Русские поэты 20 века. Люди и судьбы
Шрифт:
Только поддержка верных читателей спасала поэта в долгие годы творческого молчания от голода и нищеты. Свое скудное пособие она в конце 1920-х годов делила на три части: «маме, Леве и себе». Сын долго жил с бабушкой (А.И. Гумилевой) в Бежецке. Но клеймо «члена семьи расстрелянного контрреволюционера» сопровождало и блокировало всю его дальнейшую судьбу.
Все близкие Ахматовой люди так или иначе пострадали от сталинского террора.
В 1921 году расстреляли Н.Гумилева. При этом «никто пальцем не шевельнул, и все произошло так быстро, что даже не успели повздыхать. Люди погибали тогда так легко и в таком количестве, что никто не успевал пролить слезу».
В октябре 1935
Это – в буквальном смысле – ударило по сердцу Ахматовой:
И вовсе я не пророчица,
Жизнь моя светла как ручей,
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей…
1930-е годы
Но трагедия России, ставшая и личной трагедией поэта, подняла ее голос до звучания набатного колокола. В 1935-1940 годах ею создана поэма «Реквием» – и скорбный плач, и памятник миллионам безвинных жертв бесовской власти. Это – творение великой плакальщицы, которая ничего не простит палачам и представит все происшедшее в его истинном обличье:
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград…
Именно в 1930-е годы Ахматова стала национальным поэтом России, хотя ее новых стихов тогда практически никто не знал.
В неслыханных и по-шекспировски невероятных страданиях она словно переродилась. Это уже не просто сила отречения, как в более ранних ее стихах, а мужество отказа от всеобщей, массовой лжи. Упрямо называя белое – белым, а черное – черным (в те годы, когда вся страна вслед за «великим вождем» твердила обратное), Ахматова своим подвигом неприятия лжи придала своей поэзии беспощадную мощь и эпохально-гуманистическое звучание. Она срывала со всего ложно-пристойные покровы и называла вещи своими именами.
Структурная основа ее мышления – анализ: она видит мир системно, в том числе – и зверино-убогий вертеп вождей:
…В Кремле не можно жить – Преображенец прав,
Здесь зверства дикого еще кишат микробы:
Бориса дикий страх, всех Иоаннов злобы,
И Самозванца спесь – взамен народных прав…
1940
Многие рукописи Ахматовой 1930-1940-х годов уничтожены автором или утеряны во время бесконечных переездов, арестов родных, ожидания обысков. Часть стихов она хранила весьма «креативным» образом – в памяти самых близких друзей…
По иронии судьбы и, возможно, по личному указанию Сталина в 1940 году издается сборник Ахматовой «Из шести книг» (Л., 1940. – 328 с. – 10.000 экз.).
Обстоятельства появления этого сборника во многом остаются апокрифичными: существует легенда, что «лучший друг советских писателей», увидев, как его дочь Светлана переписывает в тетрадь ахматовские стихи, просто решил сделать своей «Сетанке» оригинальный подарок…
Сборник искалечен свирепой цензурой. Сама Ахматова считала, что в него вошли только «ошметки» ее поэзии. Сурово написала об этой книге Марина Цветаева в 1940 году: «…прочла, перечла почти всю книгу Ахматовой, и – старо и слабо. Часто… совсем слабые концы , сходящие (и сводящие) на нет… Но что она делала с 1917 по 1940 г.? Внутри себя… Жаль».
Но издание сборника произвело фурор среди читательской публики: люди, желая купить книгу, ночами стояли в очередях
и в одночасье «смели» ее с прилавков. Интеллигенция как будто очнулась от грохота официальной пропаганды, и успех ахматовской книги многие объясняли просто стремлением сохранить в себе человечность…Вскоре, однако, сборник подвергается идеологическому разносу.
«Прошло всего полгода после выхода книги, как появление ее было признано ошибкой, книга была негласно изъята из продажи и библиотек… Анне Ахматовой более идет быть задушенной цензурой, чем преуспевающей», – констатировал также опальный тогда литератор Р.Иванов-Разумник. (15)
На имя секретаря ЦК ВКП(б) А.Жданова 15 сентября 1940 года поступил запрос-донос управляющего делами ЦК Д.Крупина, в котором, в частности, говорилось: «Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой и им посвящена ее «поэзия»: бог и «свободная любовь», а «художественные» образы для этого заимствуются из церковной литературы. Необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой».
А.Жданов приказал разобраться «с этим делом»: «Как этот ахматовский «блуд с молитвой во славу божию» мог появиться в свет?..». (16)
Говоря о том времени, Н.Мандельштам пишет: «…Пострадали люди и книга Ахматовой, которая пошла под нож. Из всего тиража, уже сложенного в пачки, уцелело несколько экземпляров, украденных рабочими. Можно считать, что книга вышла в количестве двадцати экземпляров. Мы живем в стране неслыханно больших и неслыханно малых тиражей». (17)
В данном случае – это преувеличение. Несмотря на то, что специальным постановлением ЦК ВКП(б) велено было «книгу стихов Ахматовой изъять», б'oльшая часть ее 10-тысячного тиража все-таки успела попасть в продажу и моментально разошлась…
Этот относительный «коммерческий успех» позволил Ахматовой несколько поправить материальное положение. Кроме того, ее даже приняли в Союз советских писателей (в чем в 1934 году – при образовании этого Союза – ей было отказано). Обретение некоего официального статуса (пусть и достаточно эфемерного), помимо прочего, поможет ей выжить в предстоявшей и неотвратимо надвигавшейся войне…
Многие ахматовские стихи военных лет – это тоже отражение и воплощение твердыни поэтического, гражданского и человеческого духа.
В конце сентября 1941 года Ахматова (вместе с рядом других литераторов и ученых) была на самолете эвакуирована из Ленинграда и вскоре оказалась в Ташкенте.
В эвакуации издается новый ее сборник – «Избранное» (Ташкент, 1943. – 116 с. – 10.000 экз.).
Живется ей при этом весьма нелегко: она долго болеет тифом, становится тяжелой, грузной женщиной. В одиночку никуда не выходит: еще с 1937 года страдает агорафобией (боязнь открытого пространства). В 1940 году ее перевели (по болезни сердца) с третьей группы инвалидности на вторую… Теперь уже, сочиняя стихи, она не бегала как олень, а лежала с тетрадкой в руках. Но «предпесенная тревога» – предвестник поэтического выброса – осталась при ней.
В это же время она спасает жизнь Н.Мандельштам, устроив ей вызов в Ташкент из южно-казахстанской глуши…
Обнадеживают и некоторые подвижки к лучшему в жизни сына Льва: в 1943 году – после окончания срока заключения в Норильсклаге – он был оставлен в Заполярье на положении ссыльного, а в конце 1944 года ушел добровольцем на фронт. До самой победы воевал зенитчиком, дошел до Берлина. Вернувшись в Ленинград, в 1946 году экстерном сдал на отлично экзамены за курс высшего образования, поступил в аспирантуру Института востоковедения, где подготовил, а затем (хоть и с немалыми трудностями) защитил кандидатскую диссертацию, став профессиональным историком-востоковедом…