Русский ад. Книга первая

Прелесть? Детектив!

Петраков внимательно смотрел на Чуприянова; он тяжело уставился на полную рюмку и думал о чем-то нерадостном.

– Вот он, 88-й год, – закончил Петраков. – И встали наши заводы намертво, Иван Михайлович, не мне вам говорить, особенно – в Центральной России. Все связи оборвались. Ну а в ответ… что? – Правильно, – как по команде повсюду возникают народные фронты. Люди же без работы! Куда они идут? На улицу! Только в одном Куйбышеве на митинг протеста собрались, помню, 70 тысяч граждан. Такого и в 17-м не было!

Чуприянов молчал…

Он и в самом деле не знал, что сказать.

Тикали на стене старые ходики, висели фотографии, тоже старые, а в окне истерически билась жирная муха.

На дворе – снег, а в окне – муха. Как это так?

– Словно… о какой-то другой стране говорите, – протянул наконец Чуприянов. – А мы тут… жили-жили, что-то замечали, что-то знали, не замечали, и все чего-то ждали, ждали…

– До полного развала страны оставалось тогда два года, – заключил Петраков.

– А Егор Тимурович, значит… и до нас… добрался? – вздохнул Чуприянов. – Да, у Москвы у вашей… длинные руки!

Ему хотелось поменять тему.

– Приватизационный чек – десять тысяч рублей! – откликнулся Петраков.

Теперь он приналег на картошку и был очень-очень доволен.

– Хороший человек, – хмыкнул Чуприянов. – А цифры откуда?

– Сдуру, Иван Михайлович, сдуру. Откуда же еще? Но ведь это не рубли. Не вполне рубли. Так просто слово использовали…

Они чокнулись и выпили. Каждый до дна.

– Как так? – не понял Чуприянов. – А что тогда этот чек, если не рубли, – можно спросить?

– Никто не ответит. Потому что никто не знает.

…Такой стол может быть, конечно, только в России! Все либо с огорода, с грядки, либо – из леса. Россия никогда не умрет от голода, главное богатство страны – это не нефть и газ, а лес, луга, озера, реки. И самое чудесное на русском столе – это, конечно, моченые яблоки. Только никто не знает, как их подавать: как десерт или как закуску!

– Рубль есть рубль, – вздохнул Чуприянов. – В России царей не было… и манифестов, а рубль уже был. Если это не рубль, значит, не пишите, москвичи… на вашем фантике, что это рубль. Чего ж людей дурить? Приватизационный талон… или… как?

– Ваучер, – засмеялся Петраков. – У Гайдара знакомый есть, Джефри Сакс. Проводил приватизацию в Польше. И в Боливии. Везде – с катастрофическими последствиями для экономики. Он и предложил назвать эту счастливую бумажку ваучером; словечко непонятное, но солидное…

Чуприянов опять разлил по «клюковке».

– Я давно понял, России надо бояться тех слов, которых она прежде не знала, Николай Яковлевич…

– Хорошо сказано, однако. Выпьем?

– Выпьем, – согласился Чуприянов.

Ваучеры – это Милтон Фридман, Иван Михайлович, чикагская школа: из страны социальной сделать – побыстрее – страну либеральную. Вот задача…

– Ваучер, надо же… – удивлялся Чуприянов. – Замечательные слова: «Не влезай, убьет!», на английский, как известно, не переводятся: не в силах англичане понять, о чем идет речь.

– Рыбу кидай, – повернулся Чуприянов к Катюхе. – И водку в уху, лучше полстакана, – да?..

По голосу ясно: начальник. Образ жизни – постоянно отдавать распоряжения!

– А водку-то зачем? – удивился Петраков.

Прежде он никогда не слышал, чтобы в уху лили водку.

– Полстакана на ведро, – улыбнулся Чуприянов. – Закон! А еще надо обязательно опустить березовую головешку. Чтоб наварчик дымком отдавал, иначе это не уха, а рыбный суп!..

Про головешку Петраков тоже слышал впервые.

– Вот так… рецепт…

Он засмеялся.

– Надо будет запомнить…

– Старославянский, Николай Яковлевич! От деда моего Доната Чуприянова, – разулыбался Иван Михайлович. В его улыбке промелькнула вдруг такая ясность, чистосердечность, и как-то сразу стало теплее. Да-да, искренний человек, без гнильцы.

– Там, в ведре, Николай Яковлевич, шесть литров родниковой воды, – продолжал Чуприянов. – Значит, нам надо шесть килограммов линя. Хариус пойдет нынче на второе… раздельное питание, короче говоря! Варим так: в марле опускается в ведерко рыбка и кипит, сердечная, пока у нее не побелеет глаз. Потом кулек убираем. – Да, Катюха? Чего молчишь? Рыбы в бульоне, тем более костей, не может быть; рыба подается отдельно от бульона, лучше всего – в специальной деревянной мисочке…

Раз тройная уха, значит, не обессудьте: три раза по шесть килограммов, марля за марлей… каждый кидок – минут на семь-десять, не больше, только в кульце должны быть ерши. Обязательно! Если уха тройная – значит, ерши. А они, заразы, подевались нынче куда-то, нет – и все тут, вот что тут сделаешь?..

Таких, как Чуприянов, директоров Бурбулис называл «красными директорами».

Красные – значит, совсем плохие.

Интересно: он, Бурбулис, был хоть раз на каком-нибудь заводе?

– Если на Западе вам заказывают отель, выдается специальный талончик – ваучер, – закончил Петраков.

Он ел не отрываясь, в обе щеки, не замечая крошек, падающих на тарелку изо рта.

– Черт его знает, – усмехнулся Чуприянов, – я в отелях не бывал. Только в гостиницах. Но я умею считать, грамотный!

Сколько людей у нас в России? – Чуприянов вытер ладонью рот и откинулся на спинку стула. – Мильенов сто пятьдесят, Николай Яковлевич? Умножаем на десять тысяч рублей. И что? Правительство, Ельцин этот считают, что вся собственность Российской Федерации – заводы, фабрики, комбинаты, железные дороги, порты, аэродромы, магазины, фабрики быта, все, что у России сейчас есть, осталось пока, все это стоит… сколько? – Чуприянов напряг лоб. – Полтора триллиона… Всего? Нынешних-то рублей? Е-ш-шьти… а они у вас в Москве считать-то умеют, эти министры? Один наш «Енисей», – Чуприянов мотнул головой, – вон там, на другом берегу… тянет на пару миллиардов, между прочим! А если с полигоном, где Петька Романов, Герой Соцтруда, свои ракеты взрывает, и поболе будет, я думаю…

Петраков поднял рюмку.

– Хочу выпить за…

– …и что, они… демократы московские… – в сердцах перебил его Чуприянов, – после такого вот жульничества думают власть в стране удержать? Если и придет им… вашим там… кто на смену, так только бандит, Кудияр-атаман, и править он будет по-бандитски, пока Господь в нем совесть не пробудит… если пробудит!

Слушайте, если они, наши новые министры, русские люди, то почему они по-русски не разговаривают? Какой еще, па хрен, ваучер? Да я в Ачинске сам народ на улицы выведу!