Русские не сдаются!
Шрифт:
— Мужик? Вы словно не в себе… Лаптев я, Харитон Прокофьевич. Всё, будет вам. Недосуг беседы вести. Приходите в себя и скажите своё слово, — буркнул он и метнулся прочь, будто его реально что-то ждало [Будущий исследователь Русского Севера действительно был на том корабле и при тех событиях, о которых пойдет речь].
Он ушёл, а я остался.
Один. С верёвками, с париком и с подозрением, что я больше не в своём веке.
Постепенно туман в моих глазах развеивался, и я силился получше разглядеть, что вокруг происходит. Но быстро понял, что внимание нужно обратить не на это. Бог с ним, с мужиком в
«Проживи ещё одну жизнь!» — вспомнил я слова, что сказала мне во сне Надя.
А еще этот парик… Я поднял руку и опустил пятерню себе на макушку. Вот те на! На мне он тоже есть. И голова чешется, аж жуть. Я быстренько скинул парик и стал расчесывать свою голову. Свою ли? Жирные длинные волосы, но густые, как у меня в молодости. Потом зачесалась и спина… Этим занятием можно было заниматься бесконечно. Но лучше встать и рассмотреть, что происходит и где я.
Корабль. Парусник. Впереди, на палубе, столпилось не меньше восьмидесяти человек. Кто-то галдел меж собой, иные стояли понуро. И что интересно — все ряженые, какие-то в большинстве маленькие, щуплые. Были среди них и мужики, тьфу… в лосинах. Да что это за наряды? И корабль…
Я не хотел принимать действительность, разум отвергал напрашивающиеся выводы.
— От капитана поступил приказ сдаться, — услышал я немецкую речь.
Прямо сработала какая-то психологическая закладка. Немецкий язык, слово «сдаться». Хотелось в свойственной мне манере выкрикнуть «Русские не сдаются!», «Фашистская тварь!», но вспомнились угрозы эстонцев нашему сухогрузу. Наши же с эстонскими погранцами дерутся! Я стал крутить головой по сторонам… замер. Как всё быстро получилось! Ведь я буквально подскочил сюда, да и теперь за пару секунд всё оглядел и всю обстановку оценил. О такой своей резвости последние лет сорок, не меньше, я только вспоминал с ностальгией.
— Русские не сдаются! — все же вырвалось у меня.
Даже если это и реконструкция, то неправильная, нужно переработать сценарий, ибо если и был позор, когда русские сдавались, то это не те эпизоды, которые нужно проигрывать и ставить для выступлений — их нужно осуждать. На них нужно учиться, чтобы не повторилось впредь. Мы же русские… Мы не можем, как на Западе, героизировать побег. У англо-французов это гладко вышло у Дюнкерка во Второй мировой войне. Они драпали от немцев, а после это подвигом объявили.
— Ёшкин кот! Это я что, на вечеринку этих, которые в России запрещены, а в Европе поощрены, попал? — вслух сказал я, когда передо мной всё чаще стали мелькать мужики в лосинах.
Реконструкторы! Под восемнадцатый век играют!
— Господин унтер-лейтенант, с вами всё в порядке? — поинтересовался у меня один из реконструкторов. — Не гневайтесь, но нынче не до вас. Живы, и на том хвала Господу. Мы давеча…
— Происходит что? — перебил я.
— Капитан наш, хранцуз, грамоту прислал, дабы мы сдавались. Вот и ихний офицер пожаловали. А другой хранцуз, товарка капитана, також призывает сдаваться. Стыд какой!
— Никаких сдач не будет! — решительно сказал я, хотя ещё не знал пока ни своего статуса, ни возможностей.
Но я точно знал одно: при моей
жизни сдач не будет. Русские не сдаются!— Братцы! Да как же мы честью-то своей поступимся? Как же оскверним память благодетеля Петра Великого, — выкрикивал мужик, назвавшийся Харитоном — его я первым увидел, как очнулся.
Как его? Лаптев! Словно как русский мореплаватель, один из братьев, в честь которых и море назвали. И об этом я успел подумать, а вот все остальное… В моей голове мысли кучковались и распадались, словно после ядерного апокалипсиса химические элементы.
Я силился собрать все увиденное воедино и выдать версии, но к таким немыслимым выводам я пришел, что и озвучивать нелепо.
— Ви подчиниться! Письмо ваш капитан, что ви снять фляг, — услышал я слова с явным французским акцентом.
— Это кто здесь сдаваться собрался, морда ты фашистская! — выкрикнул я.
Не знаю, реконструкторы ли это, и куда подевались эстонские пограничники с русскими моряками, которые между собой дрались, когда я потерял сознание. Но сдаваться никто не будет! Не в этой жизни, которая… Черт, опять эти мысли…
— Не надь крика. Все понять и приказ справить, — было мне ответом.
— Сдаваться не позволю! Вы что тут учинили? Русские не сдаются! — напирал я.
Чувствовал себя так, что лететь хотелось, казалось, что вот сейчас оттолкнусь от деревянной палубы корабля и взлечу. Какая же разница была между тем мной, стариком, и сейчас… Убывало-то день за днём, и теперь я не мог поверить — неужели человек бывает вот так полон сил? И я когда-то был, и теперь снова силён! Ничего не болело, а легкость какая в движениях!
А еще я привлек к себе внимание, и ко мне рванул Лаптев. Он подскочил, встал в шаге от меня и эмоционально выкрикнул:
— Господин унтер-лейтенант, Александр Лукич, вы же приказали своим солдатам сопротивляться?
Приказать? Мы запросто! Вопрос в другом: кто подчинится.
— Приказываю всем солдатам не сдаваться! — прокричал я.
Я был удивлён, когда два десятка, или чуть больше, стоящих в толпе солдат в один момент извлекли из своих ножен клинки, и это были шпаги. У каждого солдата — шпага? А так разве было?
Или это гвардейцы?
— Слыхали, что его благородие приказали? Айда в Арсенал! Фузеи брать! — выкрикнул один из мужиков, вскинув вверх шпагу, и направился ко мне.
Ему пришлось пробираться через толпу моряков, даже кого-то толкнуть, а кого-то и подпихнуть плечом. Я находился немного в стороне от мужиков.
— То есть бунт на фрегат! Ви будете казнь! После капитан я командовать фрегат Митава! — опять же с французским акцентом кричал мужик, которого я из-за спин не мог рассмотреть [Речь идет о реальных событиях 25 мая 1734 года, в реальной истории это был первый случай сдачи русского корабля].
— Господин унтер-лейтенант, приказывайте! Вы не серчайте на нас, что не вызволили, когда вас вязали. Приказа не было, а вы-то без чувств лежали. Вот мы и… Не серчайте. Нынче все справим, как прикажете. Мы не подчиняемся капитану и сдаваться не намерены. Я рад, Ваше благородие, что вы в себя пришли. Уж думали, что хвороба какая насмерть свалила вас! — радостно проговорил тип в лосинах.
И все же не реконструкторы. «Проживи новую жизнь с честью!» — вновь ворвалась фраза в мое сознание.