Русские не сдаются!
Шрифт:
— Врешь! Не возьмешь! — выкрикнул я, направляя свою шпагу вперед, и словно она меня тянула за собой.
Пусть шпага — это большой нож. Так было проще понимать, как действовать. Немного шашкой я владел, когда-то баловался. Тут же дело было серьёзное.
— На! — выкрикнул я, коля одного из французов, уже на полтуловища вылезшего — он вот-вот собирался перевалиться через борт.
Шпага удивила. Она почти и не встретила сопротивления, быстро вошла во французский череп, проколов заодно и шляпу. Это был французский офицер, все другие французы были в светлых, почти белых мундирах. А этот — в
Раздавались крики, я не мог остановиться, посмотреть, что происходит на корабле, как там, держится ли левый борт. Я махал шпагой, как поп кадилом. Но, что главное, я отгонял французов, не давал им лезть наверх. По мне, хоть оглоблей можно биться, только бы результат был.
И шпагу приспособим, коли надо.
— Руби, братцы, веревки! — кричал я.
— Бах-ба-бах! — прозвучали очередные выстрелы.
И это была нам помощь. Даже знаю, от кого — скорее всего, сержант поддерживает огнем. Молодец, все правильно.
— Кашин, ко мне! — выкрикнул я.
Шло рубилово, всё больше тел, всё больше криков. Но французы всё равно лезли. Даже перезаряжались — на плаву, в лодках под качку! Они все упорнее работали длинными баграми, доставали гады и кололи ими русских воинов, цеплялись за борт фрегата. Упертые, как черти. Не чета потомкам, оставленных мной в будущем. Но русский дух, он бьет всех!
— А! — вырвалось у меня, когда один из баргов все же уколол меня в руку.
Ничего существенного, даже и левой рукой, получившей укол чуть выше локтя, я мог работать.
— Ваше благородие! Пистоли! Заряженные, — кричал сержант.
Он и ещё трое бойцов несли пистолеты, сколько только получилось взять в одни руки… засунуть за пояс, ещё бы во рту пистоль принесли. Я отошел от борта, схватил у Кашина два пистолета, но не спешил их разряжать во врага.
— Бах! — разрядил свой пистоль Кашин.
Я же заметил последовательность его действий, взвел курок, направил тяжелый пистоль в сторону врага.
— Бах! — вот и я нашел своего француза.
Он картинно расставил руки и, глядя на меня испуганными глазами, плюхнулся в воду, моментально уходя на дно. А нечего лезть в бой в кирасе! А попал я ему в горло. Снайпер? Удача!
— Тонут! Они тонут! — закричали у меня слева.
И, да, некоторые шлюпки французов набирали воду.
— Бах! — разрядил я и второй пистоль, выбрасывая в сторону оружие.
Надо же… промахнулся!
— Пушки! Заряжай! — кричал я, понимая, что выстрелы врага стали редкими, а багры, как и шпаги французов, не мешали канонирам делать их работу. Вот-вот должен произойти выстрел артиллерии.
— На! — с выкриком я парировал немудреный удар шпагой одного из французов.
Раз! Моя шпага сломалась.
Я оглянулся, оценивая обстановку. Все веревки были перерезаны. Французы не отступали только благодаря тому, что держались баграми за наш корабль. Но наша брала, это точно. А еще фрегат разгонялся. Я громко хмыкнул. Этакий экшн был бы отличной сценой в высокобюджетном фильме, какие любила моя внучка.
— Ядра несите! — кричал я. — Кидайте в них!
И уже через полминуты ядра полетели во французов. Их кидали чуть издали, словно спортсмены на соревнованиях, мало кто хотел подходить близко к борту. Да и
так ядра падали сверху на французов и ранили их, или заставляли уклоняться да падать.— Отошли от борта! — выкрикнул я своим солдатам. — Заряжай!
Я понял, что для того, чтобы вновь вылезть на борт, французам нужно снова цепляться. Есть возможность моим оставшимся на ногах солдатам перезарядиться и уже залпом выбить всех ретивых врагов.
— Ба-бах-бах! — выстрелы из корабельных пушек картечью был словно музыка для моих ушей.
— Все… Нынче жа там и костей хранцузы не соберут, — прокомментировал Иван Кашин.
И вправду, решительный мы дали отпор!
— А ну, братцы, надо же трофеями обзавестись! — выкрикнул я, понимая, что из тонувших шлюпок можно было взять и ружья, и шпаги, да и одежда не помешала бы.
А еще деньги. У себя на поясе я ощупал небольшой мешочек с монетами. Думаю, что и у сраженного врага такие имеются.
— Чай не калмыки какие с казаками, мы гвардия! Словно тати… Како же грабить-то, — услышал я бурчание Кашина.
Но приказа он не ослушался.
— Пленных возьми, если есть кто раненый, обменяем на наших! — решил я несколько смягчить обстоятельства.
Ну не укладывалось у меня в голове, как можно отсоединить шлюпку от фрегата, когда там столько добра. Я не алчный человек, но бой прошёл — и у меня, допустим, шпаги уже нет. А так же у нас мало ружей! Я забрал шпагу у того офицера, что так и лежал на палубе русского корабля. На пулубе Фрегата, который никак не сдавался. Ведь русские фрегаты не сдаются!
Закончился бой и у левого борта. И фрегат наш набирал скорость. Несмотря на бой, штЮрман, именно так сейчас говорили, смог и ветер поймать, и корабль выровнять, поставить на курс.
— Они отстают! — ко мне подбежал Спиридов. — Их корабли не могут бить по нам, боятся по своим попасть. А еще… Им с якоря сняться надо, паруса поднять. У нас есть время! Вы ранены?
— Это пустяк. Но в главном вы правы — где доктор, нужно лечить людей!
— Дохтур — сие медикус? Так пользует он уже раненых!
Мичман Григорий Андреевич Спиридов фонтанировал эмоциями. Наверное, это не слишком подходяще качество, быть эмоциональным, для великого флотоводца. Но он еще молод, очень молод. Да и такой бой только что случился, победный для нас бой — как не порадоваться! Хотя это еще не конец.
Экипаж ликовал. Никто и не ждал, что выстоим. Мужчины радовались, и крики счастья заглушали стоны раненых.
А по погибшим и вовсе пока не горевали. Между тем, палуба была вся в крови, так что даже поскользнуться можно, и порой матросы падали, подымались и снова радовались, но уже измызганные в крови.
Я не радовался, а сразу же стал прояснять итоги боя, прежде всего для того отряда, который считал уже своим. Мы потеряли убитыми троих, это если с тем солдатом, которого сбросила в море наша же открепившаяся пушка.
Подсчитывал потери и других матросов, смотрел раненых и то, что к ним никто не подходит. И, думается, тут и мне стоит засучить рукава.
Глава 4
Глава 4
В уставах порядки писаны, а время и случаев нет, а посему не следует держаться устава яко слепой стены.— Петр I.