей это нужно? Ее удивляло, что ни мать, ни он не задавали себе вопросов.
– Каких, например? – пробормотал он.
Потом он часто вспоминал этот вечер, потолочные балки в комнате, прелестный вид на парижские крыши и Орели в вишнево-красной блузке, облегавшей полную грудь. Потом Николя воспроизвел эту сцену в «Конверте», только там все было по-другому. Там Марго ужинала вместе с бывшим возлюбленным, и он, нарушив все запреты, заговорил об исчезновении Люка Дзека после схода лавины.
Орели налила себе еще бокал шабли и резко бросила:
– Я вот что имела в виду: почему вы не задавали себе вопроса, по какой причине не нашли тело твоего отца? Думаешь, он действительно утонул? Он ведь был предпринимателем, так? А если кто-то был заинтересован в его смерти? Если в этой истории были замешаны грязные деньги? И еще: был ли твой отец на самом деле счастлив? Все ли в его жизни шло хорошо? А ты не думаешь, что он мог покончить с собой?
Николя горько усмехнулся. Он никогда не принимал во внимание такую возможность. А потом вдруг вспомнил смертельно бледное, испуганное лицо Теодора Дюамеля тогда, на Елисейских Полях. И его странный телефонный разговор с Бризабуа в отеле «Фуке»: «Я видел его на Елисейских Полях! Черт! А о последствиях ты подумал? Ах вот оно что!» Позже ему на память пришли вечера, когда и отец, и Эмма выглядели озабоченными: денег не хватало, на обед был только суп. А потом вдруг подворачивался контракт, и деньги текли рекой. Бризабуа появлялся с бутылкой «Вдовы Клико», отец шел в магазин Петросяна [20] за черной икрой, и так до следующего раза, когда снова вставала проблема, из чего сварить суп.
20
Фирма «Petrossian» контролирует 15 % мировых продаж черной икры.
Тогда, в сентябре две тысячи первого, Орели впервые заронила сомнения в душу Николя. Возможно, что в смерти отца не было ничего случайного.
– Привет, – прозвучал юный голосок.
Николя отложил блокнот – разумеется, там не было ни строчки, – и взгляд его упал на одну из манекенщиц
фотосессии. Темные волосы забраны в узел на шее, никаких следов макияжа. Хороша. Девятнадцать, от силы двадцать лет. Мальвина дремала в тени неподалеку. Зной стоял почти невыносимый, было самое жаркое время дня, но зато и самое спокойное.– Привет, – ответил он, улыбнувшись.
– У тебя закурить не найдется? – спросила девушка с американским акцентом.
– К сожалению, не курю.
Она передернула плечиками:
– Веселишься на всю катушку?
Голубое бикини подчеркивало прелестную текстуру ее кожи.
– А ты?
Она снова повела плечами:
– Ха, работа как работа. Вот Карпер, так это настоящая фашистка.
– А ты откуда?
– Из Нью-Йорка, месье. А ты что, сыщик?
Он рассмеялся. Девушка бросила на него шаловливый взгляд:
– Это ты, что ли, писатель?
– Так точно.
– «Конверт».
Она подняла бровь и улыбнулась, обнажив мелкие белые зубы.
– Как тебя зовут?
– Саванна, – объявила она, закатив глаза. – No comment!
Потом подбородком указала на спящую Мальвину:
– Твоя девушка?
– Да.
– Она все время дрыхнет.
– Ты что, шпионишь за нами?
Саванна отвела глаза:
– Ага.
– А ты здесь надолго?
– Завтра уезжаем, когда вся эта хрень закончится. Летим в Париж, там будет еще фотосессия.
– Ты давно стала моделью?
– Начала в тринадцать лет, меня увидели отборщики в Центральном парке. Ничего интересного. Работа как работа.
– Так чего же ты этим занимаешься?
– Отец умер, когда я была маленькой, а у матери рак. Я со своего заработка могу оплатить ей лучшую больницу и хороший уход.
– И ей лучше?
– Нет… ей всего сорок, и она умирает. Не смотри на меня так, месье писатель. Может, вставишь меня в какой-нибудь свой роман, а?
Николя расхохотался: она была неотразима.
– Пишешь новую книжку?
Он помедлил. Обычно он отвечал с совершенно серьезным видом, что да, книга в работе.
Но тут вдруг сознался:
– Делаю вид.
Саванна подошла поближе. От нее пахло морской солью и корицей.
– Почему?
Голос у нее был нежный и мелодичный. Она поигрывала прядью черных волос, выбившейся из узла.
– Все думают, что я пишу, а я ничего не делаю.
– Страх перед чистым листом?
– Нет, просто ленюсь.
– И что ты собираешься делать?
– Ну… приеду в Париж, и надо будет позвонить издательнице и сказать, что вся эта история со вторым романом – самое настоящее жульничество. Она придет в ярость.
Он подумал об Алисе Дор, которая уже послала ему два сообщения. Она хочет получить от него весточку после эпизода с Тайефер, а он ей до сих пор не позвонил. Алиса Дор ему доверилась. Она терпеливо и доброжелательно ждет его новый роман. Интересно, надолго ли ее хватит?
К ним подошла официантка. Николя заказал бутылку воды с газом. Саванна была уже совсем близко, почти касалась его плечом. Кроме Мальвины, которую не было видно за большим диваном с яркими подушками, на террасе никого не было – только зонтики стояли ровным рядом. Большинство обитателей отеля в послеполуденное время либо сидели у себя в номерах с кондиционером, либо отправлялись купаться. Жара стояла такая, что Николя почувствовал капли пота на верхней губе. Сейчас не было ничего проще наклониться и поцеловать пухлые девичьи губы. Та же мысль угадывалась в ее зеленых глазах. Обещание поцелуя. Скрепя сердце он отстранился.