Русские поэты второй половины XIX века

2

В это время за лучиноюС бесконечною кручиноюДремлет-спит жена Касьянова,Вспоминая мужа пьяного:«Пресвятая Богородица!Где злодей мой хороводится?»Бабе снится, что в веселом кабакеПьяный муж ее несется в трепаке,То прискочит, то согнется в три дуги,Истоптал свои смазные сапоги,И руками и плечами шевелит…А гармоника пилит, пилит, пилит.Продолжается видение:Вот приходят в заведениеГости, старые приказные,Отставные, безобразные,Красноносые алтынники,Всё Касьяны именинники.Пуще прежнего веселье и содом.Разгулялся, расплясался пьяный дом.Говорит Касьян, схватившись за бока:«А послушай ты, приказная строка,У меня бренчат за пазухой гроши:Награжу тебя… Пляши, пляши, пляши!»

3

Осерчало благородие;«Ах ты, хамово отродие!За такое поношениеНа тебя подам прошение.Накладу еще в потылицу!Целовальник, дай чернильницу!»Продолжается всё тот же вещий сон:Вот явился у чиновных у персонЛист бумаги с государственным орлом.Перед ним Касьян в испуге бьет челом,А обиженный куражится, кричитИ прошение строчит, строчит, строчит.«Просит… имя и фамилия…Надо мной чинил насилияНепотребные, свирепые,И гласил слова нелепые:Звал строкой, противно званию…Подлежит сие к поданию…»Крепко спит-храпит Касьянова жена.Видит баба, в вещий сон погружена,Что мужик ее хоть пьян, а не дурак,К двери пятится сторонкою, как рак,Не замеченный чиновником-врагом,И – опять к куме бегом, бегом, бегом.

4

У кумы же печка топится,И кума спешит, торопится.Чтобы трезвые и пьяныеКалачи ее румяныеПокупали, не торгуяся,На калачницу любуяся.Эко горе, эко горюшко, хоть плачь!Подгорел совсем у кумушки калач.Сам Касьян был в этом горе виноват:Он к куме своей явился невпопад,Он застал с дружком изменницу-куму,Потому что, потому что, потому…«Ах ты, кумушка-разлапушка,А зачем с тобой Потапушка?Всех людей считая братцами,Ты не справилась со святцами.Для Потапа, безобразника,Нынче вовсе нету праздника!»Молодецки засучивши рукава,Говорит Потап обидные слова:«Именинника поздравить мы не прочь,Ты куму мою напрасно не порочь!»А кума кричит: «Ударь его, ударь!Засвети ему фонарь, фонарь, фонарь!»

5

Темной тучей небо хмурится.Вся покрыта снегом улица;А на улице ВарваринскойСпит… мертвец, мужик камаринский,И, идя из храма Божия,Ухмыляются прохожие.Но нашелся наконец на них один,Добродетельный, почтенный господин, —На Касьяна сердобольно посмотрел:«Вишь, налопался до чертиков, пострел!»И потыкал нежно тросточкой его:«Да уж он совсем… того, того, того!»Два лица официальныеНа носилки погребальныеПоложили именинника.Из кармана два полтинникаВдруг со звоном покатилисяИ… сквозь землю провалилися.Засияло у хожалых «рожество»:Им понравилось такое колдовство,И с носилками идут они смелей,Будет им ужо на водку и елей;Марта первого придут они домой,Прогулявши ночь… с кумой, с кумой, с кумой.1867

Рекрутчина

У рекрутского присутствия собралось народу множество;Тут и молодость ученая, тут и темное убожество.Темнота, повесив голову, смотрит в землю мрачной тучею,И поет ей ветер песенку – вьюгой зимнею, трескучею:«Я спою вам, православные, веселее, чем гармоника!Вы служите верой-правдою, супостатов бейте с оника.Вы служите верой-правдою, и чрез десять лет, не менее,Отпроситесь у начальников заглянуть в свое селение.Ваши жены, бабы грешные, приготовят по подарочку.По ребенку годовалому, а не то и сразу парочку».1 апреля 1867

К моему стиху

Мой бедный неуклюжий стихПлохими рифмами наряжен,Ты, как овечка, слаб и тих,Но, слава Богу, не продажен.«Слова! Слова! Одни слова!» —О нет, зачем же мне не верить?Пусть ошибется голова,Но сердцу стыдно лицемерить.5 ноября 1870

Похороны

Хоронили его в полуночном часу,Зарывали его под березой в лесу,Бросив в землю его без молитв, без попа,Разошлась по домам равнодушно толпа.И о нем плакал только нахмуренный лес;На могилу смотрели лишь звезды с небес;Мертвеца воспевал лишь один соловей,Притаившись в кустах под навесом ветвей.Тот, кто пулей свинцовой себя погубил,Этот лес, это небо и звезды любил;Он лесного певца на свободу пустил,Потому что и сам о свободе грустил.<1876>

К России

К коленам твоим припадая,Страдаю я вместе с тобойИ жду той минуты, когда яУвижу тебя не рабой.И в рабстве ты чудно могуча,Не видя свободы лучей;Грозна ты, как темная туча,Для диких твоих палачей.Они всю тебя истерзали,Пронзили железом, свинцом,И руки и ноги связали,Покрыли терновым венцом…Надейся! Исчезнут тираны,Исчезнут коварство и ложь.Надейся! Ты вылечишь раны,Венец свой терновый сорвешь.Терпи же, моя дорогая,Покуда есть силы, терпи!Сверкай, огонечком мигаяВ широкой унылой степи!Потом огонек разгоритсяНа поле угрюмом, нагом, —И мрачная степь озаритсяДалеко, далеко кругом!1877

М. Н. Каткову

Живется тяжко на Руси,И плачем мы, склонясь над урной…В наш век тревожный, в век наш бурныйНас от урядников спасиХоть ты, жандарм литературный!6 апреля 1878

Нянины сказки

Вспомнил я нянины старые сказки,Мальчик пугливый, пугливее лани.Ждал я хорошей, спокойной развязкиЧудных рассказов заботливой няни.Я был доволен, когда от чудовищХрабрый Иван-королевич спасался;С ним я, искатель несметных сокровищ,В царство Кащея под землю спускался.Если встречался нам Змей шестиглавый,Меч-кладенец вынимал я, и в битву —Смело бросался, и бился со славой,После победы читая молитву.Бабы-яги волшебство и коварствоМы побеждали с улыбкою гневной,Мчались стрелой в тридесятое царство,Вслед за невестой, за Марьей-царевной.Годы прошли… Голова поседела…Жду я от жизни печальной развязки.Няня, которая так мне радела,Спит на кладбище, не кончивши сказки.Грустно могилу ее обнимаю,Землю сырую целую, рыдая.Сказки твои я теперь понимаю,Добрая няня, старуха седая!Я – не Иван-королевич, но многоВ жизни встречалось мне страшных чудовищ;Жил и живу безотрадно, убого,Нет для меня в этом мире сокровищ.Тянутся грустно и дни и недели;Жизнь представляется вечным мытарством.Жадные люди давно овладелиСлавной добычей – Кащеевым царством.Змей, как и прежде, летает по мируВ образе хитрого грешника Креза.Молятся люди ему, как кумиру,Золота просят, чуждаясь железа.Баба-яга (безысходное юре)В ступе развозит и холод и голод;В ступе ее я, предчувствую, вскореБуду раздавлен, разбит и размолот.Солнце, как факел, дымит, не блистая;В сумрак вечерний народы одеты…Марья-царевна, свобода святая,Зорюшка наша! Да где же ты? Где ты?13 сентября 1878

Спокойствие

Смотри на родник: как вода в нем свежа!Сначала журчит он, чуть видимый оком,Ударится в гору и, пенясь, дрожа,С горы упадает бурливым потоком.Кружится, волнуясь, и мчится вперед,И, старые камни поднявши, грохочет;В нем жизнь ни на миг не заснет, не замрет,О мертвом покое он думать не хочет.Теперь посмотри: от стоячей водыДыханием веет убийцы-злодея;Зеленая плесень покрыла пруды;Там гады клубятся, трясиной владея.О мысль человека, беги и спешиВперед и вперед, как поток без преграды!Покой – это гибель и смерть для души;Покою, забвенью – лишь мертвые рады.Но если, о мысль, утомившись в труде,Вперед не пойдешь ты дорогой прямою,Ты будешь подобна болотной воде,И гады покроют вселенную тьмою.2 июня 1879

Осень

Осень настала – печальная, темная,С мелким, как слезы, дождем;Мы же с тобой, ненаглядная, скромная,Лета и солнышка ждем.Это безумно: румяною зорькоюНе полюбуемся мы;Вскоре увидим, с усмешкою горькою,Бледное царство зимы.Вскоре снежок захрустит под обозами,Холодно будет, темно;Поле родное скуется морозами…Скоро ль растает оно?Жди и терпи! Утешайся надеждою,Будь упованьям верна:И под тяжелою снежной одеждоюВсходит зародыш зерна.8 августа 1881

Дуня

Нива, моя нива,

Нива золотая!..

Жадовская

1

Дуня, моя Дуня,Дуня дорогая!В жаркий день июняТы, изнемогая,Травушку косилаРучкой неленивой,Пела-голосилаНад родимой нивой:«Где дружок найдется,Чтоб мне слезы вытер?Горько здесь живется, —Я поеду в Питер.Люди там богаты,Здесь же – бедность, горе…Из родимой хатыУбегу я вскоре».…И рыдала Дуня,Дуня молодая,В жаркий день июняК ниве припадая.