Чёрный ангел сложит крыльяи присядет у крыльца.Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица.В доме тихо, дверь закрыта,сон десятый без конца…Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица…Нивы сжаты, рощи голы —всё, как надо в ноябре.Всё, как было в ноябре…Но пятнистые погоныдавят плечи на заре.На зарев поднебесье чёрный ангелдолжен снова улетать.Но к закату чёрный ангелвозвращается опять.В высоте меж тьмой и светомпрорисована черта.Ничего там, братцы, нету:ни Христа, ни Магомета,ни Эдема – ни черта.А, быть может, от таких жеангелов она черна…В тех заоблачных пределахтело есть иль нету тела,неживой или живой —все.Все, над кем и кто стоялис непокрытой головой…Все, кто вынесен и вышел.Все, кто вывезен и выжил,и не вышел,и не выжил,так же в армии одной.И
летят над миром соннымих невидимые сонмы,ищут, что же оправдаетэти крылья за спиной…Чёрный ангел сложит крыльяи присядет на крыльцо,чтобы крыльями закрылообожжённое лицо…Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица…1987 г.
Тёзка тёщи моей – мы уже вполовину родные,а по виду и вовсе за старшую дочку сойдёшь,но майорские звёздочки и кругляши наградныене дают по-отечески сетовать на молодёжь.Доля женщины – ждать: убеждённо, спокойно, упёрто —и сказать долгожданному: я постелила – ложись…Ты взяла бы любые призы по стрелковому спорту,да на полную ставку работаешь: жизнь – или жизнь.Поднимаешь заздравную не за любовь – за удачу,но подмогою случаю – знание горной войны…Время снайперу сыщет всегда боевую задачу,не позволит ему разъедающей дух слабины.Поживём – поглядим, как сойдутся над нами светилаи нальётся ли будущий день несусветною тьмой.Осторожно надеюсь, что ты за столом пошутила,намекая, что вслед за семнадцатым – тридцать седьмой.Упаси нас от гнева, Всевышний, на будничном торгеи желания ближнему дырку пробить в котелке…Орден Мужества – перелицованный русский Георгий —на слегка оттопыренном чёрном твоём кительке.
Баллада о высшей расе
Слову поверь или телом пойди проверь:серая крыса – очень серьёзный зверьи по уму-приплоду, и потому,что человеку сроду несла чуму.В гущу былых историй и глубинунынче добавить стоит ещё одну…Был старичок воистину молоток,чей мозжечок придумал электроток.Лампу зажечь – не штука, но в свой черёджизненная наука пошла вперёд.Знание лакомо, и червячок догрыз —вслед за собаками дело дошло до крыс.В панцирной сетке – лапою не достать —рядом две клетки, под коготками сталь.По алгоритму, с толком, не для утехэтих шибали током, кормили тех —до одуренья, всласть… От чужой бедыкаждая пятая в пасть не брала еды…Автор эксперимента реально крут —был до сего момента лишь первый круг.Хоть и кормил обедами от щедрот,а сердобольным не дал продолжить род.Месяцы пробежали, что дни прошли —прежних изъяли, новые наросли.Заново не при детях и без помехтоком пытали этих, питали – тех,пристально и проворно вели подсчёт,скольким сегодня горло кусок печёт.Но без итога всяк понимал на глаз:меньше намного, чем в предыдущий раз…Пять поколений переменились – вжик!Пять преступлений на душу взял мужик,и на шестом обеде по простотекорчились эти – истово жрали текрасное мясо и золотую рожь:высшая раса – жалости ни на грош.Можно ударно, коль поперёк и вдоль.Здравствуйте, Дарвин! Сдохни опять, Адольф!Тени забились тьмою в глуби земли,прежние скрылись – новые наросли.А от эксперимента и палача —только легенда, байка военврача…Эти, терпите – и отъедайтесь, те!Я не любитель разных моралите,да напоследок стоит хоть парой фраз —вышел ли прок и с тою из высших рас?Вроде ясна дорога, судьба пряма…Сгрызли друг друга, выжили из ума.
«Дымом жизнь уходит от земли…»
Дымом жизнь уходит от земли,да слезой вернуться норовит.Раны вековые заросли,да поверх, а донное болит.Холодеет в ящике столадедова нагрудная латунь,но покуда память не свелавоедино с прочими июнь.Если мимолётные годасмогут раны те зарубежить —сыщется у времени всегда,чем людское сердце освежить.
Материк
«Правят конторские. Черновиков навалом…»
Правят конторские. Черновиков навалом:пишем на гербовой – правда, на оборотках.Медленно движется по костяным каналамвремя коротких денег и дел коротких.Ведает Бог, каким завариться кашамв юных, нетвёрдых ещё черепных коробках.Разве мы раньше знали, что будет нашимвремя коротких писем, друзей коротких?Сказано было: живи и не жди иное.Но разве кто уверен чужою правдой?Словно Луна, поворачивается спиноюмамина поговорка: хоть стой, хоть падай…Вот и стою пока, укрепляем то листрахом посмертным,то ли семейным долгом.Да вот ещё – не смейтесь – родное поле:слово короткое, а на дыханье долгом.
«Плотина, полотина, платина…»
Язык до Киева доведёт…
Пока без объяснения
Плотина, полотина, платина:основа единая – плоть.Такая накопится патинана слове, что не прополотьи не догадаться в обычаекозе, и ежу, и коню,какое – из иноязычия,какое – своё на корню.На корни гляжу без мороки я,хотя докопаться – хлопот…Подумаешь, этимология —да хоть генетический код.Не время идти на попятную,аларму сдаваясь до пят…Я немец на пятидесятую,ан русский поэт, говорят.В крови у меня и брательникаужились внутри ДНКпотомки тагильского мельникаи вятского межевщика,сошлись через горы и терниии не разойдутся никаккрестьянин из Минской губерниии верхнеуральский казак.А
в новом колене заронена —не том, что поверх сапогов —с повадкою коми-зыряниназагадка тунгусских снегов.Гремучее кровосмешение —от Рейна и до Колымы…Всем, кто мельтешит, в утешение:да – русские. Русские мы.Хотя утешать не умелец я,послушайте, как наявуработает русская мельница —английскую мелет молву.По мере к родимой довешивай,ссыпая в лари-словари.Управимся – тесто замешивай.Иначе – суши сухари.Не брат и не сват – а не кинь его:не вся оборона – броня…Когда доберёмся до Киева —и там есть родня у меня.
Баллада о безымянном поколении
Рождённым в 1960-е
Опустил мониторнепросветное тёмное веко —от мерцания внешнего мираустал человек…Будто не было насдо скончания прошлого века.Да и века тогоне бывало как будто вовек.Мы не ждали, что времянас будет в объятиях тискать,но казалось – дождёмся,простор ещё великоват…Мы с кассет и катушексошли на компактные диски,оказалось – гармониейне угадали формат.А взаправду, наверное,не угодили натурой:настроению нынешнейтысячи лет вопрекимы отравлены странноюрусскою литературой,где летят в небесахна горбатых конях дураки.Даже кто не желалнадышался духовной отравыи себя закопалбез обещанной чести и славыв долгий ящик почтовый,где крепят сургуч и тесьмаобветшалую плотьневостребованного письма.Вроде адрес разборчив,отчётлив на штемпеле номер,да, видать, адресат переехал,а может быть, помер…Те, что нас обскакали,наверное, тоже неплохи —просто едут земными дорогамине наугадда в начале путина крутом повороте эпохине стеснялись вопросом,что делать и кто виноват.Что везут в тороках,почему содрогается почва?Сохранится надолго лиих электронная почта?Подхлестнули, пришпорили —тоже за честью и славой…Пусть их едут, а мыпосидим на кургане заставой:что как наш небывалыйда незабываемый векоживёт и устроитнежданный кровавый набег?Коршун времени ходит кругамитуда и обратно,и на тех седокахразличил я родимые пятна:как на стороны светалихой головой ни верти,остаётся примета —не будет с кургана пути.Вот уже вдалекезавивается пыльная дымка.Остаётся немногодля беглого снимка-обнимка.Не сутулься хотя бы,а стало глазам горячо —половецкую бабупойди ухвати за плечо.Её камню как дождиклюдские прощальные слёзки —не последние мына степном вековом перекрёсткеи не первые мыв череде поколенных полков,что ложатся безвестнымина пограничье веков…2006 г.
Тихоокеанское
I
– Здесь жизнь течёт, как тихая вода,жаль только, не впадает никуда, —изрёк земляк, заехав по дорогепрополоскать крючки и невода.Материки меняя и моря,он трижды прав, такое говоря,но с чем равняет родину в итоге,не досказал – наверное, не зря.Порою в монотонной тишинеона болотом кажется и мне.А после ком подкатится к гортани:я – словно капля в тихом океане…
II
За морем книжек, в дальнем уголкезастыла и моя на сквознякеи ждёт, пока внимательный читательнаткнётся, словно первооткрыватель.В заморский малохоженый конецзагнал туземцев книгопродавец:мол, в кассу не добудешь и полтиныот их аборигенской писанины…Кто ведал про Великий океан,покуда не явился Магеллан?А разве до Фернандо Магелланане колыхались волны океана?
Недопролетарское
Где руда – не ерунда,под берёзовыми сводамикрепостями да заводаминачинались города.А когда родили-робилина металле и в дыму,по здоровому умуразве надобны кому«Во саду ли, в огороде ли…»?Но, в железо не ушедшие,пишут, словно от сохи,полусельские стихипро поляны-лопухигородские сумасшедшие…Вдохновляет и огоньв золотой утробе доменной,да в законный выходнойобожжённая ладоньпросит памяти иной —деревянной да соломенной.– Все на стройку за лопаты-топоры —верьте, дело стоит свеч!..Так о чём, ребята, речь?Печь – она повсюду печь:что в избе, что у Магнит-горы…По сей день не понарошку наслучай всяческих невзгод —недород, переворот… —раскрестьяненный народзапасается картошкою.И, пока огонь горит,нас стальное сердце Родиныпривечает, как юродивых,и копеечкой дарит.
В Михайловском мы пили молоко…
I
Оставь друзей, тропою выйди в поле,где бродит конь по вымокшей траве,и улови предощущенье воли,разлитое в небесной синеве.Минуй окошки – жёлтые, живые,заборы, огороды, тополя…И следом – валуны сторожевые,святая, заповедная земля.Там лес и дол полны свободной речи,прозрачные озёра глубоки,и на полянах расправляют плечитугие лукоморские дубкии впитывают грудью без опаскина многие столетия вперёдстихи и удивительные сказки —всё, чем народ отчаянный живёт.